Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Затем кто-то кричит: — Это паладин Гауэко!

И другой: — Капитан Кириан!

И стрелы дождем сыплются на меня, но одна за другой не достигают цели и падают по сторонам. Ни коню, ни мне не причиняют вреда, и я продвигаюсь вперед, словно в лихорадочном сне, пока не оказываюсь достаточно близко, и останавливаюсь.

Я засовываю руку в мешок и нащупываю вслепую, пока мои пальцы не хватают это.

Я закрываю глаза на мгновение и ищу в закоулках своей души версию себя, способную на это: способную сурово осудить предательство и продемонстрировать всем эту кару.

Остальное происходит в зыбкой дымке между невозможным и реальным.

Мои пальцы сжимают волосы, я тяну за них и показываю этим людям голову их генерала.

Стрелы замирают.

Я отказываюсь смотреть на лицо, которое сейчас поднимаю.

— Ваш генерал пал от моего меча! Бросайте оружие сейчас, и с вами обойдутся не как с предателями, а как с верными солдатами, исполнявшими приказы!

Я направляю коня вперед и проезжаю перед ними. Рука поднята, ужасная голова — высоко. Животное ступает так, словно его тренировали для парадов. Я не свожу глаз с солдат, которые медленно выглядывают из своих укрытий.

Они больше не стреляют и не оказывают сопротивления. Проходит время, прежде чем первый осмеливается выйти, роняет меч и отшвыривает щит в сторону. Затем остальные следуют его примеру.

Солдаты выходят, чтобы сдаться, а мои люди переглядываются, пока офицеры не реагируют и не организуют их для конвоирования пленных.

Сегодня больше никто не должен умереть.

Вдали, однако, электрический гул магии Евы продолжает заполнять ночное небо Илуна.

Я убираю голову Эльбы, не осмеливаясь взглянуть на нее, и вытираю пальцы, испачканные кровью, о кожу доспеха, возвращаясь назад; спешиваюсь и ищу его взглядом.

— Где тот воин? — спрашиваю я одного из своих людей. — Кто? — переспрашивает тот в замешательстве.

Холодок бежит по спине. Конь тихо ржет. Он ушел.

Того, кто принес мне голову, забыть должно быть непросто, и всё же, когда я расспрашиваю своих людей, никто, кажется, не понимает, о ком я говорю… но я не трачу на это время.

Мой командор всё еще сражается; битва не окончена.

Я снова сажусь в седло и привязываю мешок к луке, чтобы забрать с собой. Мне нужно выяснить, по-прежнему ли стрелы меня не берут.

Глава 30

Одетт

Путешествие оставляет меня опустошенной, и оно выжало бы меня досуха, если бы я согласилась совершить магией этот последний прыжок. Я притворяюсь, что падаю в обморок, чтобы он поверил, когда я скажу, что не могу сделать это снова, и я достаточно слаба, чтобы моя игра выглядела убедительно, потому что этой ночью мы отдыхаем на постоялом дворе, прежде чем добраться до сердца Сирии.

Мы не разговаривали всю дорогу; не по-настоящему. «Мне нужно отдохнуть». «Надо остановиться за водой». «Сапоги убивают мне ноги»… — вот единственные фразы, которыми мы обменивались.

Утром мы проходим сквозь стены цитадели.

— Мне нужно знать, — говорю я Леону.

Я бродила по этим улицам несколько раз, когда выдавала себя за Лиру: посещала театр, пару святилищ и видела издалека рыночные прилавки, участвуя в процессии парада. Сегодня всё это кажется слишком далеким. Словно с тех пор прошла целая жизнь.

— Что именно? — Что они со мной сделают, — говорю я.

Леон идет рядом, внимательно оглядываясь по сторонам, словно всё еще боится, что я сбегу. Он знает, на что я способна, так что уже должен понимать: раз я этого еще не сделала, значит, и не побегу.

— Они ничего тебе не сделают, Лира. — Не называй меня так. — Леон бросает на меня острый взгляд. — Пожалуйста, — добавляю я.

Он проводит рукой по коротким волосам. — Они просто хотят, чтобы ты вернулась, вот и всё.

— А почему мы направляемся во дворец? — спрашиваю я. Леон снова смотрит на меня с подозрением. — О, да брось. Я знаю этот город лучше тебя. Я готовилась к этому десять лет, помнишь?

