Маша и ведьмак (СИ) - Пионова Ирина

— Ну хватит дурить, я думал, ты умнее! Наина, ты ее накрутила бабскими бреднями? — Радон встряхнул девушку и оттолкнул к Руфину, — тащи ее к машине. Время не ждет…

Руфин взвалил Машу на плечо и покорно вынес из дома, не реагируя на ее крики и бултыхания. То, что случилось потом, заставило Машу кричать еще громче. Руфина, как только он сошел с крыльца с ней наперевес, обступили два огромных волка. Рыча и щетинясь, они угрожали Руфину расправой, если он посмеет сделать хотя бы один шаг в сторону.

— Радон, не смей! Здесь не твоя территория! — захлебнулась возмущением Наина. Два ее мужа стояли в позиции нападения, однако действовать не спешили. — Войны хочешь из-за этой святоши?! Знаешь же, к чему наши стычки приводят…

Радон слушал всхлипы женщины с равнодушной ухмылкой, стоял и смотрел, как Руфин рыкает то на одного противника, то на другого, сам обернуться волком он не мог. Заклятье дело строгое, не терпящее личных желаний заклятого…

— Знаю. Лет двадцать назад была последняя стычка, как ты говоришь, — заговорил Радон. — Тогда погибли твои родители. Я их просил отдать мне тебя в жены, заключить союз между нашими кланами. Помнишь, что мне ответили? «Мы хотим независимости. Лучше воевать, чем ходить под тобой». — Он вальяжно начал спускаться с крыльца, когда крики Маши внезапно прервались глубоким обмороком. — Теперь я хочу другого брака, сама понимаешь, Мария ценный трофей во всех отношениях…

Волки сопровождали Руфина с Машей на плече и Радона всю дорогу от крыльца до машины. Мужья Наины молча наблюдали, как более сильный соперник уносит их добычу. Обращаться в зверей, в отличие от оборотней из клана Радона, они могли лишь в полнолуние. Лезть на рожон сию минуту, с голыми руками никто из них не хотел.

Глава 7

Отец Николай, священник из Коляды, стоял на берегу реки, открытый резкому ветру и мелкому холодному дождику, сыпавшему с низких небес, отяжелевших от свинцовых туч. Шумная серая вода плескалась у его ног. Умей река говорить, рассказала бы, что единственная дочка священника и жива, и здорова, однако человек не понимал ее говора, стоял и смотрел то в небо, то в воду.

В Предгорье люди больше доверяли природе, чем Отцу Небесному, поэтому лес, река, звери были и объектами поклонения, и способом выжить. Как ни старался священник искоренить в людях из Коляды привычку обращаться к деревьям, воде, земле за помощью и уповать на Бога, они все равно шли в «заветные места». В Предгорье боялись оборотней, верили ведунам, а к священнику приходили так, на всякий случай, за святой водой или молебнами, которые в глазах сельчан мало чем отличались от заговоров.

— Давно не виделись, Никола, — подошел к нему Крюков-старший, поравнялся и также стал глядеть на воду. — Спасибочки, что не отказал, пришел. Есть вести о наших детях…

Священник перевел на него светлый взгляд, полный тоски по дочери:

— Опять ты, Иван, за старое принялся, — сказал он равнодушно. — Бесов вызываешь, и чего они тебе шепнули? Наши дети? Это у тебя дети остались, у меня никого нет. Дочку и ту твои сынки сгубили…

— Машка твоя тоже не промах, — оборвал священника ведьмак, — с Радоном снюхалась.

— Неправда это, твои осведомители врут, распространяют о Маше слухи фантастические и крамольные! Мертвые все стерпят, — прогремел несчастный отец, сжимая сильные руки в кулаки. — Никогда ваш Радон не пойдет на такие отношения, он ленив и стар стал. У него и без Маши моей полно кандидатур…

— Седина в бороду, бес в ребро, — изрек Крюков, ежась и кутаясь от холода в поношенную куртку с плеча одного из сыновей. — Я не за тем тебя звал, чтобы трепаться о постельных пристрастиях Радона. Мне нужен огонь от алтарного семисвечника! Принеси мне его.

