Погоня за сокровищем (СИ) - Григорьева Юлия Геннадьевна

– А так же все пиратское братство, – пренебрежительно ответил дед. – Он мог бы сделать карьеру при дворе, жениться на дочери аристократов, как его брат. Но выбрал стезю разбойника и жену-лавочницу. Итог этого союза передо мной.

Глаза Тины загорелись гневом, она сжала кулаки и не менее упрямо взглянула на графа.

– Моя маменька – дочь банкира! – воскликнула она. – Она получила благородное воспитание, и уж коли говорить откровенно, то аристократкам Кайтена стоит на нее равняться, тогда они не будут казаться сороками, трещащими без умолку в обсуждении моды, кавалеров и друг друга. Не думаю, что придворные дамы ушли от них далеко. Мои родители знают, что такое честь. Я наслышана от моряков, сколь они восхищены доблестью и отвагой папеньки…

– При нападении на торговые корабли и в противостоянии королевскому флоту…

– Недалеко ушедшему от пиратов, а порой и превосходящему Лигу свободных мореплавателей по жестокости и коварству. Я слышала, сколько раз ругался папенька на то, что его людям приходится противостоять нападкам военных кораблей, стоящих на охране границ своих государств, и это нападение на торговые суда и их сопровождение. И вы будете говорить мне о том, что мои родители недостойны уважения. Ваше сиятельство, к черту право по рождению и офицерские мундиры, коли за всем этим скрываются гнилые души. И пусть мой отец был пиратом, но теперь он честный коммерсант и ваш сын, между прочим!

– Молчать! – рявкнул граф, не спускавший с внучки взгляда сузившихся глаз. – Девчонка, – презрительно выплюнул он, – что ты понимаешь в том, о чем говоришь?

– Достаточно, чтобы встать на защиту тех, кого люблю и уважаю! – все больше горячилась мадемуазель Лоет.

– Столь сильно уважаешь, что твои родители были вынуждены обратиться ко мне?! – рассмеялся граф Мовильяр. – Сколь сильна твоя любовь, дитя мое, если ты не в силах услышать просьб тех, кто дал тебе жизнь, насколько велико уважение, если они вынуждены краснеть за тебя перед всем городом? Дочь уважаемого судовладельца дерется на улице с мальчишками, носится в порт и ведет себя столь непотребно, что даже в свой день рождения, зная, что в гости будут родные и знакомые, она сбегает со своим сопляком-другом и возвращается грязная, оборванная и с синяком под глазом? Должно быть, твоя любовь выразилась в том, что твой отец метался по городу, обеспокоенный долгим отсутствием дочери? Или же уважение состояло в бледности матери, которой приходилось прятать свое волнение и развлекать гостей, пока ты влезаешь в очередную авантюру? Скажи мне, Адамантина Лоет, дочь аристократа, пирата и судовладельца, сколь еще могут быть велики твои любовь и уважение к родителям?

– Я… Но…

Тина моргнула, отыскивая ответ, но так и не смогла опровергнуть правдивость слов своего высокородного деда. Она сникла и всхлипнула.

– Платок, – тут же отчеканил граф. – С этого дня мы будем перекраивать дочь пирата в дочь аристократа.

– Чтоб меня разорвало, – буркнула Тина и предалась стыду и отчаянию.

Глава 4

Экипаж графа Мовильяра, запряженный вороной шестеркой, сверкающий позолотой, изящный, как искусная шкатулка, сотворенная руками истинного мастера, въехал в высокие ажурные ворота, украшенные вензелем с витиеватой буквой «М». Привратники склонились в низких поклонах, приветствуя хозяина. Карета проехала по алее, по бокам которой росли величественные каштаны, обогнула большую круглую клумбу, усаженную розами, и остановился перед широкой парадной лестницей, ведущей в огромный особняк, больше напоминавший дворец. К карете подбежал мужчина в ливрее, распахнул дверцу, опустил лестницу и склонился перед его сиятельством.

– Наконец, вы сможете познакомиться с вашим родовым гнездом, Адамантина, – с достоинством произнес господин граф, выходя из экипажа. – Здесь родился и рос ваш отец и мой сын, его сиятельство граф Вэйлр Мовильяр, впоследствии сменивший фамилию, данную ему его славными предками на прозвище – Лоет, и променявший титул на паруса своего разбойничьего брига.

