Не принц, но сойдёшь (СИ) - Каминская Лана

Рванув напролом через куст кочехвоста, Максимилиан протянул руку, чтобы схватить птицу за лапу, но налетевший,  словно ураган, Эйгон сбил приятеля с ног. Оба грохнулись на затвердевающую на ночном морозе землю. Пригвоздив друга к взъерошенной каблуками сапог смеси из глины, песка, пожухшей травы и опавших листьев, Эйгон скрутил Лавиндеру руки за спиной и уселся на него, тяжело дыша и отплевываясь грязью. 

– Курицу лучше б поймал, – прохрипел Макс, упираясь носом в прорытую кротом дыру. 

– Мне посоветовали сначала разобраться с тобой. 

– Кто? Шела? Она сказала мне проделать с тобой то же самое. Моя сестра – умница, не находишь? 

– Моя жена тоже, – рыкнул Эйгон. – А в плечах ты и правда шире. 

– Так сходи оденься или в тряпку замотайся – наверстаешь пару дюймов, – съязвил Макс, не зная уже, в какую сторону повернуть голову, чтобы не касаться земли ни щекой, ни подбородком. 

Глаза Эйгона лихорадочно заблестели. Недолго думая, он навалился правым боком на приятеля и свободной рукой рванул на себя широкую полоску чёрной ткани, которой Лавиндер был подпоясан. Та местами затрещала, местами порвалась, и в руке у Тайернака остался жалкий кусок пояса, совершенно не годный для носки, но достаточный, чтобы завершить задуманное. 

– Эй, ты что делаешь? 

Макс забился под Эйгоном, попытался сбросить его с себя и перевернуться, но Тайернак прижал Лавиндера к земле с такой силой, что тому оставалось лишь нервно брыкаться. 

– Всего лишь обеспечиваю себе победу, – сквозь зубы процедил Эйгон, связывая другу руки и затягивая крепкий узел. – Кстати, вставать не советую. Засмеют. 

– Скотина, – выплюнул поверженный Макс и расслабленно выдохнул. 

– И по совместительству лучший друг, – задорно похлопал Максимилиана по плечу Эйгон, поднялся и пошёл за птицей. 

Набегавшаяся пернатая закудахтала, наклонила голову на бок и глазами-бусинками уставилась на Тайернака. Эйгон присел на корточки, вытянул вперёд оцарапанную до крови руку, разжал кулак. На ладони было пшено. 

Толпа взорвалась радостными криками: ещё бы, ведь после объявления победителя полагался горячий суп. Всего одна  ложка наваристой похлёбки, пахнущей специями и щекочущей ноздри ядрёным перцем, была способна вернуть к жизни, мигом отрезвить и загнать домой. 

Эйгону протянули бесформенную бело-серую тряпку. Стоило вытереть ей пот и грязь с груди и шеи, как выяснилось, что это была его снятая рубашка, а сунула её ему в руки Арлина. Бросив в сторону жены недовольный взгляд, Эйгон распрямил пришедшую в полнейшую негодность одежду и натянул на оцарапанное, всё в синяках и ссадинах тело. Деревенское пугало в тот момент выглядело более аристократично, чем лорд, история семьи которого насчитывала столько веков, сколько помнили только самые древние книги. 

Заправив края рубашки за пояс, Тайернак победно посмотрел в сторону Максимилиана, которого наспех упаковывала в такие же рваные и грязные остатки одежды его сестра. Победителю полагался последний приз, и он уже дымился и вкусно пах, следуя от котла до довольного хозяина Смоляных гор. 

– Отведайте, милорд, – краснощёкая стряпуха протянула наполненную до краев миску. – Вам, как покорителю бесхвостой птички, и право первой ложки!

Эйгон принял миску с мутным супом, зачерпнул ложкой, подул, поднёс ко рту, пробуя, и тут же выплюнул на землю, и зашёлся кашлем. Лицо побагровело, на лбу выступила испарина, а на глаза навернулись слёзы. Все вокруг заволновались, забегали, а сама женщина замахала какому-то пацанёнку рукой и истерично заверещала, чтобы тот скорее принёс воды. 

У Арлины сжалось сердце. Лихорадочно перебирая в голове всё, положенное в суп, она вдруг споткнулась на склянке с перцем и замерла. Но ведь пробовала на вкус! И всего было в меру. Неужели, не прочувствовала до конца? Надо было побольше зачерпнуть, а не на кончик языка. Но время вспять не повернуть, и Арлина с замиранием сердца смотрела на пылающее лицо мужа, жадно глотающего ледяную колодезную воду, и ждала суровый приговор. 

