Во имя Абартона (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна

Горячая рука на плече вернула Реджинальда на землю.

- Это эйфория. Сейчас пройдет, - рука Льюиса переместилась на локоть Реджинальда, и хватка у доктора была просто железная. - Идемте, Эншо. Помните, я с вас глаз не спускаю.

Несмотря на то, что его пошатывало от слабости, добраться до Ротонды удалось загодя. Реджинальд не сомневался, что задержись они хоть на полминуты, и вон Грев несомненно распустил бы всех, забрал назад свое обещание, а главный свой раздражитель — профессоров Дерован и Эншо — загрузил работой сверх всякой меры. Чтобы не высовывались. По счастью, у них было еще пятнадцать минут в запасе.

Реджинальд зашел в зал, стараясь держать спину прямо. Оступился, и Мэб с Льюисом незаметно поддержали. Доктор еще и проворчал что-то неодобрительно. Мэб было не до того, она обшаривала взглядом зал.

- Он вообще всех согнал?!

И в самом деле Ротонда — Зал Больших Собраний, как она значилась на планах Абартона — была заполнена народом. Здесь были профессора и студенты со всех факультетов и отделений, и просторная комната гудела, словно улей, в который кто-то ткнул палкой. Примерно так Реджинальд и ощущал себя: как идиот, потревоживший злых пчел. Ощущение это усилилось с появлением Дженезе Оуэн. Профессор проклятий шла по проходу между стульями, одной рукой упираясь в бедро, а другой помахивая в воздухе связкой амулетов. На прекрасном ее лице был написан гнев пополам с брезгливостью. Больше всего профессор Оуэн напоминала легендарную Сакути, гневливую богиню с Наветреных островов, которая своим взглядом умела обращать людей в камень. Реджинальд видел статуи Сакути, выглядела она вот так же прекрасно и отталкивающе одновременно.

- Это ваша была идея? - рыкнула профессор Оуэн.

- Собрание? - Реджинальд вскинул брови и для надежности ухватился за спинку стула. Его шатало и без того, а позерские жесты, как оказалось, отнимают много сил.

- Активация защиты! У меня и моих студентов полетели все амулеты!

Реджинальд посмотрел на связку, которой Дженезе Оуэн гневно потрясала. «Полетели» - не совсем верно, слишком уж громко. «Сбились настройки», - сказал бы Реджинальд. Эта проблема решалась достаточно просто, но Дженезе было не переубедить.

- Это была моя идея, профессор Оуэн, - медоточивым голосом сказала Мэб.

Женщины не нравились друг другу, очень не нравились, и Реджинальд вдруг ощутил себя лишним. Воздух сгустился. Профессор проклятий еще сильнее потемнела взглядом, глаза ее и без того жуткие, сделались совсем черными и в них заплясали зловещие алые искры. А потом она вдруг улыбнулась.

- Интересно, леди Дерован, чего вы добиваетесь?

Мэб тяжело вздохнула.

- Профессор, профессор Дерован. Вы заметили, Реджинальд, никто и никогда не зовет меня профессором? Почему так?

- Бросьте, - встрял Миро, без которого в Абартоне ничего не обходилось. - Я вас так зову.

Глаза Мэб угрожающе сощурились, и Реджинальд поспешил поймать ее руку и сжать. Миро определенно дурно на нее действовал, однажды она уже заставила мальчишку квакать. Как знать, что она могла сделать сейчас сгоряча. Мэб выдохнула и улыбнулась, и притом еще страшнее, чем Дженезе Оуэн.

- Господин Миро. А ответьте мне на вопрос, господин Миро, где ваша фотокамера?

Миро по своему обыкновению сыграл дурачка.

- Фотокамера?

- Безумно дорогой «Легос», - кивнула Мэб.

- Понятия не имею, профессор. Отдал кому-то, - беспечно отозвался мальчишка тоном «у меня ведь денег куры не клюют», заставившим всех поморщиться.

- А лучше бы вам вспомнить, Миро, - зловеще посоветовала Мэб, - ведь снимки Лили Шоу были сделаны именно «Легосом».

Миро сунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок и поинтересовался:

- Вы, {профессор} меня в чем-то обвиняете?

