Свет и Тень (СИ) - "ASTORIS"

Вот теперь она, похоже, действительно везде опоздала.

*

С его отъезда из Чеговиц дождь не прекращался ни на щепку. Альк вымок до нитки, едва не загнал нетопыря, но остановиться так себе и не позволил, преодолев двухдневный перегон за сутки.

Что Дамира умерла, он почувствовал уже давно, и с горечью отметил, что ему практически всё равно. Не более чем чисто человеческая жалость слабо шевельнулась в его душе, тут же сменившись новым предчувствием, таким тяжёлым, что даже смерть маленького сына, которого он не то что не видел, а даже не знал о его скором появлении, отошла на второй план. Что толку рвать себе сердце, назад не повернёшь. А вот не явиться на похороны – это было бы бесчестьем с его стороны. Да и не в этом было дело, а в том самом предчувствии огромной беды. Похороны, безусловно, вещь ужасная. Но то, что должно было последовать за ними было ещё ужаснее, и это он осознал по дороге. Теперь нужно было торопиться в замок, и не только из-за похорон.

Он должен был повидаться с родными и понять, кому из них грозит смерть. А смерть в самом деле грозила, и, похоже даже не одному человеку, а как минимум двоим. Что к чему, он пока не понимал, нужно было быть ближе, и он торопился.

К вечеру следующего дня, вымокший, усталый, замёрзший Альк ступил, наконец, под родной кров. И сразу понял, что случится, когда и с кем.

Выслушав соболезнования от родных и посмотрев на покойных супругу и сына, уже умытых и уложенных в гробы, уточнив детали похорон и отдав слугам некоторые распоряжения, Альк поспешил отыскать своего старшего брата Эдгарда.

Надо сказать, за прошедшие десять лет, с тех пор, как Альк вернулся домой живым и здоровым, братья почти не общались. Да и раньше, ещё до побега Алька из дома, они не были особенно близки, что и немудрено было при такой большой разнице в возрасте: Эдгард был на десять лет старше Алька, в детстве сильно задирал нос, не желая водиться с “мелким”, а потом и детство прошло. Эдгард женился и уехал в восточную часть страны. Альк на следующий же год сбежал из дома. Когда наступила взрослая жизнь, общаться оказалось незачем и не о чем.

И тем не менее, а может быть, как раз поэтому, Эдгард был единственным из семьи, кто не простил Альку его уход в Пристань.

Многие, впрочем, подозревали, что Эдгард в тайне завидует младшему брату: и дар у него, и родители его больше всех любят, и родовой замок тоже почему-то полагается Альку после смерти родителей (завещание отца Эдгард видел своими глазами). Альк всё это тоже знал, и ему это льстило. Однако вслух ничего подобного никогда не говорилось, никто ни с кем не ссорился, и теперь, чувствуя большую, несоизмеримую с такими мелочами жизни беду, Альк решил в кои веки раз наступить на горло своей гордыне, благо, повод был достойный.

Итак, Эдгарда Альк нашёл в кабинете отца: он беседовал с отцом, сидя у камина. Отец и брат поприветствовали Алька, тоже выразили соболезнования, и путник отметил: плевать они оба хотели и на Дамиру, и на ребёнка. Никому несчастная девушка здесь была не нужна, ни живая, ни мёртвая. И если ни мама, ни сестра никоим образом не выражали этого, стараясь быть милыми и дружелюбными, то отец невестку вообще не замечал. Хотя внучку полюбил. (Интересно, что бы он сказал, если бы узнал о ней правду?) Эдгард же попросту ни разу в глаза не видел жену брата.

Альк вдруг подумал: а что за жизнь была у его покойной жены? Она жила в огромном замке, где кроме дочки у неё не было ни одного родного человека, целыми днями умирала от безделья. Как будто в клетке золотой... И столько лет! Она была тихой и кроткой, никогда ни с кем не спорила и ничего не просила. Не предъявляла ему, своему мужу, никаких претензий и не ждала его ласки. Радовалась, когда приезжал и молча плакала, провожая. Она даже по имени его по началу назвать не могла – величала господином, пока он в довольно жесткой форме её не окоротил. Лишь однажды она очень настойчиво просила его поехать к её сестре, но это было продиктовано страхом предстоящих родов. Всё остальное время Альк её почти не слышал. В постель с ней он лёг всего несколько раз за почти семь лет так называемой совместной жизни...

