Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М.

— С шаманом. Разбираются, — коротко ответила лугару и снова замолчала, чтобы спустя минуту, медленно выговаривая, добавить: — Ищут ответы. Спрашивают у духов. О тьме, что лежит на тебе.

После слов лугару Мишель начало казаться, что она чувствует эту тьму в себе. Девушка обхватила плечи руками. Она только согрелась, и вот холод мерзкими насекомыми ползёт по коже, заставляя дрожать и ёжиться.

Пламя продолжало гаснуть, бликами играя на изрезанном морщинами лице женщины, путаясь в её толстой седой косе.

— Тебе больно. Ты страдаешь, — задумчиво произнесла она, не сводя с затухающего костра взгляда. — И он мучается вместе с тобой.

— Он?

— Этот мальчик. Он нашёл тебя, но понимает, что скоро потеряет.

— Потому что я невеста его брата, — с горечью отозвалась Мишель.

Но лугару её как будто и не услышала, по крайней мере, никак не отреагировала на слабый шёпот. Сидела, глубоко погружённая в свои мысли, и продолжала бормотать:

— Волки другие. Не такие, как вы. Чувствуют свою пару, и если уж находят — не отпускают. Отпустить или потерять для нас — значит лишиться половины своей души.

— Хотите сказать… я для Кейрана — что половинка души? — Мишель взволнованно выдохнула: — А он для меня…

— Ты и сама всё знаешь, девочка. Здесь. — Развернувшись, волчица приложила сухую морщинистую ладонь к её груди, слыша, как сердце под ней начинает биться быстрее. — И он знает. Но продолжает себя обманывать. Зачем — непонятно.

— Из-за своей семьи, — шёпотом ответила Мишель. — Ведь если я не выйду замуж за Галена…

Лугару не стала её слушать. Перебила, снова чему-то усмехнувшись:

— Глупые они. Все Донеганы. Не понимают, что они такие же, как ты.

— Как я? — недоумённо переспросила Мишель.

— Жертвы и слепцы.

— Мишель!

Девушка обернулась, не зная, то ли ей плакать, то ли смеяться. После слов лугару тянуло на слёзы, а при виде Кейрана вдруг захотелось улыбаться.

Наверное, всему виной дурацкое пойло, задурившее ей голову и перемешавшее все чувства.

— Тебе не следовало вставать. — Кейран приблизился и протянул ей руку. — Пойдём.

— Мне нужно домой, — снова заволновалась похищенная невеста. — Там родители, и Адану наверняка достанется. Лиззи не уснёт…

— Домой я отвезу тебя завтра, — проговорил Кейран мягким, но не терпящим возражений голосом. — Нам придётся задержаться здесь до утра.

Мишель послушно кивнула и обернулась, чтобы попрощаться:

— Доброй ночи. И… извините, — сказала, замявшись, уверенная, что заняла хижину этой пожилой женщины, и оттого вновь чувствовавшая себя неловко.

А может, от прикосновений Донегана. Она и правду дышать переставала, когда он до неё дотрагивался. Вот и сейчас задержала дыхание, следуя за тем, кто незаметно стал не просто частью её души — стал всей её душой.

— Кто эта женщина? — спросила Мишель, забираясь в хижину, узкий проход в которую закрывала выгоревшая на солнце рыжая с проплешинами шкура.

— Аяша. Местная юродивая.

Внутри и одному было не развернуться, а уж вдвоём и вовсе было тесно. Девушка опустилась на колени, мысленно кляня свою пышную юбку.

— Мне она не показалась сумасшедшей.

— Но таковой её считает всё племя, — хмыкнул Кейран и предложил: — Давай помогу расшнуровать корсет, пока ты в нём не задохнулась.

Поколебавшись с мгновение, Мишель всё же повернулась к Донегану спиной.

— Я бы и сама могла…

— Зачем сама, когда у тебя есть я? — пошутил он негромко, и Мишель уловила в его голосе лёгкую хрипотцу, какая появляется спросонья или от сильной усталости.

— Ты протрезвел, — заметила девушка, ёрзая на месте от волнения.

А не волноваться, когда он так близко, не получалось.

— После такой-то скачки, — фыркнул Донеган, присаживаясь рядом, и с иронией добавил: — А вот ты, малышка, продолжаешь хмелеть.

Даже не оборачиваясь, Мишель знала, что он улыбается.

