Дракон с отрезанными крыльями (СИ) - Эн Вера

— Место мы неправильное выбрали, — с разочарованием заметил Вилхе. — Возле самой казармы. Там народу полно.

— Уж где застали, — отозвался Хедин. — Не ультиматум же ему писать с местом встречи в уединенном месте.

— Этому трусу пиши, не пиши, — буркнул Вилхе. — Прислал бы вместо себя отряд тараканов своих…

— Почему тараканов? — удивился Тила, немного растерявшись от подобного единодушия сына и его бывшего злейшего врага. Вилхе и Хедин переглянулись и расхохотались.

— Да потому что, стоило тебе появиться, они разбежались по разным углам — ну одно что тараканы, — пояснил сквозь смех Хедин.

— А у Годда усы… усы рыжие, — вторил ему Вилхе. — Самый главный таракан!..

Тила фыркнул, махнул на покатывающихся от хохота ребят рукой и отправился к Эйнарду. Теперь все зависело только от него.

* * *

Айлин никак не менее получаса просто стояла посреди камеры, не веря в то, что произошло. Когда Кён со свойственной ему ироничной наглостью предложил ей написать чистосердечное признание, Айлин искренне поинтересовалась, не подействовало ли слабительное и на его мозг тоже, потому что никак иначе она не могла объяснить его заявление. Однако оказалось, что Кён явился вовсе не с желанием поупражняться в остроумии или быть повторно униженным. Он бросил на прилавок несколько доносов, где Айлин обвинялась в проблемах с животами у купивших ее выпечку граждан.

— На основании чего, — мерзко улыбнулся Кён, — я имею все полномочия обыскать твою лавчонку.

Айлин, уверенная в собственной непогрешимости, дала позволение проверить свои припасы. И тем самым подписала себе приговор.

Неприятного вида дружинник с не менее неприятного вида рыжими усами выгреб из одного туеска пахнущий миндалем порошок. Кён демонстративно понюхал его, растер между пальцами и поинтересовалась, где это Айлин набрала столько цианистого калия.

— Тут минимум на два пожизненных потянет, — сообщил он. — И то, если все твои родственники свое имущество в качестве выкупа уплатят.

— Закатай губу обратно, — фыркнула Айлин. — И слюной не подавись, а то Энда его знает, где в следующий раз прохудится.

Кён побледнел и, не пускаясь в дальнейшие разговоры, приказал взять Айлин под стражу и доставить ее в тюрьму.

— Завтра суд! — ухмыльнулся он, собственноручно запирая камеру. — Так что вряд ли кто-то успеет найти доказательства твоей невиновности.

— О себе позаботься, — огрызнулась Айлин. — А я в своих родных уверена!

— И на них найдется управа, — пообещал Кён, — дай только срок.

— Боюсь, для тебя он уже вышел, — сбравировала Айлин и распрямила плечи. Однако, едва ключ в замке повернулся, уверенности у нее резко поубавилось. Ну в самом деле, что мог отец? Пригрозить Кёну отказом в лечении? Так тот, может, и не заболеет никогда. Мама, конечно, вцепится обидчику дочери в золотые кудри, а потом окажется в соседней камере. Дядя Лил с тетей Арианой, вероятно, что-нибудь и придумали бы, но одной ночи для осуществления своих идей им явно не хватит, а после оглашения приговора махать кулаками будет слишком поздно. Дядя Тила мог бы собственной властью отложить суд до проведения полного расследования, но он уехал, и неизвестно, когда вернется в Армелон. А Дарре…

Ох, нет, только не он! Айлин могла лишь молиться, чтобы до него не дошли слухи о ее аресте, хотя бы пока Кён до дома не доберется. Он же явно всю эту аферу задумал не только для того, чтобы Айлин и ее отцу за насмешки отплатить, но и чтобы Дарре спровоцировать на нападение, а потом с полным правом поставить его под несущие смерть камни. И вряд ли за Дарре, в отличие от дяди Лила когда-то, вступится сразу весь город. Как минимум, за казнь будут те, кто написал сегодня доносы. А значит…

В замке повернулся ключ, и Айлин замерла, не зная, что и думать. Испугаться как следует она еще не успела: наверное, паника нагрянет ночью, когда вылезут самые потаенные страхи и будут терзать ее в полном одиночестве, вынуждая сомневаться в любимых людях и божьей милости, и представлять, каким будет завтрашний день, что она увидит в глазах армелонцев и чем закончится суд, но сейчас…

Сердце стукнуло и остановилось: на пороге ее камеры показался Дарре. Айлин ахнула и бросилась к нему, на ходу сочиняя все те ужасы, что могли стать причиной его заключения, и боясь услышать от него подтверждение собственным мыслям. Но Дарре только раскрыл объятия и крепко прижал ее к себе, согревая своим теплом и словно ограждая от любых неприятностей.

