Мой любовник - Уорд Дж. Р.

Блэйлок кивнул и затем наступила неловкая пауза.

— Я собираюсь пойти потренироваться.

После того, как дверь закрылась, Хекс взяла свою куртку с оружием, и побрела в сторону раздевалки. Кабинет был пуст, что означало — Тор ушел, чтобы без сомнения заделаться под персонаж Тима Тейлора из «Большого ремонта» [67] с додженом.

А резонирующая тишина сказала ей о том, что ни в классных комнатах, ни в спортзале, ни в клинике никого не было.

Скользнув вниз по стене, она плюхнулась на свою задницу, обняла руками колени и откинув голову назад, закрыла глаза.

Боже, как же она устала…

— Джон все еще там?

Хекс резко проснулась, нацеливая пушку прямо в грудь Блэйлока. Когда парень отскочил назад, она тут же поставила пистолет на предохранитель и опустила дуло.

— Прости, от старых привычек трудновато избавиться.

— А, да. — Парень махнул своим белым полотенцем в сторону раздевалки. — Джон все еще там? Уже час прошел.

Спохватившись, она подняла запястье и взглянула на часы.

— Господи.

Хекс поднялась на ноги и распахнула дверь. Звук работающего душа принес небольшое облегчение.

— Здесь есть другой выход?

— Только через тренажерный зал… который выводит в этот же коридор.

— Хорошо, пойду, поговорю с ним, — сказала она, взмолясь о том, чтобы это оказалось правильное решение.

— Ага. А я пойду пока закончу тренировку. Позвони мне, если понадоблюсь.

Она толкнулась дверь. Внутри все было стандартным: ряды бежевых металлических шкафчиков, разделенные деревянными скамейками. Следуя на звук льющейся воды справа, она шла мимо писсуаров, кабинок и раковин, которые казались заброшенными без толпы потных, голых, обмотанных полотенцами мужчин, пользующихся ими.

Она обнаружила Джона на открытом пространстве среди десятков душевых головок и плиткой, покрывающей каждый дюйм полов, стен и потолка. Он сидел, прислонившись к стене в своей футболке и спортивных шортах, с руками на коленях, и опущенной на них головой, пока на его огромные плечи и торс падали струи воды.

Первое, что ей пришло в голову это, что снаружи она сидела точно в таком же положении.

Второе — удивление от того, что он все еще был здесь. Его эмоциональная кардиограмма была не единственной вещью, которая светилась; тень позади нее также была в огне и тоске. Словно две эти части него были своего рода в трауре, в чем не было сомнений, потому как он страдал или видел слишком много жестоких потерь в своей жизни… или возможно, что-то другое. И там, где это цепляло его эмоционально, ужасало ее. Плотная черная пустота, образовавшаяся в нем, была слишком мощной, она деформировала структуру его психики… возвращая к тому состоянию, в котором он находился, когда она была в той гребаной операционной.

Возвращая его к точке безумия.

Идя по кафельному полу, ее кожа покрылась мурашками от холода в воздухе, исходившего от его чувств… и осознания того, что она снова это сделала. Это был Мердер, только хуже.

Иисус Христос, она была черной вдовой, когда дело доходило до мужских ценностей.

— Джон?

Он не поднял взгляд, и она не была уверена, осознает ли он, что она стоит перед ним. Он вернулся в прошлое. Его затянули и удерживали тиски памяти…

Нахмурившись, она проследила за стекающей водой, которая потоком находила выход из-под его тела по наклонной плоскости… к стоку.

Сток.

«Что-то с этим стоком. Что-то сделать с… Лэшем?»

В объятиях одиночества и на фоне тихого стука льющейся воды, она освободила свою темную сторону ради благой цели. Стремительным потоком ее симпатические инстинкты нырнули в Джона, проникая сквозь его физическую оболочку и углубляясь в разум и воспоминания.

Когда он поднял голову и потрясенно воззрился на нее, все стало красным и двумерным, плитка окрасилась в розовый, темные, влажные волосы Джона обрели кровавый цвет, вода мерцала подобно розовому шампанскому.