Отец Николай не поверил своим ушам, повернулся к ведьмаку весь, чтобы заглянуть в его глаза-щели, — неужто правда Крюков хочет без стыда и совести сделать его соучастником своих темных дел? Конкретность просьбы поразила его, все просто, ясно, никакой хитрости Ведьмак в знак подтверждения кивнул и добавил:

— Сын Марины у оборотней, ты не можешь отказать мне…

— Почему Марина выбрала тебя, я до сих пор не пойму? Приворожил ты ее, что ли? — задумался священник. — Я предлагал ей уехать, даже беременной, предлагал ей всего себя…

Мыслями он вернулся в далекое прошлое, когда он, молодой еще семинарист, соперничал с немолодым ведьмаком за сердце девушки Марины. Хрупкая кареглазая хохотушка вдруг выбрала нелюдимого Крюкова, ни вдовца, ни бобыля, у него было уже двое взрослых сыновей. Люди говорили ей, что Крюков неспроста живет на отшибе и не пускает в дом никого, кроме редкой родни.

— Ни один толковый ведьмак не будет привязывать к себе женщину ворожбой, это бабский ритуал, чтоб ты знал. Последствия от него неромантические. Марина любила меня, вот и весь секрет, — ответил ведьмак без всякого превозношения. — А я любил ее, жили мы душа в душу, не слушая деревенские сплетни. Знаешь, Антоний в Марию твою влюбился. Жива она, верная информация! Антошка ее из-под земли достанет. Дай огонь!

— Приходи завтра, после литургии, — велел священник и пошел прочь с берега.

«» «»» «»»

Жар не спадал, мысли и слова путались, реальность и бред менялись местами. Антония бил озноб. После того как Машу увезли, он впал в краткое беспамятство, которое прервала Наина, больно отхлестав его по щекам. Забота о раненом ведьмаке тяжелым грузом свалилась на ее голову, миндальничать с ним Наина не намеревалась:

— Очнись ты уже, надоело смотреть на тебя такого… беззащитного! Давай, вставай! — она потрепала его за плечи, слегка приподняла. — Не нравятся мне дохлые мужики…

Ведьмак распахнул просветлевшие глаза, громкий шепот, звучащий в его голове на магической тарабарщине, вытянул его из горячки. Может быть отец читал по нему заклинания, как в детстве, когда мальчик-полукровка болел. Он редко и мудро прибегал к колдовству, не пользуясь тайными знаниями напрасно.

— А какие тебя нравятся? — Антоний уперся ладонями в каменный пол и резко поднялся, едва не уткнувшись в лицо Наины. — Ты скажи, я буду таким…

— Да что ты, птенчик! Сговорчивый стал или хитришь? — Наина смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, нисколько не удивляясь внезапному выздоровлению. Ее пухлые алые губы хотели прижаться к губам Антония. Но тот отстранился. — Хитришь, Крюково отродье! Думаешь, я дура, как твоя Машка? Нет, милый, Наина умная, жестокая, она тебя с потрохами съест…

Антоний положил ей ладонь на затылок и прижал к себе, затыкая женское бахвальство долгим поцелуем. Его язык по-хозяйски шарил по влажному рту Наины. Баба дрянь, пахнет волчьей шерстью, удушливо и сухо. Тело в его объятьях жилистое, бесстыже извивающееся, ласки грубоватые, причиняющие больше боли, чем удовольствия. Наина змеей скользила по нему. Их тела содрогались от толчков и лоснились от пота.

После всего они поднялись наверх. Наина оказалась не умнее простых женщин, повела молодого любовника в свою спальню, пока мужья были кто на охоте, кто на работе. В спальне предводительницы оборотней стены задрапированы алым шелком с золотым орнаментом и увешаны оружием, — мечами в ножнах, ритуальными кинжалами, охотничьими ножами. Все это угрожающе блестело в неярком свете, льющемся из окна.

Антоний снял один из мечей со ржавого гвоздя, поиграл им, крутя в окрепших руках.

— Не боишься, что башку снесу? — спросил он, подходя к Наине весь, как есть, обнаженный, с незажившими ранами. Он оброс и исхудал, но чувствовал себя так, будто вышел из холодной реки, обновленным и готовым жить дальше. Меч в его правой руке тоже был откровенно обнажен.

— Зачем тебе убивать Наину? — улыбнулась и приподняла темные брови женщина, на всякий случай снимая меч с другой стены. — На тебе и без меня два трупа. Да девчонка утопленница мнимая. Не заигрался ли ты, мальчик…?

— Мне нужна одежда, — жестко прервал ее ведьмак. — Отдай мне что-нибудь из вещей Алана, и я уйду без шума… Штаны ему больше не понадобятся! И скажи, где логово Радона искать!