По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С.

После секундного раздумья поднимаю палец.

— За исключением, может быть, сомнительного фургончика с севиче. Поверь, я однажды попробовала его и жалела об этом целых сорок восемь часов. Так что, если бы ты пригласил меня в одно из таких заведений, то да, я была бы разочарована и не особо рада.

— Закончила?

— Ага.

— Отлично. А теперь наклонись и поцелуй меня.

Отстегиваю ремень безопасности и наклоняюсь над центральной консолью «Мустанга». Он приникает к моим губам в более нежном поцелуе, чем я ожидала, но я понимаю, почему, когда он шепчет:

— Прости, рыжая.

— Все нормально, — шепчу в ответ. — Я слышала, что бандюганы могут быть довольно склочными.

Он рычит, прежде чем снова поцеловать меня. Через мгновение он неохотно отрывает свои губы от моих.

— Пойдем, накормим тебя.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

БРОНСОН

Когда я придерживаю дверь, чтобы Джорджия вошла в закусочную, люди изо всех сил стараются не пялиться, но терпят неудачу. Я ненавижу это внимание, ненавижу, что оно обращено на мою женщину.

Хочу показать ей свой мир — людей, которые значат для меня больше всего. Ведь теперь она — одна из них.

Глаза Джорджии ищут Анхелу, и мне нравится, как она озаряется и машет старшей женщине. Видит Бог, она одна из моих любимых женщин и всегда будет.

Она подходит к нам, когда мы устраиваемся в дальней кабинке, откуда открывается хороший вид на закусочную. На ее голове повязан пестрый платок, скрывающий вьющиеся волосы.

Она наливает мне чашку кофе и лукаво подмигивает, прежде чем уточнить, хочет ли Джорджия кофе.

— Тебе нужна минутка, чтобы взглянуть на меню?

Очевидно, это адресовано Джорджии. Я каждый раз заказываю одно и то же. Тостада Кубана.

— Оо-о, я заказывала тостада кубана, когда впервые пришла сюда, — взволнованно говорит Джорджия. — Я бы хотела его, пожалуйста.

— Тогда две тостада кубана. — Анхела лучится улыбкой, прежде чем смотрит на мою женщину. — Бекон с очень хрустящей корочкой?

Рыжая ухмыляется.

— Да, пожалуйста.

— Поняла. — Затем она уходит, но не раньше, чем бросает на меня взгляд через плечо. Ее знающая улыбка, такая отрадная, практически кричит: «Ты поступил правильно с этой женщиной, mi amor».

— Итак. — Джорджия подпирает подбородок рукой и пристально смотрит на меня.

— Итак.

Ее ротик растягивается в широкой ухмылке.

— Как думаешь, когда мы достигнем той стадии, начнем подбирать одежду в тон друг другу? — зеленые глаза округляются. — О-о, а что насчет того, чтобы набить парные татушки?

Эта улыбка заразительна, но еще больше ее нахальство — это то, что почти заставляет меня дотянуться до нее, перетащить через стол и посадить к себе на колени — и хуй класть хотелось на то, что думают другие.

Делаю вид, что обдумываю вопросы.

— Пятнадцать лет, и через неделю.

Ротик рыжей складывается в удивленную «О», после чего она захлопывает его с медленным, восхищенным кивком.

— Отличный ход, Кортес. И впрямь отличный.

Мне едва удается сдержать улыбку, когда она наклоняется ко мне и шепчет:

— Поддайся искушению. Лицо не треснет, зуб даю.

— Неа. Тогда я не буду устрашающим для тех, кто важен.

Она некоторое время изучает меня, затем отводит глаза и проводит пальцем по ручке кофейной чашки.

— А что, если твоя улыбка важнее всего на свете для той, кому… недавно сказал, что она важна для тебя?

Рыжей словно удается проникнуть в грудную клетку и сжать мое сердце в своих ручках.

— Хочешь моей улыбки, рыжая? — мой голос звучит хрипло.

Зеленые глаза поднимаются на меня и задерживаются.

— Да. Хочу.

Опираюсь предплечьями на стол и наклоняюсь, понижая голос.

