На краю одиночества (СИ) - Демина Карина
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Марию?
Васина? Тот бы стоял до последнего. Он слишком привык держать границы, чтобы взять и пропустить кого-то. А ту девочку, которую он притащил? Ее имя так и не вспомнилось.
Мальчишек?
Сомнительно.
– Не злись, – попросила Анна и села рядом. Она взяла Глеба за руку, а руку прижала к щеке. – Я понимаю… все понимаю… но они уже наказаны. А их родня не виновата. Еще суд предстоит, но Никанор сказал, что мы присутствовать не обязаны, что хватит свидетельских показаний.
– Не злюсь. На тебя невозможно злиться.
– Ты просто не пробовал.
– И не собираюсь.
– Хорошо.
Теплая щека, бархатная.
– А еще я испугалась, когда ты умер. Сильно.
– Прости.
– Не прощу, – Анна покачала головой и добавила. – Не сразу…
– Я буду стараться.
– Не умереть?
– И это тоже.
– Хорошо.
Ею легко любоваться. И возможно, как-нибудь потом, однажды в будущем, Глеб вспомнит о красках. Для Анны он возьмет акварель, легкую и летящую.
По-летнему теплую.
И да, чтобы с запахом меда.
…и быть может, вспомнит, что…
Скрипнула дверь, как показалось, на редкость неодобрительно.
– Прошу прощения, – Василиса Дормидонтовна, старейшая в местечковом госпитале, который вдруг оказался слишком мал, чтобы вместить всех пострадавших той проклятой ночью, сестра милосердия имела обыкновение двигаться медленно, каждым жестом своим показывая, что уж ей-то спешить совершенно некуда. И остальным не след.
От спешки беды одни.
И несварение.
Она была солидна и обильна телом. А потому внушала уважение куда большее, нежели худощавый и дерганый Иван Лаврентьевич, служивший тут же целителем.
– Однако же больному отдыхать пора…
…под неодобрительное ворчание женщины столь огромной, что в голову лезли мысли о нечеловеческом ее происхождении, Анна покинула палату.
Она вернется завтра.
И послезавтра.
И потом снова. И будет возвращаться, пока Глеба, наконец, не отпустят.
– Совсем стыд потеряла… – Василиса Дормидонтовна отличалась тем характерным упрямством, которое порой граничило с глупостью. Впрочем, Анна сделала вид, что не услышала.
Не хватало тратить силы…
Пригодятся.
Анна направилась не к выходу, но спустилась на первый этаж, минула охрану, приставленную к лестнице, что вела в подвал.
Остановилась, делая вдох.
Замерла в надежде, что вот сейчас ее остановят. Спросят, что ей нужно и нужно ли, а она… она вряд ли сумеет объяснить, потому как сама толком не понимает, что делает здесь.
На подвал лета не хватило.
Оно осталось там, в просторной палате Глеба, привязанное к цветам и солнцу. А здесь было прохладно. Каменная кладка блестела слезой. А нити заклятий, вплетенные в нее, шевелились, будто живые. Отчасти живыми они и были. Вот коснулись Анны и отступили, признавая ее право быть здесь.
И ниже.
…прежде подвалы использовали для целей куда как мирных.
Запах квашеной капусты въелся в камень. И еще колбас. А что, тихо, прохладно, весьма подходяще для кладовой, пусть и от кухни далековато.
Дорогу перегородила сломанная тумба.
– Явилась-таки? – поинтересовался Дед, тумбу оседлавший, он ковырялся в ногтях ржавым скальпелем и, стоило признать, выглядел весьма соответствующе этому месту.
Светляки, конечно, поставили, но… тускло.
Тесно.
Мрачно.
– Не стоило?
– Это уж тебе решать, стоило или нет, – Дед отложил скальпель. – Но лучше, чтоб ты. Женщины мудрее мужчин. И видят больше. И понимают… с твоего-то станется жалостью проникнуться, а от жалости один вред.
– Стало быть я…
– Ты женщина. И она женщина… была.
…эту комнату попытались облагородить, но не вышло. Темные стены, пусть и очищенные от плесени – запах ее ощущался довольно-таки явно, – остались темны, а ковер на полу не спасал от холода. Железная кровать, прикрученная к стене, гляделась едва ли не орудием пытки.
Помимо кровати здесь нашлось место и крохотному столику.
Стулу.
Ширме, за которой укрылся ночной горшок.
Светляку.
