Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

Это уже явно походило на провокацию и очень не понравилось ни Надежде, ни Алланту.

— Да, пожалуйста! — спокойно отозвалась Надежда и, сделав знак телохранителям оставаться на своих местах, не торопясь, спустилась к нежданным посетителям, остановившись на расстоянии трех метров от них.

— Я слушаю вас, — вежливо повторила она.

— Нам нужно получить ответы на несколько вопросов.

— Я слушаю вас, — еще раз повторила Надежда.

— Это на тебя пал выбор в День Жертвоприношения?

Немного обескураженная такой постановкой вопроса, весьма походящей на целенаправленное оскорбление, Надежда ответила односложно:

— Да.

— И ты самостоятельно взяла на себя проведение обряда, без разрешенной подмены? — фамильярность и оскорбительность слов и тона неприятно поражали. Надежда предпочла перетерпеть, не подавая виду.

— Да.

— И, действительно, после того, как ты, по воле Небесного Воина принимала любого желающего, ты понесла?

Зычный, четко выговаривающий каждое слово, очередного унизительного вопроса, голос служителя слышали все. Это было неслыханно и больше всего напоминало открытый плевок в лицо.

Надежда не выдала себя ничем, кроме резко стиснутых, побелевших на костяшках кулаков, ногтями в ладони, и ответила, почти не сбившись со спокойной интонации.

— Да.

В зале зашушукались, прокатилась волна ропота.

— И в должный срок супруга Небесного Воина родила здоровое дитя?

— Да!

— Сегодня по срокам исполняется три года со Дня Жертвоприношения. И сегодня на закате этот ребенок должен пройти обряд Идентификации и Приобщения в Главном храме Небесного Воина. Он еще должен суметь доказать, что является именно дитем Обряда Жертвоприношения! И не тебе, а тем более не твоей бесполезной Защитнице, которой вы тут поклоняетесь, противиться воле Небесного Воина.

По залу прокатилась еще одна, более сильная волна явного глухого ропота, и Надежда не выдержала.

Она резко выбросила вперед, на уровень лица, руки с раскрытыми ладонями и, не разжимая зубов, коротко рыкнула:

— На колени!

Вся троица, не сумев подавить неожиданного резкого импульса внешнего воздействия, одновременно рухнула перед ней на колени.

— Я позволяла вам оскорблять себя, — четкий тон ее раздельно произносимых слов был ледяным, — но никак не Защитницу. Вы двое, встаньте, — повелевающе показала она левой рукой. — И поднимите это убожество, позволившее себе разевать здесь непристойным образом свой поганый рот.

И обратилась непосредственно к виновнику скандала, невнятно мычащему и безвольно обвисающему на руках своих спутников.

— Слышишь, ты? Запомни! Самостоятельно передвигаться и говорить, сможешь только после того, как покаешься в храме Защитницы во время воскресной службы. А теперь, — довольно ядовитая ухмылка тронула ее губы. — Не соизволят ли верноподданные служители Небесного Воина немедленно покинуть стены этого зала? Я получила нужную информацию и больше не желаю вас видеть здесь.

И, неторопливо развернувшись, проследовала к своему месту.

Надежда до боли стиснула запястье Алланта, и он почувствовал, как ее колотит нервная дрожь, не показываемая на людях.

Вызов, а тем более выраженный в такой открытой и враждебной форме следовало принимать, и правительственный люфтер взял курс на Запад к горам.

Храм Тысячи Ступеней, лишь фасадом выдающийся из скалы, выглядел сурово и неприступно. Каждая из ступеней крутой лестницы, также как и Храм вырубленной в естественной скале, олицетворяла один из постоянно окружающих человека соблазнов, и преодолевать ее, по правилам Верования в Небесного Воина, следовало пешком и непременно с молитвами покаяния. Надежда в своих силах не сомневалась, а молиться здесь не собиралась, но прежде, чем начать подъем, она повернулась к своему окружению и приказала охранникам по двое взять под опеку Альгиду и Вилду.

