Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

– У вас есть предположение, – поинтересовался Эспин, – отчего и местные, и имперские представители власти так равнодушно отнеслись к сигналу бедствия, который вы чудом перехватили?

– Есть подозрения, – немного помолчав, признался радист, – но говорить о них ничего не буду, извините. Да даже если бы и сказал, ничего это уже не изменит. А вы, значит, тоже заподозрили, что в истории с дирижаблем что-то не сходится, раз прибыли на острова?

– Ялмар Толбот ошибся – дирижабль не сгорел. В личной беседе он признал это.

– Вот как? В Сульмар же отправляли тело Рудольфа Крога. Я ещё тогда подумал, что это странно, ведь по официальной версии он должен был сгореть дотла.

– Дядя Руди не умер, – сказала я. – В том ящике был моторист с дирижабля, а не он.

– Кстати, – и тут Эспин порылся в портмоне и вынул оттуда тот самый клочок бумаги, что нам выдали на опознании вместе с фотографией, перстнем и часами. – Это нашли в нагрудной сумке того погибшего моториста. Он шёл пешком к Тюленьему острову и при нём был листок бумаги. Это какие-то координаты или…

– Похоже, полоса частот, – приняв клочок, заключил радист. – Я ведь пробовал после сигнала бедствия связаться в "Флесмером" вновь, но ничего не получилось. Может, есть смысл проверить эти частоты.

– Проверьте, пожалуйста, – взмолилась я. – У экспедиции запасов провианта на десять месяцев. Они точно живы, но почему-то не могут добраться до Тюленьего острова.

– Обязательно всё проверю, госпожа Крог, – заверил меня радист. – Пока вы здесь, буду слушать частоту на работе. Если что-то выясню после вашего отлёта, обязательно пришлю телеграмму.

Эспин не преминул оставить свой флесмерский адрес, после чего настало время возвращаться вниз, пока пограничник нас не хватился.

– Ты ведь, понимаешь, – вполголоса сказала я Эспину, пока мы спускались по лестнице, – теперь мы не имеем права никуда улетать. Здесь царит какой-то заговор. Даже радист боится о нём говорить.

– Заговор или нет, но что я могу поделать? Депортацию уже не отменить. Разве что улететь во Флесмер, получить там официальное разрешение на посещение островов и вернуться. Но, боюсь, к тому времени даже аэронавигация будет остановлена до весны. И я очень сомневаюсь, что в такой обстановке нам выдадут пропуск.

– Значит, нужно придумать что-то другое и прямо здесь.

Ответить Эспин мне так и не успел. За входной дверью продолжалась раздаваться ругань, а пограничник всё пытался забежать внутрь, чтобы скрыться от толпы, но его как будто и не отпускали.

Эспин уверенным шагом направился к выходу, и мне пришлось последовать за ним. Снаружи неспешно падали редкие хлопья снега, но намечающееся ненастье вовсе не охладило пыл людей. Хорошо, что они были увлечены перепалкой с пограничником, и не стали накидываться на нас с Эспином, чтобы отнять наши билеты на дирижабль. Правильно, ни к чему это – они же именные.

Пока пограничник объяснял несостоявшимся пассажирам, что бунт против общественного порядка чреват неприятностями, я попыталась взглядом найти Зоркого, но всё было тщетно. Я обошла здание аэровокзала, обе мачты, ходила к реке, но моего пёсика нигде не было видно. Я даже решилась подойти к сухопарой женщине, что стояла чуть поодаль от толпы и меланхолично наблюдала за перепалкой.

– Простите, а вы не видели здесь белого пса, такого мохнатого.

– Собачку белую? – даже не посмотрев на меня, переспросила она. – Да, была тут такая. Покрутилась-покрутилась и в лесок убежала.

– В какой лесок?

– Да тут он один, вверх по речке.

Я отошла в сторону и увидела, как за аэровокзалом в полукилометре от радиомачты растянулась серая полоска голых деревьев.

– Пойду искать Зоркого, – сказала я Эспину.

– Есть захочет, сам придёт, – отмахнулся он.

Ох, лучше бы Эспин этого не говорил. Я и так успела сегодня на него осерчать. Мало того, что он чуть ли не считает меня своей собственностью и решает, с кем мне говорить, а с кем нет, так ещё собирается покорно лететь во Флесмер, пока дядя Руди ждёт помощи где-то там, на севере. А мой пёсик, мой лохматун, разве ему не нужна помощь? Он ведь в незнакомом лесу, наверное, заблудился и не знает, как теперь вернуться ко мне.