Полученные ею образы, имели отпечаток ужаса и стыда: темная лестничная клетка дома мало отличающегося от того, куда он ее приводил; он — маленький претранс — зажат зловонным человеческим мужчиной…

О. Боже.

«Нет».

Колени Хекс подогнулись и она пошатнулась. Затем позволила себе упасть на пол, приземлившись на скользкую плитку так жестко, что прохрустели ее кости, при этом клацнув зубами.

«Нет… только не Джон, — думала она. — Только не тогда, когда он был еще совсем беззащитным, невинным и таким одиноким. Только не тогда, когда он был потерян в человеческом мире, попрошайничая, чтобы выжить».

«Только не он. Не так».

С ее вырвавшейся наружу симпатической сущностью и несомненно горящими красным глазами, они сидели и смотрели друг на друга. Он знал, что она читала его и ненавидел ее за это знание с такой яростью, что она мудро придержала печаль и сострадание при себе. И все же, казалось, что его не возмущало ее вторжение в него. Больше было похоже, что он чертовски не хотел делиться с кем-то этим.

— В этом должно быть замешан — Лэш, — прохрипела она. — Потому что он заполняет твой разум.

Взгляд Джона переместился на сток в центре и у нее сложилось впечатление, будто она видит кровь, скапливающуюся в лужицу у нержавеющего стального отверстия. Кровь Лэша.

Хекс прищурилась. Предыстория обретала кристальную ясность. Лэш узнал секрет Джона. Каким-то образом. И ей не нужно было быть симпатом, чтобы сказать, что такой ублюдок сделал бы с подобной информацией.

И бейсбольный диктор искал бы меньшей аудитории.

Когда Джон перевел свой взгляд на нее, она почувствовала трепещущую связь с ним. Никаких преград, никаких забот о том, чтобы быть уязвимым. Даже если они и были оба одеты, перед друг другом они были обнажены.

И она чертовски была уверена, что никогда не собиралась искать подобной связи с другим мужчиной. Или кем-либо вообще. Он без слов знал все, что ей пришлось пережить, и все к чему привел этот опыт после. А она знала все о нем.

И, скорее всего, та тень на его эмоциональной сетке — это вид раздвоения его психики, вызванная пережитой им травмой. Возможно, его разум и душа слились воедино и укрыли ее в самых потаенных уголках его психических и эмоциональных связей. Может поэтому две его части были так ярко выражены.

Это имело смысл. Как и растущее чувство мести. В конце концов, Лэш глубоко завяз в двойной набор их обид — его и ее.

Информация о Джоне в чужих руках? Это почти также хреново, как и произошедший с ним ужас, потому как вы переживаете это дерьмо снова и снова, как только эту историю узнает кто-то еще. Вот почему она никогда не рассказывала о времени, проведенном в колонии с ее отцом, или о том дерьме в человеческой медицинской клинике… или… да…

Джон поднял палец и постучал рядом со своим глазом.

— Мои глаза красные? — пробормотала она. Когда он кивнул, она потерла лицо. — Прости. Вероятно, мне потребуется еще парочка скоб с шипами.

Когда он выключил воду, она опустила руки.

— Кто еще знает. О тебе.

Джон нахмурился. Потом произнес:

«Блэй, Куин. Зейдист. Хэйверс. Врач». Когда он покачал головой, она поняла, что это означает конец списка.

— Я ничего никому не скажу.

Ее глаза пробежались по его огромному телу от плеч до его огромных бицепсов и мощных бедер — жалея, что он не был таких размеров тогда, на той убогой лестничной клетке. По крайней мере, он больше не был таким как тогда, когда ему причинили боль — хотя это было верно только снаружи. Внутри, он был всеми возрастами, которые когда-либо переживал — брошенным младенцем, нежеланным ребенком, выброшенным в мир на произвол судьбы претрансом… и, наконец, взрослым мужчиной.

Он был вышибалой на поле боя и верным другом и тем, кто сделал все то с лессером в особняке — что он, вероятно, собирался проделать и с Лэшем — своим самым заклятым врагом.

И еще дополнение к проблеме: насколько она обеспокоена тем, что сын Омеги собирался ее убить.

Им не нужно было скрывать это прямо сейчас.