Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия"

…Размышляя о беседе с чародейкой, Габриэль и сам не заметил, как провалился в тяжёлый сон. А проснулся, инстинктивно выхватив кинжал из ножен у пояса — почудилось, будто из темноты за окном на него смотрят чьи-то глаза.

Спальня находилась на втором этаже, но Габриэль отлично знал, что для человека подготовленного это особого препятствия не представляет. А для какой-нибудь нечисти, которая всё ещё хоть редко, но встречалась в имперских землях — и подавно.

С клинком наготове, который всё ещё ощущался в руке куда привычней, чем молитвенник, Габриэль подошёл к окну. Тишина стояла полнейшая, но это ничуть не успокаивало. Рывком отворив оконную створку, он мгновенно отшатнулся в сторону, держа оружие наготове. Повеяло холодом и сыростью.

Но больше ничего не произошло. На улице царила вся та же сонная безмятежность.

«Ты становишься конченым параноиком, Глациес. И ещё — развалиной, — невесело усмехнулся про себя Габриэль, подумав, что раньше точно не провалился в забытьё вот так безвольно. — А ведь надеялся, что всё это произойдёт хотя бы лет на тридцать попозже… Ладно, хватит себя жалеть — это смешно и глупо. Хорошо, что Рихо меня сейчас не видит».

До рассвета оставалось немного, небо за островерхими кровлями домов уже начинало светлеть. Габриэль захлопнул окно и вернул кинжал в ножны. Стоило поторопить сестру с отъездом, хотя и отчаянно не хотелось этого делать.

***

Лавиния лежала среди смятых простыней, согнув острые колени. Меж её маленьких белых грудей с розовыми сосками поблёскивала усыпанная жемчугом золотая звезда Троих, а светлые волосы в беспорядке рассыпались по подушке.

— Я бы хотела, чтоб ночь длилась вечно, — хрипловато и рассеянно произнесла Лавиния, вслепую нашарив рукой ладонь Рихо. — Чтобы нам никогда не пришлось расставаться. И больше бы я не стала просить у Создателя ничего…

— Когда-то, — Рихо приподнялся на локте, придвигаясь поближе к возлюбленной, — я хотел сбежать вместе с тобой. Раз уж на континенте нам нельзя быть вместе, я бы увёз тебя в султанат.

— В султанат? — Лавиния перевернулась на бок, и на её лице отразилось насмешливое удивление. — Ты серьёзно?

— Почему бы и нет, — Рихо притянул Лавинию к себе, и она прижалась к его плечу. — Знаешь, как султан ценит «убийц магов»?.. Он обещал перебежчикам из рядов Гончих земли и титулы. А уж у меня, как у офицера, и вовсе был бы шанс занять место рядом с троном. Так что нам бы не пришлось вести жизнь голодных беглецов. Ты жила бы во дворце не хуже фиорского…

— И ты через неделю возненавидел бы меня за всё то, чего лишился, сбежав в султанат и предав свою веру. Нет, Рихо, я никогда бы не заставила тебя платить такую цену.

— И, наверное, ты всё-таки права, — Рихо невольно подумал, что он сам никогда бы не смог с таким терпением переносить то, что выпало на её долю. Ждать и покоряться день за днём…

При мысли о покорности он вспомнил Эулалию и вздрогнул всем телом. Лавиния явно почувствовала это, но ничего не сказала, лишь теснее прильнула к возлюбленному.

— А потом, — добавила она, — откуда тебе знать, что султан не захотел бы забрать в свой гарем женщину древней крови?.. И что бы ты делал — безропотно отдал бы меня ему или стал бы сражаться со всей султанской армией?..

— Уж точно не отдал бы, — Рихо мягко коснулся губами её лба. — Но я всегда думал, что это только легенда — будто бы ваш род происходит от соланнской знати.

— Нет, Рихо, это не легенда, а истина. Наши предки действительно когда-то стояли у трона Царства Двух Океанов. И у нас в сокровищнице даже сохранилась пара свитков на языке Соланны. Жаль только, никто не сможет их прочесть, древнее наречие давно забыто. Но отец сказал мне, что возможно именно из-за нашего происхождения гиллийцы предложили нам союз. Ведь кое-кто считает, что они и сами — потомки соланнцев, бежавших на острова от магических войн, которые погубили Царство…

Рихо вспомнил Ханийскую пустыню с её злобными песчаными вихрями и раскалённым воздухом. Огромные башни из светлого камня — с множеством окон, полуразрушенные, но всё ещё почти подпирающие небо и явно выстроенные не без помощи колдовства. Габриэля, чьи голубые глаза яростно сверкали из-под прикрывавшего лицо пёстрого платка. И дряхлого старика из племени местных кочевников, который рухнул на землю, целуя его ноги и бормоча что-то о возвращении древней крови.