Его свет был неровным, каким-то вымученным. Он подчеркивал тонкие хрупкие руки женщины, но оставлял в полутени лицо ее.
Елена сидела в пол-оборота. И когда за Анной закрылась дверь, спросила:
– Не боишься?
– Чего? – Анна вдохнула странную смесь запахов. Той самой плесени, которая все же осталась, но внутри камня, и человеческого тела, едва тронутого болезнью, и мочи, и гноя.
– Меня. Вдруг я на тебя нападу?
– Зачем?
– Мало ли… чего ждать от сумасшедшей. Ты тоже думаешь, что я сумасшедшая?
– Я думаю, что ты притворяешься.
…Глеб и вправду ее пожалел бы. Но хватило бы его жалости, чтобы простить?
– Сука, – без особого выражения произнесла Елена. – А ведь все могло получиться… не подумай, ничего личного, но я просто хотела свободы.
– Ценой жизни брата?
Елена пожала плечами, словно недоумевая, чем ее брат лучше прочих людей.
– Ты его совсем… не любишь?
– Наверное, нет. И его. И никого. Я не думаю, что в любви есть хоть какой-то смысл. Мой муженек, помнится, клялся, что любит только меня, а вместо этого… или вот папочку взять? Любил ли он мать? А моих сестер? Нет… дело не в любви. Просто свобода. И деньги. Много свободы и много денег, чтобы ни от кого не зависеть.
Как ни странно, Анна ее понимала. Отчасти.
Но…
– Они бы погибли. Взрослые… и детей бы не пожалели.
– Эти дети… – кулаки сжались. – Ты знаешь, каково это? Очнуться в кромешной тьме… в такой тьме, в которой невозможен свет, и ты понимаешь это… и вокруг чудовища, порожденные чужой фантазией… и не только твари… с тварями я бы как-нибудь… а когда оживают… он ожил, представляешь? Сначала мой супруг… потом… они говорили со мной! Они…
Елена вдруг вцепилась в волосы и дернула.
Засмеялась.
Застыла, уставившись открытыми глазами куда-то в стену. А потом всхлипнула и затряслась, мелко –мелко. Она сползла с кровати, чтобы забраться под кровать.
И Анна поверила.
Почти.
– Тебя все равно будут судить.
– Сука, – донеслось из-под кровати. – Но, надеюсь, у моего братца еще не все родственные чувства отгорели… в отличие от некоторых, он пожалеет бедную девочку, которую изуродовали его воспитанники. Вот увидишь. Пожалеет!
…она ошиблась.
Глава 39
Суд.
Закрытый.
Просторная зала, в которой Анне все равно было одновременно и душно, и зябко. Холод исходил от мраморных стен, что поднимались, изгибались куполом где-то там, высоко над головой Анны. И под куполом этим распахнули крылья имперские орлы.
Свидетели.
Их много, совершенно незнакомых Анне мужчин и женщин, которые, оказавшись в этом зале, вдруг становились удивительно похожи друг на друга. Они разом сникали, терялись и разговаривали едва ли не шепотом к высочайшему неудовольствию судей.
Трое.
И все трое Анне незнакомы. И кажутся удивительно похожими друг на друга, но скорее виной тому не действительное сходство, а черные одеянья и белые парики.
Анна слушает.
Она приходит каждый день, сопровождаемая Глебом. Или сопровождающая Глеба? Она сама не знает. Но приходит и садится на жесткую скамью. Берет мужа за руку, то ли в поисках утешения, то ли утешая сама, потому как он мрачен и молчалив.
Он не стал писать ходатайство.
Если бы написал, Елену вывели бы из процесса. И она, верно, ждала.
Писала письма.
Говорила.
О чем? Анна не знала. Она могла бы спросить, и Глеб непременно ответил бы, но… она промолчала, оставляя за ним право решать самому.
Елена рядилась в черные простые наряды.
Она зачесывала волосы гладко, а из украшений позволила себе лишь серебряный перстень. Вдовий. Она умела играть с образами. И нынешний, следовало признать, был удачен. Хрупкая девушка, девочка почти. Растерянная.
Потерянная.
Совершившая ошибку, но… все ведь совершают, верно? И стоит ли ждать большого ума от женщины? В чем ее вина? В том ли, что она поверила мерзавцу? Так случилось это исключительно от доверчивости.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Похожие книги на "На краю одиночества (СИ)", Демина Карина
Демина Карина читать все книги автора по порядку
Демина Карина - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.