Пылающий мир (ЛП) - Марион Айзек

* * *

–Р, - говорит Джули.

Мои глаза уже открыты, но я моргаю, возвращаясь в настоящее.

–Ты в порядке?

Стандартный вопрос, который часто задают незнакомцы. Я отвечаю так, как он этого заслуживает: пожимаю плечами и киваю.

–Ты же знаешь, что это не твоя вина, - говорит она, и мне нужно время, чтобы понять, что она говорит о недавней бойне, а не о тёмном пути, развернувшемся в

моих воспоминаниях.

Это не твоя вина, - повторяет она. - Ты поступил так, как считал правильным, в соответствии со знаниями, которые имел на тот момент. Это всё, что можно было сделать.

Она не в моей голове, и мне становится тревожно оттого, насколько мне полегчало. Было время, когда я не хотел ничего сильнее, чем пригласить её туда, чтобы она узнала мои мысли, узнала меня. Когда я отменил это приглашение? Мне бы хотелось, чтобы она отпустила грехи негодяю из моего подвала, но она с ним даже не встречалась.

–Мы по-прежнему летим с Исландию? - спрашиваю я.

Мы сидим на полу в хвосте самолёта и наблюдаем за её матерью, грызущей мясо на своих пальцах. Джули сдалась и больше её не останавливает.

–Р, - говорит она, бросая на меня страдальческий взгляд. - Ты понимаешь, что я должна была это сделать?

–Ты понимаешь, что мы не можем её спасти?

Не похоже, что это мои слова. Кажется, это его. Ожесточенного юноши, который дуется в своей камере, шепчет проклятия через решётку. Он зовёт своего двойника, девушку в подвале Джули? Сиротку, покрытую шрамами, которая плачет во сне и убивает, не моргая, которая убеждена, что недостойна любви?

Мы строили дом. Он должен был стать прекрасным. Как мы могли позволить им запереть нас?

–Да, - отвечает Джули на мой холодный вопрос, и меня задевает отсутствие гнева. Вместо того, чтобы взорваться, она сжимается вовнутрь, стискивает колени и смотрит в пол. - Я понимаю.

Я хочу притянуть её к себе, растопить стену простым тёплым жестом, но мерзавец тянет меня назад. «Ты ранишь её. А она ранит тебя, - шепчет он. - Опасно».

Нора выходит из-за занавески и садится рядом со мной. Мы втроём смотрим на Одри, которая исподлобья оглядывает салон мутными встревоженными глазами.

–Прости, Р, - говорит Нора. Я киваю.

–Они были слишком далеко. Я киваю.

–Когда работаешь медсестрой, то узнаёшь одну важную вещь: нужно отпускать тех, кто ушёл, ради спасения тех, кто ещё здесь.

Джули зарывается подбородком в колени. У неё мокрые глаза. М прислоняется к дверному проёму, не желая навязываться.

–Мы не всех убили, - выдаёт он, пожимая плечами.

Ага, - весело подхватывает Нора. - Может, несколько десятков, но их были сотни, - она пихает меня локтем. - Ты спас сотни людей, Р.

Я могу ответить только ещё одним кивком. Друзья понятия не имеют, какие сражения идут внутри нас. Они не слышат нашего молчаливого крика.

М вздыхает и входит внутрь. Садится рядом с Норой, оставляя между ними несколько вежливых сантиметров. Эйбрам появляется в дверях следом за ним, и останавливается, наблюдая сцену: в середине комнаты сидит мёртвая женщина, а наша четвёрка сидит напротив неё в ряд. Но у него нет едких комментариев по этому поводу. У него равнодушное выражение лица.

–Мы направляемся на юг, - говорит он. - Просто хотел, чтобы ты знала, и не стала стрелять в меня, когда увидишь океан.

Мы смотрим за реакцией Джули, но, кажется, она не слушает.

–Исландия не на юге, - говорит Нора.

Мы не можем лететь через Нью-Йорк. У Аксиомы охрана по всему штату. Нужно облететь вокруг.

–Это большой круг. У нас хватит топлива?

–Я пролечу так близко к Лонг-Айленду, как смогу, потом поверну на юг к Бостону и...

–Валяй, - бубнит Джули себе в колени. - Делай, что нужно, только увези нас с этого ненормального континента.

