От потрясения я даже дышать нормально не могла, не понимала, в чем моя вина и за что меня так оскорбляет мама, которая за всю жизнь слова плохого не сказала.
— Как ты посмела… — она кричала на меня, тряся очередным вскрытым свёртком. Её лицо искажал гнев.
— Мама, — в каюту ворвалась Ками, — ор на весь коридор. В чем дело?
— В чем дело? — она кинулась на неё. — В этом… — Мама указала на заваленную кровать. — Может, и ты с кем-то снюхалась? Я вас отправляла, полагая, что вы приедете с двумя или тремя обновами. А это за чей счёт? Хватит и того, что Лили прикупили вот это для утех. Всех моих дочерей здесь пользовать в этом будут как давалок?
Она развернула вещь и продемонстрировала сестре шикарный прозрачный пеньюар с нежными кружевами и оборками. А спустя мгновение эта красота полетела на пол к ее ногам и была пинком отправлена в угол. Наверное, это и оказалось спусковым крючком. Не выдержав, я расплакалась.
— Мам, ты совсем? — Ками слова тоже не подбирала. — Что вещи делают у тебя и какое право ты имела в них копаться?
— Это привезено моим дочерям. Я должна была проверить, что там, и не зря…
— А не смущает, что мы давно выросли! — рявкнула Ками. — И хватит заглядывать нам в трусы! Что ты в них забыла? А вещи Лили… Так знаешь, родная, если бы не задвигала младшую дочь в присутствии остальных и не рассказывала, что место ее дома на коврике, так может, у нее хватило бы духу сообщить, что она уже жена! И муж имеет право покупать ей все что угодно. Но вместо этого она кольцо пластырем заклеивает. Прячет от всех нас! Я тебя очень люблю, мама, но порой от твоей опеки становится душно и тошно. И я не Лиля или Пети - молчать не стану. Не заткнусь! Посмотри уже на нас. Где ты детей среди нас видишь! Где?!
Я разрыдалась, чувствуя, как нарастает боль в пояснице. Меня трясло, я вдох сделать не могла. Обида раздирала душу.
— Лиля? — мама обернулась. У нее в этот момент были такие испуганные глаза. — Доченька, это правда?
— Что я потаскуха? — зло выдавила из себя. — Да, мамочка. За тряпку и под Нума легла, а за пеньюарчик - под Маэра. А Лукеру за помидоры дала, прямо на травке ноги раскинула. Знаешь, какие вкусные были? Объедение! Я же такая, да! А что? — меня несло. Я сама толком не понимала, что говорю. Хотелось, наконец, выплеснуть все это. — А чего дома в запертой комнате сидеть? По мужикам пойду. Под всех лягу! Видишь, как калеки ценятся, все хотят отыметь…
— Лиля, — она пошатнулась.
— Ты не имела права забирать вещи себе, мама! — кричала я сквозь слезы. — Никто не давал тебе права лезть в них. Пинать первую красивую вещь, что у меня появилась! Это мой пеньюар, и он для моего мужа. А ты… Ты его пнула, как половую тряпку. Ты… Никто не давал тебе права унижать меня перед всеми за столом. Ты меня уродом выставила! Немощным овощем без права на будущее. Я не хуже сестер! — мой голос сорвался на крик, я рыдала, выплескивая обиду, что годами оседала в душе. — Я имею право на полноценную жизнь. Имею право сама решать за себя. И полюбить мужчину тоже могу! Я не хуже сестер! Не хуже…
Резкая острая боль в спине заглушила разум. Закричав, я выгнулась, да так сильно, что кресло повело. Я неуклюже завалилась и выпала из него.
Удар об пол затылком и боль… Я чувствовала ее везде. В каждом уголочке тела. Она пронзала голову словно штырями.
— Лиля, — крик Ками врезался в мое сознание. — Кто-нибудь, помогите! Лиля… Сестричка, держись. Кто-нибудь! Маэр, Нум, Лэксар! Хоть кто-нибудь!
Открыв глаза, я уставилась на побелевшее лицо мамы над собой.
— Прости, доченька, — шептала она одними губами. — Прости дуру. Меня так занесло. Умоляю, родная моя, прости… Боги, кто-нибудь! — ее крик заставил вздрогнуть и зайтись истошным воплем.
Поясницу словно прострелило болью. Я ощутила, как сводит мышцы ног.
Глава 36
Через пелену боли, застилающую разум, я слышала громкие шаги в коридоре. Кто-то бежал. И каждый стук каблука по металлической поверхности нестерпимо ударял по вискам, словно они по моей голове ходили.
