Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Я моргаю.

– Ч-что? – Это правда? – Откуда ты знаешь?

Он смотрит на меня.

Ясно.

– В его понимании ты стоишь между ним и спасением его семьи, – говорит Бун. – Конечно, он хочет помочь родне, но не только: в случае победы он сможет дать своей сестре и племяннику все. – Он указывает вниз. – Богатство, долгую жизнь, благословения… что угодно.

Вместо того чтобы раззадорить, его слова выпускают из меня воздух, как из проколотого шарика, и я будто слышу свист, с которым этот воздух медленно вытекает из меня. Я представляю Рафа и то, как тот смотрит на своего дядю.

– Другими словами… – тихо говорю я, выдвигая подбородок, – у него есть благородная цель, и он сделает что угодно, чтобы ее достигнуть.

Бун несколько долгих секунд таращится на меня, прежде чем развернуться на каблуках, пройтись по комнате, потом развернуться обратно. Он упирает руки в стройные бедра.

– Ладно. Я верну шлем. Я хорошо знаю, что с тобой лучше не спорить, когда ты так выдвигаешь подбородок.

Я чуть не убираю его обратно, но это важный вопрос.

– Хорошо.

В глазах Буна сверкает озорство, и я понимаю, что слегка запуталась. Что сейчас произошло?

– Давай хотя бы сперва опробуем эту штучку. Боги встречаются, чтобы обсудить нечто важное. Стоит подслушать.

Вот это типичный Бун. Прыжок разом, обеими ногами, без плана, просто с абсолютной уверенностью, что каждый раз все получится.

Я понимаю, что он видит мои сомнения, когда склоняет голову, пристально глядя на меня.

– Ты сама знаешь, что хочешь, Лайра-Лу-Ху.

Я закатываю глаза:

– Терпеть не могу это прозвище.

– Знаю. – Он усмехается. – Я его придумал, чтобы оно у тебя было.

Как я и думала.

– Но потом я понял, что оно совершенно прелестно тебя раздражает и обычно позволяет подергать пару твоих ниточек.

Я фыркаю:

– Сомневаюсь.

Но я тянусь к шлему и поднимаю его. Медный, с закрывающей нос пластиной, разделяющей прорези для глаз, он на удивление тяжелый.

– Но в этот раз отдаю тебе должное. Идем послушаем. Может быть, узнаем что-нибудь полезное.

Бун берет шлем из моих рук и надевает себе на голову. И тут же исчезает. Я тянусь вперед, нащупываю твердый, мускулистый живот, прикрытый рубашкой, и как только я касаюсь его, то тоже исчезаю.

Отдергиваю пальцы – и снова появляюсь.

– Ого. Как удобно.

– Но так труднее. – Его голос звучит близко. Очень близко.

– Что именно? – спрашиваю я.

Спустя биение сердца его губы прижимаются к моим. Это милый и целомудренный поцелуй. Я отшатываюсь с шокированным писком и все так же близко слышу низкий смешок.

– О боги, Бун, – ворчу я. – А это еще зачем?

– Я просто… хотел, чтобы это случилось. В знак благодарности за то, что ты меня любишь. – Его голос делается серьезным, и мне жаль, что я не вижу его лица. – Пусть даже это случилось между друзьями.

Прежде чем Аид назвал меня своей поборницей, подобная оговорка могла бы быть болезненной. Вместо этого я чувствую лишь… симпатию. Как будто Бун подарил мне нечто драгоценное.

Я улыбаюсь в ту сторону, где должно быть его лицо.

– Я знала, в кого втрескаться. Ты надежный парень, так?

– Ш-ш-ш… Мне надо поддерживать репутацию.

– Да-да. Идем уже.

Следует небольшая пауза, а потом Бун внезапно снова появляется со шлемом в руках, темные брови напряженно нахмурены.

– Еще одно, прежде чем мы пойдем. Ты знаешь, что говорят про вас с Аидом по всему Олимпу? Что вы любовники.

От этих слов в воздухе повисает напряжение.

Я сглатываю стон. Если бы боги видели, чем мы с Аидом занимались сегодня утром, они бы наверняка знали, что я не против этой идеи. А еще меня всю ночь мучила мысль о том, как я зашла в хижину Буна и подумала, что там Аид. Штука в том, что если оставить чувства к Буну в стороне, то хрен с ним, с будущим: я хочу бога смерти. Даже если это будет быстрая, взаимно удовлетворяющая схватка, я сохраню память об этом.