Эйбрам кивает. Джули замечает, что мы все смотрим на неё, и выпрямляется, упираясь затылком в окно.

–Может, когда-нибудь мы сможем вернуться вместе с исландской армией и спасти всех. Эллу. Дэвида и Мари... Даже Эвана, если хочешь, Нора. Но сейчас... как ты говорила, да? - её голос — это вымученных вздох, пронзённый горечью. - Отпустим тех, кто уходит.

Я чувствую, что все вокруг в смятении, но сейчас трудно спорить. Мы путешествовали по стране и в каждом углу находили смерть. Мы искали отряд сопротивления, а нашли рабов. У нас были грандиозные планы, но их было не с кем разделить, потому что мир заткнул уши, завернулся в одеяло радиомолчания и приказал всем спрятаться в бомбоубежищах и ждать в темноте прихода смерти.

Итак, кажется, мы скажем «прощай» нашей стране. Нашему континенту. Всему

и всем, кого мы знали. Мы позволим своим городам сгореть в фанатизме и утонуть под гнётом. Оставим наши недостроенные дома крысам и дождю. Скинем свои воспоминания в кучу, сложим на обширную баржу земли, и будем наблюдать, как она тонет.

Пока я сижу и размышляю, мои мысли прерывает незнакомый голос.

–Нью, - говорит Одри.

Джули вскакивает на ноги. Она прислоняется к стене, и её глаза становятся такими большими, как только возможно. Мать смотрит на неё. Не просто позволяя своему стеклянному взгляду скользить сквозь Джули, а по-настоящему на неё глядя.

–Что? - дрожащим шёпотом спрашивает Джули.

–Н-нью... И-йорк. Джули смаргивает слезу.

–Мама?

Одри осматривает салон. Она ненадолго встречается взглядом с каждым из нас.

Затем опадает и смотрит в пол, тихо хрипя.

–Одри? - Джули падает на колени перед матерью, сопротивляясь желанию коснуться её и сжав вместо этого воздух в кулаке. - Одри Арнольдсдоттир? - она рискует быстро погладить холодную материнскую щеку и улыбается сквозь слёзы. - Ты... ты вспомнила меня, мама? Свою дочку? Джули?

Одри издаёт низкий стон и продолжает разглядывать ковёр.

–Это не случается так быстро, - ворчит М.

Джули смотрит на него, инстинктивно вспыхивая гневом, но он продолжает.

–Сначала вспоминается всякая мелочь. Места. Предметы. Проходит много времени, пока мы не вспоминаем...людей.

–Но... это она, правда? - спрашивает Джули. - Она вспомнила, где она жила? М пожимает плечами.

–Первое, что я вспомнил... манная каша. Потом... квартиру в Сиэттле, -Джули улыбается М впервые после пропитанного кровью дня, когда они встретились.

–Это подражание, - говорит Эйбрам. У него скрещены руки и в общем поза скептична, но его выдают слегка расширившиеся глаза. - Я сказал: «Нью-Йорк», и она повторила следом. Иногда они так делают.

–Брук...лин, - вздыхает Одри, глядя в пол. Эйбрам таращит глаза ещё больше.

–Мам, - Джули отрицательно качает головой, не веря в происходящее. - Мам,

ты здесь? Ты помнишь? - она наклоняется ближе и хватает Одри за плечи, пытаясь установить зрительный контакт. - Ты встретила папу в самолёте. Джона Гриджо. Ты влюбилась. Вы переехали в Бруклин. Ты исполняла свои стихи на концертах его группы, работала в библиотеке и подписывалась на любое выступление, которое могла найти.

–Полегче, - выдыхает М. - Слишком много для одного раза... нехорошо.

Кажется, Джули не видит никого, кроме женщины напротив. Она поймала взгляд Одри и наклонила голову, чтобы не потерять его, хотя Одри пытается спрятаться от её глаз.

–Мама, когда я у тебя появилась, ты была молодой. Вы с папой знали, что ты не готова к этому, ведь вы были просто молодой творческой парой, жили в студии в заброшенном уголке Нью-Йорка, и вы несколько недель спорили по этому поводу.

Папа говорил, что неправильно тащить ребёнка в испорченный мир, а ты говорила, что неправильно не тащить. Ты сказала, что ребёнок, которого ты родишь, будет именно тем, что нужно этому испорченному миру.