Повелитель моря (СИ) - Миллерова Агния

Падре Игнасио, важно кивнув, попросил у графа листок с обвинениями и внимательно его прочёл. Затем поднялся и, осмотрев сильно разросшуюся толпу зрителей, заговорил с видом глубокой задумчивости:

— Зависть — один из пороков, открывающих ворота Преисподней. Если же именно она толкнула одного из горожан на грех лжесвидетельства — то без его искреннего раскаяния даже мои молитвы не спасут грешную душу от Геенны Огненной! — падре перекрестился. — У меня никогда не было оснований сомневаться в благочестии сеньора Анри. Кроме того, внимательно прочитав сие послание, — падре поднял руку с бумагой, полученной от губернатора, — и послушав самого обвиняемого и его многоуважаемого адвоката, я прихожу к выводу, что это послание — дело рук человека, испытывающего глубокую неприязнь к подсудимому, а посему такие показания не могут быть приняты священной инквизицией. Я готов полагать этот донос за клеветнический, если же сеньор Анри, дабы успокоить все сомнения, зародившиеся в душах присутствующих здесь, сейчас же поклянётся в своей невиновности и для усиления своих слов поцелует святое распятие. — Склонившись через балюстраду, он по-отечески ласково посмотрел на Анри: — Вы согласны принести клятву, что никогда не имели дела с врагом рода человеческого, сын мой?

— Да, падре!

— Ну что же, в таком случае поднимитесь сюда, — предложил дон Игнасио.

Площадь, до отказа заполнившаяся людьми, заволновалась, загудела, высказывая одобрение происходящему.

Когда на балконе появился Анри, толпа взорвалась восторженными криками. Глядя вниз, Анри увидел рассредоточенных среди горожан и вокруг них множество людей в чёрно-синих колетах. Вне всякого сомнения, видели их и сидевшие на балконе.

Падре Игнасио жестом подозвал Анри и указал рукой на пол. Затем, взяв двумя руками висевший на груди серебряный крест, приподнял его. Когда Анри, сняв шляпу и зажав её подмышкой, встал перед деканом на колени, провозгласил:

— Поклянитесь перед сыном божиим, смертиею своею искупившим грехи наши, в непоколебимости вашей веры и чистоте помыслов и деяний, сын мой!

Осенил себя крестным знамением, Анри громко и отчётливо, с полной уверенностью в своей правоте и искренности, произнёс:

— Клянусь перед господом нашим Иисусом Христом и призываю всех святых и Пречистую Деву в свидетели, что я никогда даже в мыслях моих не обращался к Нечистому, ничего у него не просил и тем более не собирался продавать душу свою кому бы то ни было! Все деяния мои были чисты в умыслах, во имя справедливости и во славу Испании! — поднявшись, он вновь перекрестился и поцеловал крест.

Огромное живое море на площади замерло, внимая словам клятвы.

— Ну что же, я полагаю сие действие за наилучшее доказательство невиновности сеньора Анри Верна и потому предлагаю считать этот судебный процесс завершённым, а сеньора Анри оправданным по всем пунктам обвинения, — разбил повисшую тишину губернатор. — Вы согласны со мной, дон Игнасио?

— Да, сеньор губернатор, — важно ответил падре.

— А вы, сеньоры? — обратился граф Альменара к остальным членам совета.

Те дружно кивнули.

— Ну что же, решение суда единогласное, о чём и будет сделана соответствующая запись в книге заседаний. А вы, сеньор Анри, можете быть свободны.

Отвесив губернатору поклон со словами благодарности, торговец тем не менее не спешил уйти. Не поднимая головы, он повернулся в сторону алькальда и спросил:

— Раз уж я оказался здесь, могу я поинтересоваться у его светлости сеньора алькальда, будет ли рассмотрено предложение его превосходительства о передаче мне асьенды на особых условиях в счёт погашения задолженности города передо мной?

— Подобного предложения от сеньора губернатора не поступало. Но, даже если бы оно было озвучено, кабильдо в данных обстоятельствах вынужден был бы отклонить его. Полагаю, вы понимаете, что в силу важности выдвинутых против вас обвинений мы вынуждены были также исключить вашу заявку на энкомьенду из списка претендентов, — не скрывая раздражения, ответил алькальд.