Тогда и Рихо, и Габриэль были слишком заняты вывозом из языческих земель порученной их заботам реликвии, чтобы задумываться о словах кочевника, но теперь его речи начинали казаться не такими уж и безумными.

— Интересно, — прервала размышления Рихо Лавиния, — а были ли уже среди воинов Церкви те, кто сбежал к бахмийцам?..

— Были, — прозвучало слишком оборвано и резко, но всего остального он Лавинии точно не скажет.

…Лужи крови на сине-белой плитке внутреннего дворика — свежей, почти такой же алой, как цветы увивающих стену плетистых роз с душным ароматом. Слова на замирающих губах: «Я ведь знал… Знал, что придёте». Смуглая женщина в пёстрых оранжево-жёлтых одеждах, одной рукой придерживающая жмущегося к её ногам черноволосого мальчишку, а другую с мольбой протягивающая к Габриэлю. И рукоять обнажённого меча, которая чуть подрагивает в ладони у того.

А после — дурманный дым в саффенском борделе и девушки-рабыни — тихие и податливые. Улыбающиеся, даже когда грубые пальцы оставляют синяки на их грудях и бёдрах. Ведь даже если кто-то из клиентов, перестаравшись с «ласками», окончит их недолгую жизнь, то просто отдаст хозяину заведения несколько золотых монет… Теперь казалось особенно мерзко, до тошноты, вспоминать это. Хотя он сам, вроде бы, и не был жесток с невольницами. Вроде бы. Половина всего происходящего напрочь истёрлась из памяти. Только одно отчего-то утешало — Габриэль и не подумал составить ему компанию, верным стражем дожидаясь снаружи.

Когда на следующий день проспавшийся Рихо не удержался и спросил у друга — мол, неужели тебе не хотелось забыть?.. Тот только смерил его ледяным взглядом и тихо сказал: «Нет, я должен помнить».

…Словно почувствовав, в какую тьму погрузили Рихо его собственные мысли, Лавиния потянулась к нему с поцелуем. И он ответил — жадно и нежно, подминая под себя изящное тело и касаясь руками обжигающе горячей кожи. Окунаясь с головой в белое пламя, способное очистить тело и разум от любой скверны.

Время до рассвета для них промелькнуло незаметно. Но к приходу Габриэля оба уже были полностью одеты и готовы отправиться в путь.

Лавиния как раз стояла у окна, скалывая шпильками свои длинные волосы так, чтобы они не выбивались из-под берета, когда — постучав в дверь и немного помедлив — в комнате появился её брат.

— Ну что, вы собрались?

— Да, конечно, — Лавиния обернулась. И заметила, что Габриэль одет в мундир Гончих, правда, без знаков различия, а к его поясу пристёгнуты ножны с мечом. — Ты тоже поедешь меня провожать?..

— Обязательно, сестричка, не сомневайся.

— Габриэль, ты что, совсем рехнулся?! — почти прорычал Рихо.

— Лавиния, подождёшь нас немного? — Габриэль улыбнулся сестре и безапелляционным жестом поманил за собой друга. — Идём, Рихо, поговорим наедине.

В коридоре Рихо склонил голову к плечу и вкрадчиво произнёс:

— Самоубийство — грех.

— А хамство начальству — глупость.

— Давай тогда хотя бы возьмём с собой десяток наших людей, из тех, что дом охраняют!.. Как будто ты не понимаешь, что подставляешься, как бесова размалёванная мишень на ярмарке?! Вся черномагическая кодла…

— …сидит у нас под дверью и дожидается, когда я высуну нос наружу, разумеется. Не впадай в истерику, Рихо.

— Но зачем?..

— Зачем?.. — Габриэль поднял глаза, и его друг увидел, как они сверкнули холодным пламенем. — Она моя сестра, Рихо. И я понятия не имею, увидимся ли мы снова. Поэтому хотя бы дай нам попрощаться.

…Так что из чёрного хода епископского особняка они выскользнули все вместе — три почти одинаковые тени в тёмных плащах. Шли быстро и молча. Но взглядов, которые украдкой бросали друг на друга, вполне хватало, чтобы чувствовать себя совсем как раньше.