Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша

— Она ведь такая неоднозначная, эта проблема эвтаназии. Тварь я дрожащая или что? Имеет ли доктор право… тот, чьи руки призваны спасать жизни этими же самыми руками ее отнять? Мы так часто делаем это непреднамеренно. Врачебные ошибки, — Люба усмехнулась. — Я специально ушла как можно дальше от них, выбрав поликлиническую терапию. Я всегда боялась неосторожно принести вред… любому. Никто на всем свете не заслуживает страданий. Ни одна живая душа. Я вижу его не в первый раз, этого больного и каждое посещение хочу рыдать. Я не могу так… Разве это не истинное милосердие избавить его от страданий? Прекрати смеяться надо мной! Почему ты так жесток?!

Люба вскочила и указала на кого-то так, словно и в самом деле спорила с невидимым собеседником. У нее были галлюцинации.

— Почему ты, Господи, допускаешь, чтобы в мире было так много зла?! Неужели ты не видишь того, как твои дети страдают?! Почему люди вынуждены делать твою работу за тебя?! Проявлять милосердие…

В следующем воспоминании Любе позвонила та самая женщина, мужу которой доктор помогла отправиться на тот свет и просто назвала адрес.

— Ампулы вам отдадут, — прибавила женщина.

Люба собралась и поехала, отложив дневные дела.

Потом это сменилось ярко освещенным кабинетом врача. На стенах висели дипломы и грамоты. Большой стеллаж забит книгами по наркологии. Сухонький пожилой мужчина в белом халате сидел в кресле. Люба стояла напротив его стола.

— Покажи руки! — настаивал нарколог.

— Ты не захочешь видеть это, дядя, — безразличным тоном произнесла Любовь.

Мужчина вскочил и, засучив ее рукав, молча выдохнул. Затем он запустил пальцы себе в волосы.

— Почему ты ничего не сказала?! Мне хотя бы.

Люба отвела глаза.

— Извини.

— Вика, ты наркоманка!

— Да.

— Еще одна передозировка…

— Да.

Люба отвечала как заведенная кукла, глядя в сторону.

— Ты себя убьешь!

— Знаю.

— Ложись в клинику!

Тут только Люба посмотрела на родственника.

— У меня дела.

Дядя заглянул ей в глаза.

— С кем ты ширяешься?

— Одна.

Тот покачал головой.

— Вика, ты не работаешь уже полгода. У тебя нет денег на дозу. Боюсь, что ты долбишься с друзьями из одного шприца, они делятся с тобой за хату. Я слышал от милиции… Когда ты проверялась на ВИЧ в последний раз?

— Никогда.

Тогда доктор подскочил к племяннице и, схватив ее за нижнюю челюсть, принудил открыть рот. Он отшатнулся.

— У тебя кандидоз слизистых, ты высохла как мумия, я вижу на шее огромные лимфоузлы. Ты знаешь, что это значит?

— Что у меня СПИД? — с вызовом ухмыльнулась Люба.

— Ложись в клинику!

— Не собираюсь, — оскалилась Люба. — Жизнь отвратительная штука, она мне никогда не нравилась. И теперь, когда от нее остались последние… деньки я просто проведу их в свое удовольствие, дядя. Я не собираюсь цепляться за такой… тлен. Я итак все время была отверженной. На мне негде ставить клейма. Я не потяну еще и иммунодефицит.

Люба умирала от пневмоцистной пневмонии, как и многие люди, разделившие ее диагноз. Ее доставили в больницу в предагональном состоянии прямо из притона, которым стала ее унаследованная от бабушки трехкомнатная квартира в одном из престижнейших домов центра Москвы. Она лежала в той самой реанимации, в которой теперь работала Вера.

Около постели больной тогда сидела Вознесенская Вера Павловна, прошлая глава больницы. Она нежно погладила рыжую наркоманку, и когда ее прикосновение вырвало больную из забытья, произнесла:

— Ты хорошая девочка. Добрая. Тебя никто никогда не понимал. Ты так старалась для других, когда тебя только отталкивали.

Люба не могла ответить. За не дышал аппарат ИВЛ. Изо рта торчала трубка.

— Я вижу, что ты сожалеешь. Что если я дам тебе шанс все исправить?

Люба сделала едва заметное движение головой. Это можно было принять за знак согласия. Тогда Вера выключила дыхательный аппарат и деактивировала сигнал тревоги на мониторе.