Лакей спешно подал руку внучке хозяина, и Тина выбралась из кареты, несмело оглядываясь. Возможно, их дом в Кайтене выглядел не столь богато и внушительно, но поместье графов Мовильяров ее начало подавлять с первой минуты, вызывая желание дать стрекача больше, чем открыть в восхищении рот и произнести столь родное и привычное:

– Гарпун мне в печень.

Граф на мгновение остановился, с легкой насмешкой наблюдая за озирающейся Тиной. После указал кончиком трости на особняк и провозгласил:

– Добро пожаловать домой, дитя мое.

Девушка закусила губу, за что тут же удостоилась изломленной в нарочитом недоумении брови его сиятельства, расправила плечи и последовала за ним, чувствуя себя преступником, приговоренным к расстрелу. Высокородный дед шел впереди, франтовато помахивая своей тростью, прямой, как жердь, с гордо задранным подбородком. В каждом его движении чувствовалось величие и сознание собственного достоинства.

Еще в дороге он перешел с внучкой на «вы», приучая ее к обращению, принятому в кругах аристократии. Никакой – Тина, либо – Адамантина, либо – дитя мое. За ругательства несильный удар тростью по колену, как за попытку шмыгнуть носом. За жест в виде указующего перста, этот перст был отбит ладонью его сиятельства. Стоило ссутулиться, и хлопок тут же следовал по спине. Идет, опустив взгляд себе под ноги, палец деда задирает подбородок. А когда Тина сплюнула, и вовсе получила по губам.

А когда после одной из ночевок его сиятельство пришел за внучкой, и она открыла дверь, забыв о фальшивых локонах, свое негодование граф выразил брезгливо опущенными уголками губ и фразой:

– Будет ли предел моему терпению?

– Маменька с папенькой дольше терпели, – буркнула Тина.

– Что посеяли, с того и сняли урожай, – ответствовал дед. – Спрячьте этот позор, Адамантина.

И уже сидя в карете, граф Мовильяр в задумчивости произнес:

– Одного не могу понять, как из троих отпрысков все пороки достались именно девице?

– Судьба, дьявол ее задери, – вздохнула Тина, тут же получив тростью по ноге.

Они вошли в особняк, встреченные вышколенными слугами. Здесь явно не могло быть дядюшки Самеля с его баловством втихаря от родителей. На лицах слуг сохранялось надменное выражение, никто из них не позволил себе разглядывать внучку его сиятельства, и только вслед хозяину и дочери второго сына графа поворачивались головы, и в глазах зажигался интерес.

– Вам покажут ваши покои, Адамантина, – произнес сиятельный дед, поднимаясь по лестнице. – Так же объяснят распорядок и правила этого дома. К вечеру придет портной, чтобы снять с вас мерки. Не желаю, чтобы моя внучка ходила в готовых платьях, вам сошьют наряды по моим указаниям. Мы избежим всех этих новомодных кричащих цветов, излишества бантов и оборок. Скромность не означает бедность. Так же вы познакомитесь с вашими кузенами, ваш дядя Натаэль привезет их к ужину. С ним приедет и Ланс, надеюсь, встреча с братом порадуют вас. Завтра прибудут ваши учителя, и я буду лично следить за вашим обучением. К сожалению, ваша глупость сыграла с вами злую шутку, и я не могу позволить вам покинуть пределы поместья, пока ваши волосы не отрастут настолько, чтобы за прической скрыть недостаток их длины. Никаких фальшивых локон – это дурной тон. Зная ваш живой нрав и предупрежденный вашим отцом о возможной попытке побега, к вам будет приставлена гувернантка. Так же за вами будет следовать лакей, постоянно, пока я не увижу, что вы образумились, и я смогу доверять вам.

– Дышать я хотя бы могу? – возмущенно вопросила Тина широкую спину своего деда.

– Можете, но согласно этикету, – усмехнулся он, не оборачиваясь. – Лишние вдохи придется оставить за ненадобностью.

– Вашу ма…

– Адамантина!

– Прошу прощения, ваше сиятельство.

– И в который раз я уже дарую вам его, дитя мое.

– Вы безмерно великодушны.

– Помните об этом, дитя мое. Иногда я бываю зол и нетерпим, не испытывайте моей выдержки.