Танец для двоих - Романовская Ольга

— Свечой придется пожертвовать, — предупредил проректор и, обернувшись, в сомнении спросил: — Ты как, высидишь? Мне держать нельзя.

— Понимаю, — кивнула Тарья и постаралась расправить плечи. — Некромант с занятыми руками — труп.

— Хорошо учат в Реале, моим бы оболтусам это вбить! — пробурчал лорд Шалл и скинул свитер. Вслед за ним полетела рубашка и плюхнулась на колени опешившей оборотницы. — Подержи, пожалуйста, чтобы круга не касались. И сама отодвинься подальше. Знаю, тяжело, но потерпи, я сразу подчинение наложу.

— Не надо, — Тарья упорно изучала подоконник, хотя хотелось пробежаться глазами по обнаженному животу. Вот уж соблазн! И так близко. — Она моя бабушка.

— Прежде всего, она дух, — отрезал Норман.

Неожиданно ухватив Хранительницу за запястья, он положил девичьи ладони на собственную кожу и не отпустил, пока Тарья не перестала возмущенно вырываться.

— Вот, потрогай и успокойся. Вижу ведь, как губы кусаешь! — усмехнулся проректор и жестко добавил: — От страхов, мешающих жить и работать, нужно избавляться.

— Я как-то никогда прежде…

Кончики ушей оборотницы порозовели, а пальцы робко скользнули по мужскому торсу. Странное дело, с каждым движением смущение уходило, сменяясь спокойствием и легким любопытством. Вскоре Тарья спокойно держала ладонь на животе Нормана, не отводила взгляд. Такие мышцы! И приятно знать, что мужчина задышит чуть чаще, стоит во-о-от так провести пальцем по коже.

— Все? — Лорд Шалл терпеливо дождался, пока молодая женщина уберет руки. — Не станешь снова мучить подоконник?

Тарья покачала головой. Порочно притягательное тело, несомненно, лучше щербинок на досках.

Красивый мужчина, определенно, красивый. И сильный, гибкий — такой в кабинете не засиживается, недаром лорд Шалл вечно на воздухе. Адептки наверняка поголовно влюблены. На их месте Тарья больше думала бы о фигуре преподавателя, чем о тонкостях специализации. Только она не девочка, не поддастся элементарным уловкам. Со смущением, конечно, вышло глупо, но оборотница действительно до попадания в Академию колдовских сил видела всего пару мужчин без рубашек и то случайно, в пикантных обстоятельствах. Что поделать, не предупреждали вовремя соседки о кавалерах.

Проректор порубил свечу на пяток огарков и расположил их по углам пентаграммы. Шестой оставил для заклинания.

Пламя горело ровно — без магии не обошлось.

Еще раз убедившись, что руны на месте, а оба рисунка замкнуты, лорд Шалл запер дверь на хлипкую щеколду, проявив чудеса ловкости, затворил ставень и спрыгнул рядом с Тарьей, в опасной близости от границы круга.

— Не кричи, мне не больно, — предупредил он, памятуя о женской впечатлительности.

— Больно, но некроманты себя приучают, — оборотница проявила поразительную осведомленность и восторженно призналась: — Никогда прежде не видела настоящего обряда!

Норман хотел мрачно пошутить, что ей предстоит участвовать в одном, если они не найдут способа усыпить интерес императора, но благоразумно промолчал, лишь напомнил правила безопасности: молчать, не чаровать, не двигаться.

— М-да, воск паршивый! — нахмурился лорд Шалл. — Придется полагаться на жезл и на везение. Ну, пожелай удачи, чтобы не затянуло!

Тарья промолчала. Вряд ли опытному некроманту требовалось ее ободрение. Затаив дыхание, она не сводила взгляда с Нормана. Он стоял совсем рядом, можно дотронуться. У ног — круг, в него вписана зловещая пентаграмма, чьи края теряются под кроватью.

Проректор вскинул руки и замер, сосредоточившись.

Стало трудно дышать: воздух сгустился, а потом стал разреженным, словно на высоте. К счастью, ненадолго.

Пентаграмма на полу дрогнула и, не двигаясь с места, поплыла. Дрожащее пламя огарков лишь усиливало драматичность эффекта, только Тарья знала, это не спектакль, а ветерок из иного мира. Волоски на руках стали дыбом. Пусть Хранительницы становились Вратами, могли привести в обитель мертвых, они точно так же боялись бестелесных созданий и безликой Бездны, которая могла хлынуть через прореху между кругами мироздания.