– И что?

– Боги и так против того, чтобы Аид стал царем богов. Как и смертные, если уж на то пошло. Ты даешь им еще больше причин для ненависти к себе. – Он вздыхает, когда я ничего не говорю. – В этих слухах есть какая-то правда?

Я закатываю глаза:

– Не твое дело.

– Значит, есть. – Он берет шлем под мышку. – Теперь, когда мы официально друзья, учти, что я не собираюсь сидеть на заднице и смотреть, как ты путаешься с богом смерти. У тебя нет с ним будущего, Лайра.

– Я это знаю.

Бун нежно поднимает пальцем мой подбородок, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть ему в глаза.

– Может быть, я лучше всех на свете понимаю твою подноготную, твое прошлое, твою суть и что тебе пришлось пережить. К чему ты вернешься, когда Тигель окончится.

К чему он это все?

– Я просто хочу сказать, что теперь, когда у тебя есть друг, может быть, тебе будет проще. У тебя есть будущее в Верхнем мире, к которому ты можешь стремиться.

Будущее, к которому можно стремиться. У меня были планы. Но, может быть, теперь я больше не одна.

Бун пытается поймать мой взгляд.

– Просто подумай об этом, ладно? – Он снова надевает шлем и пропадает. – Идем.

Он берет меня за руку – его большая и теплая ладонь накрывает мою, будто защищая, – и я тоже исчезаю.

Невидимость приносит странное ощущение свободы. Как будто я непобедима. Ничто и никто нас не видит, и это значит, что нам и навредить не могут.

Держа меня за руку, Бун безошибочно ведет нас меж домов – не к городу, но к другому краю, к самому последнему дому в ряду. Здание огромно – больше многих прочих, но в остальном совершенно непритязательное, квадратное и сделано из простого темно-серого камня. Резьба в виде двух скрещенных кузнечных молотов украшает верхнюю перемычку ворот во двор.

Бун сигналит мне тихим свистом: «Сюда».

Он тянет меня за дом, где мы поднимаемся по ступенькам, ведущим на ряд террас, пока не входим через заднюю дверь. Неудивительно, что здесь не ставят замки. Тут все на виду.

И опять-таки, кто посмеет ограбить бога или богиню?

Я едва не фыркаю от смеха. Бун, вот кто.

Видимо, он сюда уже ходил, раз так хорошо знает дорогу. Явно был занят, пока я бродила по дому и думала мрачные думы. Он ведет меня по комнатам, напоминающим горные хижины, а точнее, горные хижины богатых людей: много деревянных балок, серого гранита и огромной деревянной мебели.

В конце концов, это же дом Гефеста.

Бог кузнецов, металлургии, плотничества, ремесленников, мастеровых и огня всегда был одним из моих любимчиков. Наверное, потому, что я считаю его богом-аутсайдером, о котором остальные думают в последнюю очередь, – и, возможно, поэтому он такой тихий. Но благодаря ему у Зевса есть молния, у Гермеса – шлем и сандалии, у Ахилла была броня, а у Аполлона – солнечная колесница. Даже лук и стрелы Эрота – его творение.

Гефест талантлив.

А еще храбр. Есть много объяснений, почему ноги Гефеста вывернуты задом наперед, придавая богу отличительную походку. Но я всегда верила, а сейчас, увидев его лично, верю еще больше, что ребенком он защищал мать (кто-то говорит – Геру, другие – нет, но явно одну из богинь) от непрошеных ухаживаний Зевса. Зевс сбросил ребенка с Олимпа. Гефест падал целый день, прежде чем удариться оземь – так сильно, что это чуть его не убило. Бессмертие спасло его, но быстрое божественное исцеление случайно произошло слишком быстро, и его ноги исцелились задом наперед.

Еще один свист. Сигнал «все тихо».

Я сжимаю руку Буна, сообщая, что поняла.

Бун ведет нас в дверь, которая выходит на лестничную площадку, а потом мы ступаем как можно тише, крадясь по балкону, идущему вдоль всей стены дома. Свет струится в ночь из нескольких высоких окон.

Мы мало-помалу продвигаемся вперед, пока не доходим до первого окна. Заглянув в него, мы видим четырех даймонов, стоящих по углам комнаты, и тринадцать богов и богинь, даже Афродиту с припухшими глазами, сидящих за массивным, идеально круглым куском камня, служащим столом для совещаний. Никаких шансов сесть во главе.