— Тогда должен признаться — я солгал. — Тревога проступает на ее чертах. — Я сказал, что мы сделаем одинаковые татуировки через неделю, но на самом деле я предполагал, что мы набьем наколки после завтрака, и у меня на заднице будет вытатуировано «Рыжая» печатными буквами.

На ее лице заигрывает улыбка, которой я еще не видел, и она откидывает голову назад, смеясь.

И тогда я одариваю ее своей улыбкой.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Мы засиживаемся, выпивая чашечку кофе — Бронсон переходит на воду, — и говорим обо всем и ни о чем. О мелочах. О серьезном, например, о бизнесе по производстве самогона, который сейчас на подъеме. То, что он рассказывает подробности об одной из своих нелегальных работ, значит для многое.

Это значит, что он доверяет мне… и что он понимает, что лучше, если я не буду посвящена во все детали его незаконных дел.

Вдруг странное ощущение, словно кончики пальцев колют булавкой, заставляет замереть, когда я тянусь за чашечкой. Как будто я испытываю смешанную энергию. Некоторую муторность.

Мой телефон вибрирует в сумочке, издавая громкий гул в кабине. Поворачиваю голову, чтобы взглянуть в сторону звука. В животе все обмякает, потому что я знаю ровно двух человек, которые пишут мне, и один из них сидит напротив меня.

Глаза Бронсона слегка сужаются.

— Ну же. — В его словах звучит намек на вызов. — Взгляни, от кого оно.

Нехотя достаю телефон и смотрю на сообщение, высветившееся на экране.

ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Меня нагрузили работой, и я хотел убедиться, что ты бережешь себя. В последнее время на улицах творится всякое сумасшествие.

Настораживаюсь от выбранных им слов, затем отмахиваюсь от мыслей. Он же полицейский, в конце концов. Полагаю, для него это норма — беспокоиться о безопасности людей.

Я: Я берегу себя, так не стоит беспокоиться.

ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Хорошо, рад этому.

ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Я о тебе только и думаю, и не мог не заметить, что ты не написала касательно второго свидания…

Вот же невезуха. Барабаню пальцами по столу, прокручивая в голове, что сказать дальше. Нужно поступить правильно.

Я должна опустить его.

Когда я поднимаю взгляд, мои глаза тут же встречаются с бронсоновскими. Он ничего не говорит, однако глядит на меня с настороженностью, закинув одну руку на спинку сиденья в кабинке. Тот факт, что он не выхватил телефон и не отправил сообщение, равнозначное тому, будто я описываю защитный круг вокруг себя, играет важную роль. Это подкрепляет мою решительность в дальнейшем действии.

Я: Могу я просто написать, что мне абсолютно не нравится, что приходится сообщать об этом, написывая эсэмэски? Хотя, одновременно чувствую облегчение, что так оно и происходит, ибо я трусиха и не поклонница споров.

Глубоко вдыхаю, прежде чем продолжить печатать:

Я: Я не выходила на связь, ведь с моей стороны это было бы не совсем корректно. Я увлечена кое-кем, а это нечестно по отношению к тебе.

Нажимаю «Отправить» с надеждой о том, что Уэйд не сочтет меня злой стервой. В мои намерения не входило водить мужчину за нос.

Когда телефон загорается от очередного сообщения: вместо того чтобы показывать свою неприятную сторону, он лишь больше вызывает симпатию.

ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Умора заключается в том, что ты мне еще больше нравишься из-за честности. Ценю это, Джорджия. Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

ОФИЦЕР УЭЙД ХЕНДЕРСОН: Отдыхай, красавица. Будь осторожна.

Благодаря ему, все прошло без затруднений. Боже, он такой славный.

— Ты увлечена кое-кем, да? — В голосе Бронсона сквозит неприкрытая мужская гордость.

Убираю телефон и бросаю на него осуждающий взгляд.

— Не забивай этим голову.

Уголок его губ подрагивает.

— Это непосильная просьба, рыжая. — Мужчина подается вперед. — Ведь, оказывается, я тоже увлекся кое-кем.

Моя душа наполняется теплом, и я поднимаю чашечку с кофе и делаю глоток, пытаясь скрыть нелепую улыбку, которая грозит растянуться на губах.