Норман бросил короткий упреждающий взгляд через плечо. В нем читался красноречивый приказ: «Молчать и с идеями не приставать!»

Прижав к груди рубашку некроманта, оборотница боялась дышать.

Ласковым псом контуры рисунка льнули к пальцам лорда Шалла. Он опустился на корточки и, положив ладони на защитный круг, сверлил отрешенным взглядом голубоватую дымку, окутавшую пентаграмму. Большой палец чиркнул по доскам, и Тарья испуганно зажала рот ладонью. Зачем он разорвал круг?!

Линия гасла с легким шипением, затухающим бикфордовым шнуром искрилась, с двух сторон устремившись снопами искр от места разрыва к середине контура, чтобы окончательно исчезнуть с ослепительным фейерверком. Потрясающе красивое и пугающее зрелище!

Норман потянулся за оставшимся огарком и смело обмакнул палец в горячий воск.

На груди медленно расцветал рунический рисунок. После останутся ожоги, но некроманты проделывают подобное десятки раз за жизнь.

Тарья сглотнула — на этот раз не от страха, а от непонятного чувства, угнездившегося внизу живота. Она, прерывисто дыша, жадно смотрела на стекающий за ремень воск и неожиданно поймала себя на мысли, что не прочь поймать незастывшие капли. Оборотница мотнула головой и нахмурилась. Воск, между прочим, горячий, а лапать мужчин неприлично, откуда вдруг такие фантазии?

Не подозревая, как близко оказался в тот миг к победе, Норман продолжал ритуал. Пальцы легко порхали в воздухе, складываясь в причудливые узоры. Он не замечал ничего вокруг, с головой погрузился в работу.

Люди императора не тронули артефакты, справедливо полагая, маг с блокированной магией ими все равно не воспользуется. В результате двенадцатиконечная звезда на серебряной цепочке осталась на месте. Лорд Шалл раскачивал ее, словно маятник; носки сапог практически пересекли границу ставшей объемной пентаграммы.

— Как зовут бабушку?

Тарья вздрогнула: не ожидала вопроса.

— Элеонора, — запинаясь, пробормотала она.

Немой вопрос повис в воздухе, пришлось выдать тайну:

— Элеонора Гарас.

Лорд Шалл стал первым, кто услышал из ее уст настоящую фамилию, пожалуй, только Ронши и император Дарриус слышали о роде Гарас.

Проректор кивнул и властно приказал:

— Элеонора Гарас, приказываю тебе явиться. Властью тьмы и света!

Пальцы отпустили подвеску, и она, раскачиваясь по инерции, повисла в расслабленной руке Нормана.

Лорд Шалл терпеливо ждал, и старания его увенчались успехом: дымка внутри пентаграммы обрела нечеткие конкуры женской фигуры. Она сделала шаг к границе пентаграммы, и Тарья замерла, задержала дыхание. Сердце сжалось от страха — не за себя, за самоуверенного некроманта. Проректор пересек линии, его могло утянуть в небытие! Пусть самым кончиком сапога, но иногда и этого хватает. Оборотница разрывалась между противоположными вещами: сидеть смирно, как приказал Норман, и попытаться оттащить его, вразумить. Словно почувствовав ее терзания, лорд Шалл лениво убрал ногу и бросил взгляд через плечо. Губы расцветила довольная усмешка.

Тарья нахмурилась. Он специально?! Нет, определенно, кого-то надлежало проклясть!

Хранительница не отвернулась, просто перевела взгляд на бабушку — теперь призрак обрел знакомые контуры. Окружающий мир разом отступил на второй план. Приподнявшись, выпустив из пальцев рубашку проректора, Тарья всматривалась в родное лицо. Губы подрагивали.

Сколько лет она не видела бабушку? Да почти всю осознанную жизнь! Детство, а дальше только сны, изменчивые, редкие. Вечно далеко, вечно порознь. Тарья не хотела, но заплакала, скупо, беззвучно. Она торопливо смахнула слезы рукавом и шагнула к пентаграмме, чтобы упереться в широкую спину Нормана.

— «Неудовлетворительно» по правилам безопасности, — официальный тон привел в чувства. — А еще преподаватель!

— Но…

— Что — но? Родственники тоже утащить могут, да и кто сказал, что она не под заклятием. Или, думаешь, радостно полезу спасать?