— Прости, я… — пробормотал он, едва только дверь обратно захлопнулась. — Не успел с Кёном рассчитаться. Сразу сюда кинулся, а тут…

— Слава Ойре! — освобожденно выдохнула Айлин, чувствуя, как гора свалилась с плеч. И тут же схватила его за рубашку, встряхнула с силой, заставила посмотреть в глаза: — Скажи мне, что ты ни до кого не дотронулся! Что у Кёна нет повода отдать тебя под суд!

Дарре скрипнул зубами.

— День, когда я смогу пообщаться с ним как мужчина, а не как грязь под ногами, будет счастливейшим в моей жизни, — пробормотал он.

Айлин отодвинулась, неприятно пораженная этими словами.

— Правда? — с холодным разочарованием спросила она. — А я думала, что нужна тебе, не только чтобы избавиться от драконьей ипостаси. И надеялась, что счастливейшим будет день нашей свадьбы.

Дарре понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что он сказал и как это выглядело со стороны.

— Айлин! — подался он к ней, но она отскочила в сторону.

— Скажешь, что защитить меня хочешь? — с неожиданным даже для самой себя гневом спросила она. — Так вот, я не нуждаюсь в такой защите, Дарре! В моем окружении достаточно мужчин, которые могут решить проблему силой!

Он отступил. Побледнел и сжал кулаки.

— Тогда на кой ляд тебе я, Айлин? — так спокойно, что враз захотелось удавиться, спросил он. — Один дядя для тебя драконов спасает, второй из неприятностей вытаскивает. Отец неугодных женихов отваживает, кузены — мелкие обиды отводят. А я даже драконом оборотиться не могу, чтобы тюрьму эту к эндовой бабушке разнести, потому что не уверен, что не захочу потом по всему Армелону пройтись. И добро, если пристрелят просто: хоть от вашей вечной жалости избавлюсь. А зайдутся человеколюбием…

— Дарре!.. — Айлин стиснула руки на груди, с трудом веря тому, что слышит, но уже понимая, какую только что обиду нанесла любимому человеку. Тут даже «урод и дикарь» рядом не стояли. Но ведь не примет оправданий. Гордый, как и подобает дракону. — Ты ведешь себя, как ребенок! Честное слово, только птенец неоперившийся будет в любом человеческом порыве искать оскорбление для себя. Тебе почему никогда в голову не приходит, что я не смогу без тебя жить? Что, если понадобится, я… Да я к кому угодно за помощью обращусь, лишь бы тебя опасности не подвергать! Я эгоистка, да, но я навсегда усвоила, каково без тебя. И теперь…

— Теперь будешь до конца дней меня опекать? — устало вздохнул Дарре и прислонился зудящей, простреливающей, несмотря на зажившие рубцы, спиной к холодной стене. Слова Айлин о том, насколько она в нем нуждалась, наверное, должны были принести облегчение. Но меньше всего на свете он желал бы от нее жертвы, даже вызванной самыми сильными чувствами. — Айлин, я всегда понимал, что ты достойна гораздо большего, чем изуродованный получеловек. Но мне не хватило мужества вовремя отступить, пока еще наши отношения не зашли слишком далеко. Я… Энда все подери! — он вдруг схватил ее за плечи и заглянул в глаза. — Если любишь, если нужен… Позволь мне не чувствовать себя ущербным! Позволь заботиться о тебе и защищать тебя, как подобает настоящему мужчине!

Айлин всхлипнула от затопившей грудь нежности и обхватила Дарре за шею.

— Ты только это и делаешь: разве сам не видишь? — прошептала она. — Дарре, пожалуйста, не надо мне ничего доказывать! Если бы я только могла избавить тебя от этой необходимости… Я… Ойра милосердная, ты не представляешь, как мне хорошо с тобой! Пожалуйста, пожалуйста, не надо!..

Дарре сомкнул объятия, не в силах ей противиться. Поняла ли Айлин его? Хуже нет унижения, чем невозможность проучить Кёна за те обиды, что он наносил любимой. Дарре научился отвечать на его оскорбления, но руки требовали своей мести, и останавливало только понимание того, что он подведет свою рыжую девчонку, которая так рассчитывала на его выдержку.