– Я иду за ним, – решительно предупредила я Эспина и зашагала в сторону леса.

– Куда? – схватил он меня за руку. – Мы сейчас поплывём на лодке обратно в город.

– Плывите без меня, – высвободившись от его хватки, решительно сказала я. – Сульмар недалеко, дойду пешком. И до леса тоже.

– Шела, не глупи.

– А ты не малодушничай, а лучше подумай, как нам остаться на острове.

Всё, на это Эспину крыть было нечем. А я побежала по нетоптаному снегу в сторону леса. Заодно и проверю, смогут ли меня остановить представители власти, или же незаметное исчезновение из-под их неусыпного ока всё же возможно. Если так, то самое время подумать о побеге из Сульмара. Под покровом ночи при полной экипировке и прямо на север – на спасение дяди Руди и его экипажа.

Глава 42

Как всё-таки приятно гулять среди жиденьких деревьев северного леса. Вернее, было бы намного приятнее, если бы не саднящий палец на ноге, который ночью покусала ласка.

Тоненькие, низенькие ивы и берёзки – через них запросто проглядывает небо, да и за кромкой лесополосы вполне можно увидеть сульмарские домики вдали. В общем, заблудиться я не боялась абсолютно. А вот не отыскать Зоркого – очень даже.

Вначале я выкрикивала его имя, звала, но он так и не откликнулся. Потом я устала зря напрягать связки и принялась просто блуждать между карликовых берёзок в надежде увидеть возле одной из них на белом снегу белую гору меха.

В своих поисках я даже пересилила неприятные воспоминания о неожиданной встрече в кедраче и полезла в середину одинокого хвойного куста, когда мне показалась, что там внутри что-то шевелится. Как хорошо, что ветки немного отогнуты и можно беспрепятственно зайти внутрь и не застрять. Но нет, внутри Зоркого не оказалось, никто в кедраче не шевелился. Наверное, с хвойной лапы просто упал комочек снега.

Я повернулась, чтобы вылезти из куста обратно и замерла на месте. Возле кедрача стояла огнёвка. Дикий зверь внимательно разглядывал меня, и от этого мне стало несказанно страшно. Пламенно-красный мех, светлая грудка, чёрные лапы, непомерно толстый и пушистый хвост и глаза как у кошки. Этот зверь размером был немного меньше собаки, и всё равно внушал трепет, особенно своим немигающим пристальным взором. Огнёвка будто изучала меня и оценивала. И, кажется, она решила, что перед ней стоит презренная двуногая тварь, которая не достойна того, чтобы её бояться.

Я стояла посреди куста, словно в тупике. Можно, конечно, попытаться пролезть между веток и выбраться наружу. Но человек я или нет? Должны же меня остерегаться дикие звери.

– Иди отсюда, – сказала я огнёвке, но она продолжала стоять на месте между отогнутых кедровых лап и таращиться на меня.

Да, это не собака, человеческую речь и интонации она не понимает. Так может резкое угрожающее движение её образумит? И я притопнула ногой. Да, не слишком грозно, но на большее страшно решиться – а вдруг огнёвка решит обороняться и покусает меня?

Удивительно, но через пару секунд этот мой жест возымел действие. Огнёвка ещё немного поглядела меня и нехотя отошла в сторону, будто сделала мне одолжение.

Минут пять я стояла на месте, боясь выглянуть из-за куста. А вдруг огнёвка не ушла и зачем-то поджидает меня рядом? Пришлось уговорить себя перестать бояться совершенно неопасного для человека зверя и выйти из кедрача. Вокруг никого не было – я внимательно оглядела всё вокруг, чтобы в этом убедиться.

Теперь со спокойным сердцем я могла идти искать Зоркого дальше. Я даже успела сделать пару шагов, как рядом с ухом что-то противно просвистело, а за спиной раздался хлопок, от которого душа ушла в пятки.

Ноги подкосились, словно потеряли точку опоры. Кажется, я вскрикнула, прежде чем повалиться в снег. Лицо так неприятно обожгло холодом, но ещё неприятней и страшней мне сделалось, когда над ухом кто-то тяжело засопел. Неужели огнёвка вернулась? Зачем она тыкается влажным носом мне в шею. Хочет перегрызть глотку? Как страшно…