— Придется потерпеть, — сказала она умирающей. — Переходить из одного состояния в другое неприятно. Теперь ты прочувствуешь тот ужас, который испытывали твои пациенты, когда ты вводила лекарство. Это расплата. Но я не соврала. Увидимся в загробной жизни. Мне нужен новый доктор, а ты дала обещание прийти в стационар.

Потом хранители увидели подсобку, в которой принимал Иннокентий.

— Я точно должна быть здесь? — буркнула Люба, кутаясь в больничный халат. — Вот прямо с реанимационной койки к психиатру? Думаешь, у меня крыша плохо прибита?

Иннокентий поднял глаза от собственных записей. Блеснули очки.

— Это не моя идея. Веры Павловны. Она наша начальница… Люба, и я бы посоветовал тебе прислушиваться к тому, что она говорит. У нее большой опыт. Как и у меня. Я знаю, что юные хранители…

— Ну и название! — Люба посмотрела в сторону.

— Находятся на грани, — закончил Иннокентий. — Мы оба о тебе позаботимся. Я со своей стороны, а она…

— Она сказала, что ты крайне интересная личность, мозгоправ. Посоветовала как следует присмотреться.

Иннокентий пару мгновений молча смотрел Любе в глаза.

— Может, расскажешь чего в тебе такого особенного? — заявила новая хранительница. — Ну, чтобы завязать знакомство, дружбу… Вы же оба с Верой в этом заинтересованы.

— Это не по правилам, — сказал Иннокентий. — Я твой терапевт. Это значит, что мы будем беседовать о тебе, твоих страхах и чувствах. Я помогу тебе разобраться в них…

— И все? — фыркнула Люба.

— Другие техники более рискованные, — кивнул Иннокентий. — Твое состояние пока не требует того, чтобы я влезал тебе в голову.

Люба фыркнула.

— А ты можешь?

— Вполне.

Тогда она встала.

— Короче, я завершаю сеанс, — определилась Люба.

Иннокентий тоже поднялся.

— Сначала давай поговорим об этом.

Люба пожала плечами.

— Меня интересуют яркие впечатления, — проговорила новая хранительница. — А жевать сопли про то, как меня в детстве не любили, я не намерена. Давай лучше так: ты объяснишь, как становишься сумасшедшим, и я останусь.

Иннокентий оскалился и тронул дужку очков.

— Виктор…

— Нет, — пожала плечами Любовь. — Вера.

Тут уж лицо психиатра отразило неподдельное удивление.

— Она сказала, что если сниму с тебя очки, узнаю много интересного.

Следующим движением Люба сдвинула волшебные очки с его носа.

— Дура… — пронеслось в воздухе, прежде чем оба хранителя застыли, напряженно глядя друг другу в глаза.

Наконец Иннокентий с видимым трудом поднял руку и вернул очки на место. Психиатр уставился в пол. На Любе не было лица.

— Извини, я не знала, — проговорила она. — Я даже не думала, что…

— Жизнь не сложилась не у одной тебя? — процедил психиатр. — Ты понятия не имеешь о том, что чуть было не натворила. Еще немного, я потерял бы контроль, и больница погрузилась бы в шизофренический бред. Не будем продолжать сеансы. Я дам другое средство, как ты и хотела. Лекарства.

— Григорий, я…

Психиатр схватился за ручку.

— Вера говорила, что если я узнаю, кто ты такой, то сумею спасти и тебя, и себя. Извини. Я поторопилась.

— С чего ты взяла, что мне нужно спасение? — отчеканил он. — Держись подальше.

Вера выдохнула. Он сказал Любе то же самое, что и ей однажды.

— Ты очень… красивый, — оставшись в одиночестве, произнесла Люба.

Наконец все погасло, как и в тот раз, когда Вера пыталась спасти Виктора. Люба и Иннокентий стояли друг напротив друга.

— Я столько раз пыталась сказать тебе, что сожалею, — проговорила Люба. — Я не хотела лезть тебе в голову. Просто защищалась. Ты ведь видел это, верно? Гриша, меня всегда отталкивали. В этот раз было еще больнее, чем всегда. Я никогда раньше не влюблялась. Жила, окруженная ненавистью, и только тут смогла расслабиться. Я увидела человека, искалеченного не меньше чем я и при этом такого красивого. Я решила, что стоит попытаться. Она так не вовремя появилась, эта Вера. Вертихвостка, как твоя жена.