Веди меня через бури горы Химицу - Вацу Мицуно

– Ненавижу спать днём, – буркнула я, причмокивая во рту сухим шершавым языком, на котором чувствовался неприятный привкус не вовремя законченного сна.

– Одевайся. Поужинаешь с родителями и вернёшься в постель.

– Может, они не хотят меня видеть? – с надеждой спросила я. – Может, им приятнее будет побыть наедине?

– Его сиятельство попросил твоего присутствия, – ответила миссис Тисл, доставая из шкафа белое платье с ненавистными мне рюшами. – Он хочет что-то сообщить вам с матерью.

– Вы не знаете, что?

– Нет.

По тону гувернантки было ясно, что она, если и не знала наверняка, то, по крайней мере, предполагала, о чём с нами хотел поговорить граф. И это «что-то» явно было чем-то неприятным. Я знала, что допытываться о её рассуждениях не имело смысла – миссис Тисл умела держать язык за зубами. Поэтому я задала нейтральный вопрос:

– Сколько я спала?

– Несколько часов. Уже почти одиннадцать.

Встав с постели и покачнувшись от внезапного головокружения, я выглянула в окно. Солнце уже давно село, но на улице было светло: лунный свет отражался от снега, покрывшего толстым слоем сад.

– Снег так и не закончился… – прошептала я, позволяя снять с себя платье, в котором спала.

– Мир сошёл с ума, – пожала плечами миссис Тисл. – Никогда не видела столько снега в Англии даже зимой. А летом… Не к добру это.

Я вспомнила свой сон: снег, шедший с потолка комнаты, и незнакомца, заставившего холод поглотить меня. Скорее всего, подобное сновидение было вызвано именно странной погодой.

– Чего покраснела? Не заболела, надеюсь? – цепкие пальцы гувернантки обхватили мои щёки, вспыхнувшие при мысли о поцелуе во сне.

Я с трудом увернулась от прикосновения и схватила с кровати белый кружевной ужас, который почему-то решили назвать платьем для ужина.

– Просто жарко в комнате.

Миссис Тисл поёжилась, потуже натягивая на плечи шерстяную шаль.

– Правду говорят, что знатная кровь холодна, как лёд.

– К моей крови это отношения не имеет. – Наполовину имеет, – возразила женщина. – Хотя граф предпочитает сидеть в тепле поближе к камину… Так что, возможно, любовь к холоду – это твоя личная особенность.

«Как же! – мысленно фыркнула я. – До сегодняшнего дня я мёрзла, как и все. Просто переволновалась, наверное, вот и притупились чувства. Кстати о чувствах…»

Я несколько раз моргнула, пытаясь понять, почему зрение казалось таким нечётким. В уши как будто натолкали ваты, а кожа ощущалась онемевшей.

Ответ на такое странное самочувствие, конечно, снова крылся в том странном сне. В нём мир стал для меня иным, а теперь, в реальности, вернулся к обыденности, и это путало, почти раздражало.

– Поторопись, – приказала миссис Тисл, затягивая мои белёсые волосы в косу, пока я боролась с мелкими жемчужными пуговками на манжетах платья.

Когда мой образ показался ей достойным ужина с графом, гувернантка довольно хмыкнула:

– Красавица.

– На любителя, – возразила я.

– Нет, Мина. Ты очень красивая. Просто люди во Флекни не видят дальше своего носа и опасаются всего нового и незнакомого.

– Это я-то новая и незнакомая? Значит, чтобы стать «своей», нужно не просто родиться и вырасти здесь, но и обладать определённым лицом?

Миссис Тисл тяжело вздохнула.

– Я не знаю, откуда в людях столько неприязни и непонимания, – сказала она, поправляя рюши на вороте моего платья. – Не знаю, почему мы так любим кого-то ненавидеть или осуждать даже за то, что человеку неподвластно. Но я знаю, что любовь окружающих – это отражение нашей любви к себе.

– Я люблю себя, – резко сказала я, отталкивая руку гувернантки.

– Подойди к зеркалу.

– Не хочу. Граф ждёт.

– Мина, пожалуйста.

Миссис Тисл непривычно нежно взяла меня за руку, подводя к узкому напольному зеркалу в углу комнаты.

– Что ты видишь?

Скептически окинув взглядом отражение, я буркнула:

– Ужасное платье.