Несколько размашистых шагов – Максимилиан Лавиндер оказался у чана с горячим супом. Взял черпак, набрал похлёбки и осторожно попробовал. Затем ещё и побольше.  Потом взял миску, налил полную и начал есть ложка за ложкой, а когда поймал на себе удивленный взгляд друга, то пожал плечами и ответил:

– Обычный суп. Горячий, в меру острый и безумно вкусный. Первый раз за все годы такой пробую. В чём секрет? 

Лавиндер с любопытством посмотрел на краснощёкую хозяйку. Та занервничала, затеребила запачканный жиром передник, как вдруг Арлина её опередила и выпалила:

– Я готовила. С меня и спрос. Знаю, пересыпала перца. Так что, лорд Лавиндер, можете не лукавить и сказать прямо, что несъедобно и отвратительно. 

И Арлина посмотрела в голубые глаза Максимилиана, один из которых был подбит, другой – оцарапан. 

– Я и не лукавлю. Суп и правда отличный. 

Макс развернулся к котлу и положил себе добавки. 

– Налетайте, – кивнул он деревенским жителям, – а то сейчас ничего не останется. 

Толпа ждать себя не заставила и уже через пару минут застучала деревянными ложками, загудела и зашумела. Арлина глазам своим не верила: все ели суп, тянулись за второй и третьей порцией, а если не досталось, то воровали добавку из миски соседа. Все были довольны и сыты, млели от вкусной похлёбки и хмельного пива, а затем перешли на индюшачьи потроха и картошку. 

– И мне такой супец больше по нраву, – крякнул староста, чуть ли ни бородой ныряя в чан и выскребая оттуда остатки. – Сколько своей бабе говорил не жмотиться и класть перца побольше, а она ни в какую. Молодец, дочка. С головой. Знаешь, чем простого мужика порадовать. Хорошая из тебя хозяйка в нашей деревне вышла бы. 

– Ты уже совсем голову потерял, – ткнула его в бок черпаком жена, по странной случайности оказавшаяся той самой краснощёкой стряпухой. – Какая тебе миледи – дочка? Думай, что мелешь. 

– Так я ведь от всей души! – виновато протянул староста. 

Ложками стучали о стенки мисок так, что у Арлины в ушах звенело, и только Эйгон недоуменно и с подозрением смотрел на свою, до сих пор полную, и хмурил брови. 

– Остынет, – по-простецки вмешалась в мысли лорда Тайернака жена старосты. – Ешьте, милорд. По нашим традициям нельзя оставлять суп недоеденным – год будет неудачным. У вас просто губа разбита, вот и щиплет чуток.

Женщина добродушно улыбнулась и отошла в сторону, а потом и вовсе растворилась в толпе. 

Губа и правда была разбита сильно. Кровь то останавливалась, то начинала вновь сочиться, пачкая и без того грязную одежду. Стараясь не задеть рану, Эйгон поднёс ложку ко рту и вновь попробовал наваристую похлёбку. И снова закашлял, схватил кружку с остатками воды и выпил всё. 

– Да вы издеваетесь! – возмутилась Арлина, наблюдая, как лицо мужа стало цвета варёного рака. – Этот суп даже дети съели. 

– Попробуй, – с трудом пересиливая кашель, выдавил Эйгон и протянул жене ложку с миской. 

Арлина усмехнулась, набрала побольше и вмиг проглотила. Горячая похлёбка растеклась по горлу огненной лавой. 

– Пить дайте, – задыхалась Арлина, но Эйгон в ответ только перевернул кружку, и из той на землю упала всего одна капля.

– Даже дети воду не просили, а ты всего одну ложку осилила. 

– Думаете, я сдамся? 

Вызов был брошен. Арлина выдохнула, зажмурилась и закинула внутрь ещё пять ложек. 

Пламя... Неистовое пламя бушевало внутри. Хотелось броситься на землю, рыдать, царапать сжигаемое огнём горло, кричать, вот только крика того никто не услышал бы – сплошной хрип. Хотелось пить, но деревенская толпа зашлась неуёмным весельем, и даже ведра в колодец спустить было некому. Хотелось вдребезги разбить миску с оставшейся похлёбкой, и пусть перчённый суп растекается по заиндевевшей земле. Хотелось многого, но традиции требовали суп доесть. 

– Дай. 

Эйгон выхватил тарелку их рук жены и сам приговорил остатки. И тут же прикрыл рот рукой, отвернулся, а когда отплевался, то на глазах у всей толпы рванул к колодцу и вылил себе на голову полведра ледяной воды, стоило только набрать полное.