Затмение (СИ) - Субботина Айя

Чем больше я об этом думаю, тем выше поднимается градус настроения.

Риваль всегда был азартным, и неважно, шла ли речь о скачках или петушиных боях. А по странной иронии судьбы именно азартные люди чаще всего страдают хроническим невезением. И наследный принц не стал исключением. Поэтому, наравне с покупкой ломбардов, ювелирных мастерских и банка, я так же скупила все его закладные. Между прочим, приличная сумма. За такие деньги Риваль должен беспрекословно подчиниться любому моему требованию, даже пожелай я увидеть, как он станцует джигу на игольном ушке.

Я держу второго наследника короны за яйца, выражаясь языком мужчин, и собираюсь укрепить свои позиции.

— Мне нужно знать, где и когда он будет играть, — говорю, чувствуя приятное жжение в кончиках пальцев. Так бывает всегда, стоит сделать еще шаг навстречу к исполнению мечты. — Мне нужно знать, какую сумму он проиграет и у кого возьмет ее в долг на этот раз.

Зачем, спросите вы? Ведь я все равно выкуплю его долги.

Все просто: на этот раз я хочу сыграть с ним за одним столом и сделать все, чтобы Его Высочество поверил, будто мы союзники.

глава 7

Все заботы с Мастерами я откладываю до завтрашнего дня. Сегодня у меня встреча с Эваном — и я должна быть полностью сосредоточена на ней. Без зазрения совести вышвыриваю из головы лишние мысли — по-другому мне с герцогом никогда не справиться.

Я приезжаю с небольшим опозданием и это тоже часть моего плана, потому что, если ничего кардинально не изменилось, любое промедление способно вызвать у Эвана целую бурю не самых приятных чувств. Он человек действия, даром, что мастер интриги и первый паук государства. Терпение точно не входит в список его добродетелей, хоть герцог научился худо-бедно с ним справляться.

Мой наряд тоже часть замысла. Как это может быть? Очень просто, ведь я, похоже, первая женщина на материке, которая надела брюки. Точнее — узкие кожаные штаны, обтягивающие мои ноги подобно второй коже, благодаря пикантной шнуровке по всей внешней стороне штанин. И в пару к ним — высоченные ботфорты на пикантных каблуках-иглах. Белая блузка, корсет и короткий — до талии — жакет. Там, где я отбывала свою вынужденную ссылку, женщины давно так одеваются, но здесь я буду законодательницей новой моды. Или проклятой ведьмой — для кого как.

На меня смотрят во все глаза — и это лишь подтверждает, что я все сделала верно. И когда слуга проводит меня в малый янтарный зал, я нарочно иду медленно, вымеривая цену каждому шагу, наслаждаясь зрелищем полного непонимания на лице великого герцога Росса.

Он обескуражен, взбешен и покорен, потому что, не отрываясь, смотрит на мои ноги.

Что ж, фору я себе обеспечила, а теперь можно приступать к игре.

Я присаживаюсь перед Эваном в неглубоком реверансе. Ровно настолько, чтобы соблюсти приличия, но и не дать ему удовольствия заглянуть в декольте моей блузки. А ведь прелесть корсета как раз в том, что он придает нотки соблазна женской груди.

— Что за наряд, Дэшелла? — без вступления налетает Эван.

Приходится отступить, чтобы не дать ему поймать меня за руку. Хмурюсь, выказывая негодование, хоть внутри кричу и ликую. Всю жизнь, сколько себя помню, даже сопливой девчонкой, я мечтала, что однажды настанет день, когда этот мужчина посмотрит на меня вот так — с трудом сдерживая восхищение.

Но это ведь Эван, и он был бы не он, если бы дал мне вкусить минуту триумфа. Выражение восторга улетучивается с его лица так быстро, что я начинаю сомневаться, а было ли оно вообще. Может, я приняла его за порождение своей болезненной фантазии?

— Ты похожа на одну из тех шлюх, которые раздвигают ноги за пару золотых в Веселом квартале. Понятия не имею, где ты нахваталась этой пошлости, Дэшелла, но тебе совершенно не идет.

Тяжело признаваться в этом, но слова Эвана ранят глубоко. Не в сердце, но прямиком в уязвленную гордость. Приходится мысленно ткнуть ему в глаз одной из купленных у аптекаря спиц и утешиться приятными, хоть и несколько кровавыми образами.

— Задеть меня не получится, герцог, — беззаботно улыбаюсь я.

— Эван, — с легкой руки разрешает он. — У нас слишком много одного на двоих прошлого, что расшаркивания и любезности можно отложить для публичного общения.