От такой “жизни” повеситься можно, подумал Альк. И это он ей такое устроил! Именно за это Хольга и покарала – не дала детей.

Он горько усмехнулся. Богиня покарала его, а плохо снова было Дамире. Конечно, она всегда могла уйти, но ведь Альк прекрасно знал, что она этого не сделает, а выгнать было стыдно.

И теперь было стыдно. Но эти угрызения совести обещали остаться уже до конца жизни.

– Выпьешь? – спросил Алька отец, беря со стола бутылку.

– Благодарю, не надо, мало ли, что ты нальёшь? Мне сейчас не до сна, – как обычно, съязвил Альк.

– Ты опять? – возмутился отец, – Я уже извинился сто раз!

– Лучше бы один раз не делал, то, за что пришлось бы извиняться... Ладно, наливай, – разрешил Альк, присаживаясь в свободное кресло поближе к огню.

– Ты хоть бы переоделся, что ли, – проговорил господин Хаскиль, покосившись на сына.

– И так сойдёт, – махнул рукой тот.

– Ещё заболеешь, как тогда.

– Надо же, какой заботливый! – Альк усмехнулся и добавил. – Ничего со мной не будет, мне сейчас не до этого. Эдгард, я вообще-то, с тобой хотел поговорить.

Брат удивлённо поднял брови.

– О чём? – спросил он с неподдельным интересом.

Раньше они больше положенного не общались.

– О той грамоте, что ты получил на днях и о том, куда ты направляешься. Я прошу тебя туда не ездить, – жёстко произнес Альк.

Отец лишь вздохнул. Он уже всё знал; об этом они со старшим сыном и говорили.

– Это почему ещё? – надменно спросил брат, до того похожий на Алька, словно они были близнецами.

– Потому что тебя убьют на Северном побережье. И тебя, и твоего сына.

Эдгард хмыкнул.

– Так на то и война, чтобы ходить под смертью. Тем более речи о ней пока нет. Просто готовность войск.

Альк на миг остекленил взгляд.

– Война точно будет. И начнется она именно там. На твою долю этой первой волны вполне хватит, – произнёс он, глядя брату в глаза, – Ты погибнешь, если поедешь. Девять из десяти.

– Много ты понимаешь, – фыркнул брат, – Не верю я в твои предсказания и во всю вашу хрень! – изрёк он, – Придумали ерунду какую-то и балдеют от неё! Ещё и деньги с людей стригут! Моя бы воля, позакрывал бы ваши Пристани к Сашию.

Понимая, что не добьётся ничего, Альк обратился к отцу:

– Запрети ему! – он показал на брата рукой, и тот расхохотался.

– Вам запретишь... – вздохнул отец, – Запретил уже раз... До сих пор расхлёбываю, – с горечью сказал он. – Нет уж, теперь сами думайте и разбирайтесь.

– Его убьют, отец! – заорал Альк, – И в этом буду виноват я!

– Ты и не только в этом виноват, – устало произнёс брат, откинувшись в кресле, – Ты как сбежал в свою Пристань, так у всей семьи до сих пор одни несчастья. Так что одной бедой больше, одной меньше – какая разница? Да и на каком основании я могу не явиться на сбор войск? Это ты у нас вольный наёмник, а я военнообязанный, тут без вариантов.

– Давай я тебе руку сломаю! – зло бросил Альк.

– Попробуй! – Эдгард поднялся, встал напротив Алька.

– Запросто! – сверкнул глазами Альк, тоже поднявшись из своего кресла.

– А ну, прекратите! Не хватало мне здесь ещё ваших разборок! – окоротил их отец, – В доме двое покойных, имейте уважение!

Братья ещё немного посмотрели друг на друга – с ненавистью, с невысказанной злостью, с обидой или чувством превосходства, а потом Эдгард резко развернулся и направился к выходу.

– Хотя бы сына с собой не бери! – безнадёжно крикнул Альк ему вслед.

– Пошёл к Сашию, – буркнул брат и исчез за дверью.

Альк вздохнул и сел обратно в кресло, чувствуя себя выжатым до капли. Он заранее точно знал, что брат его не послушает. Как и тогда, когда просил деда о помощи...

И что теперь делать? Племянника уговаривать нет смысла, он подчинится отцу. Остаётся лишь безучастно смотреть, как оба они погибнут...