— Больно... — выдавила из себя.
Меня трясло. Язык постоянно попадал на зубы, и я невольно прикусывала его, ощущая гадкий вкус крови во рту. Ноги... я выла, неспособная это терпеть.
— Лиля, милая, да зачем же я так... — по лицу мамы стекали крупные слезы. — Я боялась, что он поиграет с тобой. Что для него это будет интрижка, а ты влюбишься по-настоящему. До того себя накрутила... Как я могла...
Она разрыдалась в голос, раскачиваясь надо мной.
— Что случилось? — прокричал кто-то совсем рядом.
Я не сразу узнала голос.
Слишком грубо он звучал. Непривычно. И только спустя несколько мгновений разгадала личность говорившего — Мити. Пилот сакали. Тот с пером на шляпке.
— Дупел, — его крик болью ударил по ушам, — быстро на улицу. Нум на своем участке. Далам, помоги мне.
Маму без церемоний сдвинули в сторону, и надо мной появилось его непривычно жесткое сосредоточенное лицо.
— Кровь на губах. — Рядом показался и второй сакали.
— Вижу, брат, найди чем разжать челюсть и фиксируй ее голову между колен.
— Понял, — Далам вскочил на ноги.
Послышался стук открывающихся ящиков.
— Ками, ремень отца, любой. Не стой столбом. Ищи!
— Ага, — раздалось испуганное. — Вот...
Снова шаги, и надо мной показались оба сакали.
— Больно, — я еле шевелила губами.
Челюсть отбивала дробь.
— Фиксируй ее голову, — Мити меня и не слушал. Он сел сверху и зажал мое тело между своими бедрами.
Обездвижил.
Далам придвинулся так, что голова оказалась между его колен. Нажав на выемку на щеках, он разжал челюсти, и Мити проворно просунул мне в рот сложенный вдвое ремень.
— Зажми его, Лиля, легче станет, — скомандовал он. — А теперь нужно успокоиться. Сделай глубокий вдох, — Мити приставил ладонь ребром к своей груди, и сам вдохнул.
Я невольно повторила. Спустя мгновение рука опустилась — я выдохнула.
В голове слегка прояснилось.
— Умница, — Далам успокаивающе растирал большими пальцами то место, где соединяются челюсти.
— Лиля, смотри только на меня, — Мити ловил мой взгляд. — Вдох, — его ладонь приподнялась вверх, — и выдох, — она опустилась. — Молодец. Еще раз...
Я повторяла за ним, чувствуя, что хотя бы теперь могу дышать. Где-то рядом рыдала мама. В коридоре бежали... Я очень надеялась, что это Нум, но в каюту влетел с носилками Мириш. Взглянул на маму и резким жестом указал в коридор:
— Истерите там, здесь нагнетать не нужно.
Добрым этот мужчина больше не выглядел. Услышав его, Ками подобралась и вытерла слезы.
— Я взял обезболивающее. Нум слишком далеко. Его планшет остался на рабочем столе, так что не будет лишним, — черони подсел к Даламу и показал Мити шприц-пистолет.
Я в этот момент была готова умолять его об уколе.
— Не навредим? — Далам с сомнением взглянул на розовую капсулу, вставленную в него.
— Нет, — Мити покачал головой. — Этим вред не нанесёшь. Коли сразу в артерию. Справишься?
— Нет у тебя хоть какой-то опыт. Давай сам, — Мириш передал Мити шприц, и я почувствовала легкую боль в шее. Слезы потекли по моему лицу ручьём.
— Всё хорошо, малышка, — Мити гладил меня по рукам расслабляя. — Тебе больно, но сейчас станет легче. Всё хорошо. Ты наш маленький боец. Терпи, Нум на подходе, я в этом уверен. Твой муж уже здесь, слышишь?
И я действительно слышала, как кто-то быстро бежит по коридору. Громкий стук каблуков эхом разносился по кораблю.
— Мити, — родной голос подействовал на меня не хуже обезболивающего. — Что с ней?
— Я не понял до конца. Похоже, было на приступ. Её сильно трясло, рот в крови. Мы вкололи это, — он протянул бледному Нуму шприц-пистолет.
Но мой орш не удержал его. Муж испуганно смотрел на меня. Казалось, его и самого трясло.
— Я же просил...— грозный рык разнесся по каюте, — Я просил не задевать Лилю ни словом, ни делом. Ками, что произошло?