— Неважно как, — сказала она, но они должны дойти до Храма, не очень от меня отставая, и в более-менее приличном виде. Если потребуется — понесете. — И обратилась к Найсу, пожелавшему, несмотря на ее протесты, лично сопровождать ее к Храму. — Праки Найс, я категорически запрещаю Вам этот подъем. Такие упражнения отнюдь не для вашего сердца. Поверьте, вряд ли у меня там будет время отвлекаться на Вас. Да еще неизвестно, что они там для нас припасли, возможно, не останется и сил, чтобы оказывать Вам помощь, поэтому я приказываю Вам и очень по-человечески прошу, пожалуйста, поднимитесь наверх на люфтере. Мне плевать, что они там подумают или скажут! Праки, Найс, пожалуйста.

И Найс подчинился.

Вилда передала девочку на руки Иркету, и подъем начался.

Прихожане и служители ожидали их на площадке вне Храма. И очень многие злорадно жаждали посмотреть, какой жалкий, измученный вид будет у Посланницы Защитницы, пусть вынужденно, но все-таки пришедшей к Храму Небесного Воина. Если бы они знали уровень нагрузок на ежедневных джанерских тренировках, они бы так не обольщались.

Перед последним лестничным пролетом Надежда приказала Иркету отпустить Альдену, и девочка преодолела эти пятнадцать отполированных тысячами ног каменных ступеней вполне самостоятельно. И первая предстала перед поклонниками Небесного Воина, румяная, с разметавшимися по плечам черными кудряшками, перехваченными ярко-синей лентой, такой же, как ее глаза и поясок на белом платьице — символ принадлежности к императорскому роду и к Защитнице. Надежда уверенно ступала на шаг позади дочери в парадном, тоже белое с синим, одеянии, в полном комплекте украшений, тех самых, сделанных для коронации. И по ее виду вовсе нельзя было предположить, что она только что преодолела такой подъем, даже с ровного дыхания не сбилась, лишь чуть разрумянилась. Она обвела взглядом присутствующих, пытаясь вычислить настоятеля Храма и его приближенных. И обреченно высмотрела репортера с камерой. Хорошо, хоть только одного. — Вы хотели видеть здесь сегодня мою дочь? Она перед вами.

Толпа в черных и темно-фиолетовых одеждах налегла ближе, тесный круг сомкнулся. Вперед с трудом протиснулся один из служителей и возвестил, глядя исподлобья:

— Пройдите под своды Главного Храма. Познайте могущество Небесного Воина! Его Власть бесгранична, а гнев страшен.

Он величественно простер левую руку, приглашая следовать за ним под темную, грубовато вырубленную арку.

Альдена, всхлипнув, растерянно огляделась, прижалась к матери, сразу же дернув ее за руку:

— Пойдем отсюда! Здесь плохо! Дяденьки плохие. — Получилось по-детски громко — услышали слишком многие.

Надежда присела около дочери на корточки — глаза в глаза.

— Не бойся. Я здесь. И присмотрись, не все же дяденьки плохие!

— Все!

— Неправда. Так не бывает. И мы пришли совсем не к плохим дяденькам, а в этот Храм.

— Он мертвый!

Немедленная волна возмущенного ропота прокатилась по толпе.

— Ну и что! Он не похож на Храмы Защитницы, но посмотри, он по-своему, красив. И он был живым. Его строили не для смерти.

— Он мертвый!

— Допустим. Тогда попробуй просто послушать Храм. Не обращай на дяденек никакого внимания, будто мы с тобой здесь одни.

— А Вилда? А Иркет? — чуть не плача, перебила ее девочка.

— Ну, конечно, оглянись, они всегда с тобой, маленькая. Успокойся и просто послушай сам Храм. Помнишь — мы слушали твою комнату? Но для этого нам нужно войти внутрь. Круг разомкнулся узким проходом, чтобы пропустить их. — Она, взяв девочку за руку, торжествено ввела ее в распахнутые двери.

Первое ощущение, возникшее у Надежды под полукруглыми темными сводами чужого Храма — гнетущая пустота и брошенность. Это, несмотря на толпящихся внутри многочисленных поклонников чужой враждебной веры. Похоже, Альдена оказалась права. Лишившись своего небесного покровителя Храм, действительно, умер.

На беленых стенах крепились освещающие храм факела, обязательно попарно, ручки в стороны, а пламя почти соединялось. Под каждой парой факелов вертикально располагался довольно большой, бронзовый, четырехгранный, торцовый ключ.