— Не знала, что игра в шахматы предполагает столь интимную атмосферу, — ерничаю я.

Герцог снисходительно посмеивается и жестом приглашает меня к столу. Накрыто на двоих. И от изобилия угощений во рту зреет комок слюны. Мы с Эваном садимся друг напротив друга и, как только слуги разливают вино, герцог их отпускает. Теперь мы совершенно одни и мне не по себе от того, насколько интимна повисшая над столом пауза. Забываюсь настолько, что чуть не отпиваю из кубка вопреки предупреждениям Блайта. К счастью, вовремя вспоминаю наставления головореза и делю вид, что пью. На самом же деле лишь смочила губы и тут же вытерла их салфеткой. Эван смотрит внимательно, и я замечаю, что он тоже почти не притронулся к еде.

— У меня к тебе деловое предложение, Дэшелла, — говорит Эван, когда я как бы ненароком роняю вилку с совершенно невыносимым «ох, я такая рассеянная!..»

— Вот так сразу? — хлопаю ресницами. — А как же партия в шахматы?

— Все взаимосвязано, — плотоядно ухмыляется он, напоминая, почему вот уже который год подряд носит титул самого красивого холостяка Абера. — Играть без стоящего заклада невыносимо скучно, не станешь же ты отрицать очевидное.

Вообще, еще как стала бы, но «захмелевшая Дэш» точно должна проглотить наживку. Пока я киваю, словно кукольный болванчик, Эван поднимается из-за стола и в один рывок ставит меня на ноги. Я пытаюсь оттолкнуть его, но в руках этого мужчины не только все ниточки интриг и заговоров, но и сила десятерых. И чем больше я сопротивляюсь, тем жестче его хватка у меня на запястьях.

— Ты делаешь мне больно, — возмущаюсь я.

— Тогда просто перестань дергаться, Дэшелла, и выслушай меня.

Ненавижу его за то, что он единственный, кто зовет меня полным именем. Это очень старомодно и чопорно и рушит всю атмосферу кокетства, которую я, будем честны, и так почти испортила.

— Если я выиграю, ты станешь моей маленькой ручной кошечкой, ДэшеллаМеррой, герцогиня Аберкорн.

— Что? — не верю своим ушам.

Эван лишь ухмыляется.

— Не делай вид, что не понимаешь. Я выразился предельно ясно.

— Думаешь, нацеплю ошейник со звоночком и буду прыгать перед тобой на задних лапках?

— Думаю, меня вполне устроит вид тебя совершенно голой в моей постели, — без запинки поясняет герцог.

Да уж, он, в самом деле, выразился совершенно однозначно.

— Только дуры играют на собственное тело с противником, у которого невозможно выиграть, — отвечаю я, изо всех силы пытаясь унять громко скачущее сердце.

Это же Эван: мужчина, о котором я мечтала еще девчонкой и, чего греха таить, позже, намного позже, просыпаясь посреди ночи в пустой супружеской постели. Я бы даже назвала это одержимостью — мечтать о мужчине столько лет, представлять его в самых порочных фантазиях и воображать, какими бы могли быть наши общие дети. Маленькая Дэш мечтала не о принце, невестой которого была, а о его несносном дяде. И верила, что однажды он перестанет смотреть важные письма и шептаться со шпионами, а поднимет голову и посмотрит на нее так, как мужчине положено смотреть на женщину.

Что ж, можно сказать, своей цели я добилась: сейчас герцог Росс действительно смотрит только на меня, но вряд ли в этом есть хоть капля радости, ведь он смотрит на меня как на продажную девку. И мы оба знаем, что это нарочитый взгляд и нет за ним никакого интереса, кроме желания уложить меня в постель и доказать, что его невозможно обмануть и им нельзя манипулировать при помощи красивых ног и соблазнительно стянутой корсетом груди.

В самом деле, это ведь Эван — он всегда, чтоб его, на шаг впереди.

— Ты струсила? — Эван снисходительно приподнимает уголок губ. Нет, конечно же, это далеко не улыбка, а лишь свидетельство того, что он ожидал более азартной игры. — Дэш, Дэш… Маленькая испуганная девочка. Семь лет прошло, а ты все так же не научилась делать большие ставки. — Он берет меня за подбородок большим и указательным пальцами, приподнимает лицо и пристально всматривается в несуществующий узор на коже. — Я знаю обо всех твоих планах, маленькая глупая девочка, и очень советую — пока еще во мне жива капля памяти о старой дружбе между нашими семьями — не делать ничего из задуманного. Поверь, мне не доставит радости зрелище твоей хорошенькой головки, которую палач поднимет над толпой.