Затемненная серебром - Соловьева Алла Александровна

Сильный удар в челюсть свалил Марка с ног. С губ тонкой струйкой потекла кровь, мгновенно свернувшаяся. Ланбин восстановился, закрывая себя мощным серебристо-голубым щитом – настолько мощным, что от колебаний телекинетической энергии меня качнуло.

– Тренировка окончена, Злата. Уходи, – не глядя на меня, процедил Тагашев, тоже закрывая себя щитом.

Волной, исходящей от Елизара, меня сбросило с крыши далеко в сторону. Казалось, он закрыл себя тысячей непрерывно бьющих молний, даже представить страшно, что произойдет, если прикоснуться к такому щиту. Глаза Тагашева стали светло-голубыми – раскаленными добела зимними звездами. В воздух поднялось абсолютно все, что было на тренировочной площадке, и начало вращаться неистовым торнадо. Лежа на снегу, я с ужасом смотрела на двоих мракауров, понимая, что сейчас они используют всю свою силу. Красивое лицо Елизара исказилось от ярости: неистовой, дикой, исступленной.

– Я просил тебя не лезть со своими глупыми предположениями!

Щит Марка начал оплавляться, как тающий воск. В какой момент Елизар успел убрать защиту и ударить брата, я не поняла: огромная скорость, неуловимые даже для моих глаз движения. Пролетев через всю площадку, Марк упал на землю, но мгновенно поднялся на ноги, придерживая сломанную руку. Тагашев взмыл в воздух и, опустившись рядом с Марком, снова ударил его, на этот раз круша ему ребра.

Жаркий страх за Марка сдавил сердце. Как бы ни был силен Ланбин, с Елизаром ему не справиться. Закричать? Позвать на помощь? Но кто меня услышит сквозь нарастающий гул? Паника перехватила горло, не давая выдавить из себя хоть какой-то звук. Все, что находилось на площадке, кружилось, обрушивалось, разбивалось, ломалось, словно невидимые руки огромного титана решили стереть площадку в порошок.

В горле появился привкус ржавчины. Меня согнуло пополам от боли, точно удар нанесли мне. Не понимая, что со мной происходит, я закричала от ужаса, но крик потонул в грохоте. Елизар опять ударил брата. Марка поглотили бетонные плиты обрушившегося магазинчика. Я попыталась встать, но череп сдавило тупой болью. На миг в голове все отключилось, мозг выключил рецепторы, а в следующий момент я увидела площадку в новом свете, точнее, в его отсутствии.

Все поглотила тьма, я видела только щит Елизара, но теперь он не казался слепящим и не был сплошным. По всему щиту в определенном алгоритме двигались тонкие голубовато-белые лучи, будто защита соткана из тончайших электрических нитей. Напрягая зрение, я поняла, что нити неравномерны: толще, тоньше, а на уровне груди едва заметны и представляют собой сетку, образовывая в этом месте брешь – уязвимое место.

Марк захрипел от очередного удара, но быстро восстанавливался, хотя закрыть себя щитом был не в силах. Страх перед неумолимой силой пропал. Подскочив, я бросилась к Тагашеву. Елизар словно обезумел и не видел меня, занеся руку для очередного удара. Поймав момент новой дыры в щите, я с силой ударила его в грудь, отталкивая от Марка.

Тагашев пошатнулся. Глаза приобрели привычный цвет сапфира, темные, прекрасные и до краев наполненные болью. Щит пропал. Грохот упавших на землю предметов качнул поверхность под ногами. Меня снова поглотила тьма… а потом нормальное зрение вернулось. Окинув взглядом тренировочную площадку, я содрогнулась. Ничего не уцелело.

Марк поднялся. Хрустнули вставшие на место позвонки, на скуле, стягиваясь в точку, исчез последний синяк. Мракаур восстановился очень быстро. Медленно отступая назад, парень с ужасом смотрел, только не на брата – на меня.

– К-как ты преодолела его з-защиту? – заикаясь, спросил он, совсем не обращая внимания на Елизара, словно тот не набрасывался и не наносил травм, будто единственное, что имеет значение, – это как мне удалось преодолеть щит.

Я хотела бы знать ответ не меньше чем он, но ссора братьев и их сила потрясли настолько, что этот вопрос сам собой отошел на задний план.

– Как ты мог? Он же твой брат! – прошептала я, непотрясенно и даже не с ужасом: у меня был шок.

Отступив от Елизара, я сейчас видела не темные глаза, а те – раскаленные добела, безжалостные, охваченные яростью, которые видела минуту назад.

– Прости. – Елизар опустил голову. – Мне жаль, что ты стала свидетелем нашей ссоры. Все, что он сказал, – это неправда. Марк старается увидеть то, чего нет. В любом случае я не нанес бы ему серьезных повреждений, и он знает об этом.