— И всего за несколько месяцев сумела всё забыть, — упрекает он меня.

Я чувствую укол совести в животе. Я знаю, что Кириан понял правду и передаст её Нириде и Еве, нравится им это или нет, но то, как они это воспримут… Не думаю, что они поддержат мое решение, и мысль об этом заставляет меня чувствовать себя так, словно я предала их по-настоящему.

Мое выражение лица, должно быть, красноречиво, потому что Леон вздыхает и вдруг кажется мягче. — Прости. Я знаю, что всё это было непросто.

Я собираюсь ответить, но понимаю, что у меня есть шанс, и я должна очень хорошо обдумать свои следующие слова. — Для тебя тоже, — прощупываю я почву, — верно?

— Для меня это было… по-другому. — Какова была твоя миссия в роли Эмбера?

Леон приподнимает бровь. За всю поездку он не вернул свой истинный облик, но и не принял образ Эмбера. Он продолжает показывать мне лицо, которое я знала в Ордене, и мне становится ясно, что это не только ради меня, чтобы я доверилась: ему самому комфортнее в этой коже.

— Занять место сына той семьи и следить за Арланом.

Я вскидываю бровь. — Только следить? Он понимает, о чем я. Мы практически выросли вместе.

— Арлан был влюблен в меня. — В Эмбера, — поправляю я. — Это одно и то же, — возражает он. — Если ты спрашиваешь, сыграл ли я на этом в свою пользу — да, Лира. Сыграл.

Меня бесит, что он продолжает меня так называть, но я не доставляю ему удовольствия повторить просьбу. — Тебе нравятся мужчины?

Леон хмурится, и я перефразирую. — Эмберу они нравились? — Нет, — отвечает он и снова смотрит вперед. — Эмберу — нет.

Мы опасно приближаемся к внутренним стенам дворцового комплекса. И что дальше? Как Леон собирается пройти?

— До того поцелуя, который я прервала в ковене Илуна, вы когда-нибудь?..

— Нет, — отвечает он угрюмо. — До того дня мы еще не доходили до этого. Арлану было достаточно немного внимания, нескольких добрых слов, случайного прикосновения. Он очень…

— Невинный? Нежный? Хороший человек?

Леон слегка краснеет, и я рада видеть, что какая-то часть его всё еще способна испытывать нечто похожее на вину, пусть и самую малость. — Я сделал то, что должен был, как и все мы всегда делали.

И оно того стоило? — хочу я спросить, но не хочу так сильно рисковать.

Когда мы подходим к воротам и я вижу, что Леон продолжает идти к стражникам как ни в чем не бывало, я напрягаюсь. Нервозность достигает пика, когда я вижу, как он достает из кармана кольцо и показывает его страже. Это королевская печать.

— Куда мы идем, Леон?

Мы входим на территорию, которую я хорошо знаю, и продолжаем двигаться к садам, так и не получив ответа. Когда мы огибаем дворец и я вижу лес по ту сторону, холодок бежит по спине. Эти сады, эти галереи принадлежат другому миру и другой жизни.

Зима здесь не такая холодная, как в Илуне, но в воздухе пахнет дождем, а трава источает холод росы, которая до восхода солнца была инеем.

Пока мы проходим через одни из ворот и Леон ведет меня по дворцу, словно знает куда, я спрашиваю себя, что было бы, если бы в тот день, в этих самых садах, я порезала Кириана тем отравленным кинжалом; или если бы в тот другой раз бросила его на произвол судьбы перед логовом Тартало.

Моя жизнь… моей жизни не было бы. Возможно, сейчас я была бы здесь, в этих стенах, с короной на голове и следующим наследником престола в чреве: трофей для Львов, марионетка для Воронов.

Никто не останавливает нас, пока мы идем по коридорам для прислуги. На нас оглядываются, но, похоже, его знают, и это не перестает тревожить.

— Что мы делаем во дворце Сирии, Леон? Почему эти люди не удивляются, видя тебя здесь?

Он ведет меня бесконечными коридорами, пока мы не добираемся до покоев. — Потому что я приходил и уходил.

Я сглатываю. — Как давно? — С тех пор как ты дезертировала. Заходи. — Он указывает мне на дверь, и я повинуюсь, смирившись. Оборачиваюсь, но он не идет следом. — Прими ванну и оденься во что-то приличное.