Мэб покачала головой, взяла Реджинальда за руку и направилась к председательскому столу, за которым уже расположились недовольные коллеги с кафедры Артефакторики. Старый Барнс клевал носом, лорд Демин читал газету, пара аспирантов из де Линси — формально студенты Барнса, но давно уже занятые собственными исследованиями и изрядно задирающие нос потому что «стоят на пороге великого открытия», ожесточенно спорили вполголоса, черкая в блокноте, который вырывали друг у друга. Реджинальд и сам не раз «стоял» на том самом пороге, а потому относился к парочке энтузиастов с изрядным скепсисом. Он поздоровался, устроился в кресле — кивнул на встревоженный взгляд старика Барнса, который все еще пытался порой носиться со своими подчиненными, как наседка с цыплятами — и, бросив взгляд на часы, начал вполголоса разъяснять принцип действия своего артефакта. Барнс хмыкал одобрительно, Демин все так же невозмутимо читал газету, аспиранты, заинтересовавшись понемногу, тянули шеи и все норовили коснуться артефакта в руках Мэб, но всякий раз отдергивались. Реджинальд и сам избегал этого, магический фон был слишком нестабилен, как и само изделие. Его немного угнетал тот факт, что Мэб приходилось ладить с не до конца проработанным артефактом. Она морщилась — Реджинальд хорошо понял, какой головной болью отзываются почти все манипуляции — но также слушала внимательно, то и дело сверяясь с таблицей.

Часы пробили неожиданно. Четыре. Реджинальд вздрогнул. Вон Грев в сопровождении своего секретаря прошел через Ротонду, взобрался на кафедру и заговорил. И, как выяснилось, для этого случая заготовил самую настоящую речь.

Глава сорок седьмая, в которой говорится о дарах и артефактах

В одном вон Греву отказать было нельзя: был он великолепный оратор. Речи его, пусть даже и самые долгие, слушали всегда. Даже у Мэб, которая с детства привыкла слушать чьи-либо нотации и рассказы, а порой даже и лекции вполуха, невольно заражалась энтузиазмом, который излучал ректор. Но сегодня впервые за долгое время прислушалась. Смысл речей был предельно прост: если кто-то из присутствующих происходящим недоволен, то винить тут следует профессоров Эншо и Дерован. Все это было завернуто точно подарок и подано красиво, но Мэб тем не менее оскорбилась. Реджинальд под столом сжал ее руку и шепнул:

- Успокойся. Пусть говорит.

- И до чего он так договорится?

Вон Грев обернулся на профессоров, шушукающихся, точно пара школьников, нахмурился и все же закруглился, немного скомкав конец своей речи. Предоставил слово Реджинальду.

Эншо поднялся с места, оценил лестницу, по которой предстояло взбираться на кафедру, и остался за столом. Его слегка мотало из стороны в сторону, и ежесекундно Мэб грызла совесть. Нужно было оставить Реджинальда в больнице. Доктор Льюис, как живое воплощение этой совести, поддерживал Эншо с другой стороны и все порывался пощупать пульс.

- Принцип действия прибора предельно прост, - баритон Эншо мгновенно заполнил всю Ротонду, и даже студенты притихли. Кое кто — из де Линси, конечно, даже начал пробираться к первым рядам. - Он определяет магическое воздействие, оказанное вами — или примененное на вас — и, сверяясь с особой шкалой, можно узнать его уровень и примерный перечень заклинаний. При более точной настройке артефакт указывает группу примененных чар. Благодаря же тому, что в воздухе сейчас огромное количество свободной магической энергии, мы получаем практически стопроцентно точный результат.

- А привороты он тоже определяет? - крикнул кто-то из зала.

Реджинальд вскинул брови и хмыкнул.

- Маклин, это не приворот. Прекратите давать списывать в разгар сессии, и девушки от вас мгновенно отстанут.

В зале засмеялись, послышалось ворчание и несколько скабрезных шуток. Но в целом студенты заинтересовались, и Мэб стало страшно. Эта клятая «пудреница» заберет у нее сегодня все силы. Она уже предвкушала мигрень.

Сперва, как справедливо заметил Реджинальд, нужно было определить, какие именно чары применялись в Абартоне и исключить все самые невинные. К таковым после некоторых раздумий он с коллегами с кафедры артефакторики отнесли и некоторые откровенно жульнические, позволяющие создавать шпаргалки или же запоминать на короткий срок большой объем информации. В последнем случае Мэб с ними согласилась. Любители подобного колдовства и без того оказывались наказаны жестокой головной болью на сутки, а то и больше. Определив чары, можно было приступать к расспросам наиболее подозрительным студентов и, как подумалось Мэб, которую Дженезе Оуэн сверлила недобрым взглядом, некоторых преподавателей.