– Упрямый осел! – выплюнул слова Ланбин.

Грудь сдавило душащее потрясение. Я подступила к Тагашеву. Рука, словно управляемая кем-то другим, а не мной, сжалась в кулак и врезалась в его челюсть. Скула напряглась под рукой, но он даже не покачнулся, а вот костяшки моих пальцев онемели и стали розовыми. Теплая пульсирующая волна проникла в голову, порабощая мозг, вливая очередную порцию успокаивающей анестезии.

– Не смей успокаивать меня, – стиснув зубы, зашипела я. Опустив плечи, развернулась и быстро пошла с тренировочной площадки.

– Злата, подожди! – Елизар бросился за мной и, схватив за плечи, развернул. Я напряглась. – Как ты преодолела мою защиту? – едва слышно спросил он.

– Не знаю, – резко сказала я, пытаясь вырваться из его рук. Но он держал крепко, не давая пошевелиться. – Я видела твои уязвимые места.

– Видела уязвимые места?

– Да, на уровне груди! – Разжав его пальцы, я повернулась спиной. – Мне было страшно, а потом я почувствовала боль. Мир вокруг исчез, и тогда остался только твой щит: яркий, пугающий, мощный, но уязвимый. Не такой уж ты и крутой, как оказалось!

– Способность видеть щиты мракауров и их уязвимые места? – удивленно спросил Марк. Голос такой растерянный, недоуменный, испуганный. – Ты способна остановить Елизара. Я не знаю никого, кому бы это удалось.

– Я рада, что вам понравилось! – К горлу подкатила истерика. Я направилась к выходу.

В заснеженном проеме обернулась. Иссиня-черные волосы Тагашева отливали голубоватым блеском. Елизар, не отрываясь, смотрел на меня, затем сделал шаг в мою сторону и остановился, как будто борясь с ведомыми только ему порывами и чувствами. Сглотнув горький ком, я торопливо скрылась за живой изгородью. Ботинки скрипели по снегу. Зубы сжались так, что заболели челюсти. Нет, я не разозлилась, всего лишь старалась сдержать слезы.

– Злата, пожалуйста, постой. – Тагашев нагнал меня. – Ты особенная, маленькая кошка. В тебе действительно есть способность видеть уязвимые места в защите мракауров, – бессвязно шептал Елизар, почти касаясь губами моего уха.

Горячее дыхание защекотало кожу. Не глядя на него, я слегка повернула голову. Губы коснулись волос на моем виске.

– Ты особенная, малышка, – снова повторил он, не отрываясь от моего виска.

Как же он близко! Еще один крошечный поворот головы – и наши губы соприкоснутся. Дыхание Тагашева участилось. Рука легла мне на затылок. Елизар нежно коснулся моих губ, а потом набросился изголодавшимся зверем. Тело предательски расслабилось, но сознание начало отчаянно сопротивляться, нарисовав лицо Макса. Он считает меня своей девушкой, а я готова броситься в объятия другого, несмотря на грубость, жестокость и бесчувствие того. В душе появилось противное ядовитое чувство. Руки уперлись в грудь Тагашева, и я оттолкнула его.

– Лучше бы я могла защитить себя от тебя. – Казалось, я целую вечность смотрела на него, впитывая в себя каждую черточку. – Пообещай мне одну вещь, – попросила я. Тагашев напрягся. – Ты больше никогда не будешь меня целовать! – выдохнула я.

Елизар хрипло, неестественно рассмеялся. Лицо исказила саркастическая усмешка.

– Не могу. Потому что если пообещаю, солгу, – горячо прошептал он. – Ты манишь, притягиваешь, дразнишь каждым своим движением, совсем как сейчас. – Он наклонился, снова целуя меня.

Разозлившись, я вырвалась, страстно желая обидеть его, уязвить, заставить почувствовать хотя бы толику боли, которую испытываю сама.

– С чего ты взял, что мне нравятся твои поцелуи? Целуешься на слабую «троечку». У Макса получается гораздо лучше! – Покачнувшись, Елизар отступил от меня на шаг. – Но ведь тебе на это наплевать. Три месяца ты не замечал меня. Ради тебя я была готова на все, но ты оттолкнул меня, а теперь говоришь, что я притягиваю тебя? Я считала, что повстречала самого лучшего парня на свете, но жестоко ошиблась. Знаешь, какие дни я считаю самыми ужасными в своей жизни? День, когда я повстречала тебя; день, когда во мне возникла надежда, что ты полюбишь меня, но самым страшным был дождливый вечер, после которого я раскалывалась на обломки, даже не зная, почему ты так обошелся со мной!