— Я пыталась согреться! — фальшиво возмутилась она, пряча руки на груди. — И вообще, ты говорил, что лугару не принимают отказов.

— Это так, — согласился молодой человек, медленно, в полутьме, расстегивая крошечные крючки, протянувшиеся по всему корсажу. Следовало справиться сначала с ними, чтобы добраться до тугой шнуровки корсета.

Мишель честно пыталась расслабиться и снова ловила себя на мысли, что перестаёт дышать, когда он до неё дотрагивается.

— Получилось что-нибудь выяснить?

— Шиай, их жрец, молится духам, надеется получить от них ответы. Он выгнал меня, — весело признался Кейран. — Сказал, что я только путаюсь под ногами и отвлекаю его от общения с праотцами. И что лучше бы мне позаботиться о своей «бледнолицей спутнице».

Мишель хихикнула, а про себя отметила, что жрец правильно сделал, отправив Кейрана к ней.

— Что, если духи ему не ответят?

— Тогда отправлюсь к Тафари. Хотя если это он с тобой такое вытворяет, — голос молодого мужчины стал ледяным и жёстким, по крайней мере, у Мишель от него мороз побежал по коже, — ведь не признается же! Впрочем, завтрашней ночью, когда я к нему нагряну, уверен, он будет посговорчивей.

— Опять будешь… охотиться? — тихое, взволнованное.

К темноте, к которой постепенно привыкали глаза, прибавилось молчание: напряжённое, давящее. А потом на смену ему пришли горькие слова:

— Мне придётся, ангел.

Несколько глухих ударов сердца, и Мишель прикрыла глаза, чувствуя, вбирая в себя скользящие прикосновения горячих пальцев по шее и вниз, по оголённой спине. Ласкающие, неторопливые — несмотря на ночную прохладу, они протянулись по коже обжигающим пламенем, и, наверное, в тот момент она захмелела ещё сильнее. Иначе бы не дышала так часто, так рвано, и голова не кружилась бы… На этот раз так сладко.

— Кейран… — прошептала на выдохе, окончательно запутавшись в собственных чувствах и мыслях.

Руки молодого человека замерли на мгновение, опустившись на обнажённые плечи девушки. А стоило ей к нему обернуться, как Мишель почувствовала себя совершенно пьяной. От жадного поцелуя, от вкуса жёстких губ, завладевших её губами.

Короткий удар сердца, и лицо запылало под сильными ладонями Донегана. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что им следует остановиться, прекратить это безумство, но она тут же растворилась в жарких поцелуях, с каждой секундой всё дальше уводящих её из этого мира.

И Мишель сама потянулась к своему мужчине, обнимая, несмело лаская, зарываясь пальцами в короткие жёсткие волосы. Позволяя ему скользить губами по изгибу шеи, покрывать поцелуями плечи — алчными, быстрыми, нетерпеливыми — и снова возвращаться к её губам, сладким и таким манящим, о которых он так долго мечтал.

Грезил об этих мгновениях, когда она окажется в его руках и будет хмелеть от его прикосновений, позволяя себя целовать, ласкать, раздевать. И он будет сходить с ума от прерывистого дыхания своей девочки, вслушиваться в тихие робкие стоны всё нарастающего наслаждения и будет пить их, утоляя жажду, что с каждой секундой, проведённой вместе, становилась только сильнее.

Превращала его в ещё большего безумца, чем он был на самом деле.

Даже в темноте он видел соблазнительные очертания девичьего тела, напряжённо вздымающуюся грудь с затвердевшими сосками, обозначившимися над жёсткой линией корсета. Наслаждался ощущением гладкой нежной кожи под пальцами и понимал, что не остановится, сорвётся, уступит жажде.

А потом будет проклинать себя за эту слабость.

— Так нельзя, ангел. — Кейран резко отстранил от себя девушку, зажмурился на миг, пытаясь собрать остатки выдержки, которой в нём, кажется, уже не осталось, и добавил хрипло, тяжело дыша: — Нам нельзя.

Мишель облизнула горящие, сейчас, после поцелуев, невозможно чувствительные губы. Кивнула, неловко подтягивая к груди корсаж, и стыдливо опустила взгляд.

Эйфория постепенно отступала, и жалкая лачуга уже не казалась райской кущей, а жар в груди, от которого всего какое-то мгновение назад она пылала, превратился в кусок льда, острые края которого ранили её изнутри.