– Платье можно поменять. Посмотри на то, что ты не можешь изменить. Например, глаза.

– Узкий разрез, странный блёклый цвет… – начала было я, но гувернантка подняла руку, останавливая меня.

– А что, если я скажу тебе, что в последние пару лет лавку аптекаря посетили почти все женщины Флекни? Они просили продать им что-нибудь для смены цвета глаз: отвары или припарки. Конечно, таких средств пока не существует, но интересно не это, а то, что они описывали светло-голубой или серый, почти прозрачный цвет, которого хотели добиться.

– Всем нравятся светлоглазые англичанки, я тут ни при чём.

Миссис Тисл загадочно усмехнулась, перекидывая мне на плечо толстую светлую косу.

– Я слышала, что те же женщины поголовно искали то, что может окрасить их волосы в светлый цвет. Многие из них покупали сурьму, чтобы вытянуть веки и все – все! – они скупали самые светлые пудры, чтобы скрыть изъяны лица и обрести белоснежную гладкость щёк, подобную фарфору. Эти описания ничего тебе не напоминают?

– Простые совпадения, – холодно ответила я. – Бледность снова входит в моду, сурьма делает глаза ярче, а волосы… говорят, блондинки нравятся мужчинам.

– Могу поспорить, что, будь ты черноволосой, все эти женщины хотели бы покраситься в чёрный цвет, – с улыбкой заметила миссис Тисл. – Дело не во внешности, Мина. Дело в том, как ты ходишь, как смотришь на них, как улыбаешься и ведёшь себя. Ты не замечаешь этого, но в тебе есть тайна, что-то очень притягательно-женское, чему ещё только предстоит раскрыться в полном сиянии. Люди видят это, пусть и не могут понять, в чём именно дело. А из непонимания и зависти рождается их неприязнь к тебе.

– Я бы предпочла быть обычной.

– Получается, ты соврала, сказав, что любишь себя? Раз хочешь быть кем-то другим.

– Нет… То есть… – я осеклась, смотря через отражение на гувернантку.

В мысли снова пробрался незнакомец из сна. Он был похож на меня. Не как брат или родственник, но как кто-то с такими же корнями. А ещё я сочла его самым красивым мужчиной из всех, которых мне доводилось встречать. И, вполне возможно, девушки деревни Флекни были бы такого же мнения. Но он не был реальным человеком, и я сомневалась, что такие мужчины существовали, а значит, он не мог быть серьёзным доводом к тому, в чём меня пыталась убедить миссис Тисл.

– Я пойду. Не стоит заставлять графа ждать.

На этот раз гувернантка не стала меня останавливать, и я поспешно вышла из комнаты. В последний момент перед закрытием двери в коридор выскочило светлое пушистое облачко – Нао.

– Напугал! – пискнула я, отпрыгивая с пути кота.

Он коротко мяукнул, огладив пушистым хвостом подол моего платья, и пошёл по своим очень важным кошачьим делам в неизвестном направлении.

– Жаль, что тебя не было со мной во сне, – тихо сказала я ему. – Там тоже шёл снег, и ты мог бы поймать пару снежинок.

Кот на мгновение обернулся, смерив меня внимательным взглядом голубых глаз, и продолжил свой путь по коридору. Я же постаралась выбросить из головы мысли про таинственного несуществующего незнакомца. «Оставлю их на ночь. Возможно, после разговора с отцом мне нужно будет отвлечься на что-то приятное…»

В Сакуре было две обеденных комнаты: одна – в стиле маминой родины, другая – классическая для Британии. Родители ждали меня во второй. Когда я вошла, они молча сидели по разные стороны прямоугольного стола, а на тарелках перед ними уже был запечённый кролик – первую перемену блюд я пропустила.

Замерев на пороге прежде, чем меня заметили, я пригляделась к отцу и матери. После разговора с миссис Тисл мне стало интересно, какие черты передались мне от каждого из них.

Граф Арчибальд Картер был высоким худым мужчиной с типичной для англичанина внешностью: каштаново-рыжими волосами, едва заметными веснушками на бледном лице, зелёными глазами, прячущимися за стёклами круглых очков и тонкими губами. Годы сделали его кожу немного сероватой и пустили по ней тонкие нити морщин, но он всё ещё оставался привлекательным мужчиной. Не красавцем, но обладателем вполне располагающей внешности.