— Да, ваша светлость, понимаю. Но надеюсь, ваша светлость, как и его превосходительство, вспомнят и тоже поймут силу сложившихся обстоятельств, заставивших мои армады перейти на рейд Гаваны или Сан-Хуана, например, когда в одно из каких-нибудь утр очередная английская эскадра начнёт обстреливать Белиз, а в ворота города опять станут ломиться пираты, — сдерживая разливавшийся гнев, смешанный с горечью обиды, Анри старался говорить спокойно и покорно, но голос был глухим и речь получилась скорее угрожающей, чем смиренной. Отвесив ещё один поклон в сторону губернатора, он повернулся к выходу и насадил шляпу, намереваясь покинуть балкон.

Заметив, как побагровел губернатор, падре Игнасио остановил торговца:

— Сын мой, гордыня так же принадлежит к списку смертных грехов. Очистите своё сердце от обиды и пустите туда смирение!

— Благодарю вас за мудрый совет, падре! — повернувшись к дону Игнасио, ответил Анри. — Смирение и скромность — ценные добродетели, и я стремлюсь к ним, но, к сожалению, я не могу призвать своих людей служить мне лишь за надежду попасть в Царствие Небесное, смиренно рискуя жизнями и скромно голодая. Они покинут меня, если я не буду платить им. Да и разве в святом писании сказано, что принимать плату за честно выполненную работу — грех?

Падре задумался, явно перебирая в мыслях библейские тексты, пытаясь вспомнить нужную цитату. Глядя на него, губернатор решил прервать затянувшуюся паузу:

— Не стоит принимать поспешных решений, сеньор Анри. Обещаю, что после вашего возвращения в Белиз с сеньорой Паулой и её служанками вы получите заслуженную награду в виде асьенды в любом подконтрольном моей власти месте по вашему выбору, а если же вы пообещаете производить на ней красители, то я увеличу надел на треть. Что вы на это скажете?

Анри повернулся в сторону графа Альменара:

— Лишь то, что ваше превосходительство чрезвычайно великодушен и умеет быть необычайно убедительным, — ответив, он отвесил губернатору учтивый поклон.

— Ну что же, тогда на этом и закончим прения по данному вопросу. И если у вас, сеньоры, — граф Альменара обвёл глазами членов кабильдо, — нет возражений, перейдём к обсуждению выплат пособий семьям погибших.

Анри же под одобрительное гудение присутствовавших на площади зрителей покинул балкон.

Выйдя из здания кабильдо, Эль Альмиранте направился к ожидавшим его дону Себастьяну и Фернандо, рядом с которыми ждали и трое капитанов из Птичьей армады: идальго Эрнесто Редондо Сан-Сегундо, сеньор Хуан Дельгадо и хеер Йелле ван Лон. Позади этой группы толпились солдаты в чёрно-синих колетах, которые, завидев своего альмиранте, приветствовали его радостными возгласами.

Приблизившись к своим офицерам, Анри поздоровался с капитанами и, возвращая на положенные места своё оружие, поданное доном Себастьяном, обратился к Фернандо:

— Похоже, приведённые тобой аргументы добавили блестящей речи моего адвоката убедительности.

— Мне не составило труда собрать их. Перспектива остаться без работы кому угодно придаст решимости, — улыбнулся великан.

— Примите и моё восхищение вашей сообразительностью и расторопностью, коммодор! — дон Себастьян отвесил идальго Фернандесу лёгкий поклон.

Фернандо, враз посерьёзнев, принял комплимент аристократа ответным поклоном и похвалил выступление гранда перед судом. Его последние слова утонули в звуке колокола Святого Франциска, призывавшего верующих на литургию третьего часа [136]. Не сговариваясь, все мужчины сняли шляпы и, повернувшись в сторону собора, перекрестились.

Когда звон утих, коммодор сообщил Анри, что уже имеет полный отчёт о состоянии Птичьей армады и подал ему свёрнутый трубочкой лист. Скинув связывавшую ленту, судовладелец сразу же развернул бумагу и быстро побежал глазами по ровным аккуратным строчкам. Самым болезненным было сообщение о гибели Агустина Моралеса — капитана «Орла». Анри хорошо знал старого креола. Он был давним другом Энрике, и именно тот когда-то уговорил опытного моряка, за долгие годы не потерявшего ни единого сверенного ему торгового судна, перейти на службу к молодому торговцу, искавшему капитана отобранному у пиратов тридцативосьмипушечному галеону, тогда ещё носившему имя «Единорог». Мысленно попросив у Господа милостиво принять душу старого морского волка, Анри, взглянув на Фернандо, тем не менее испытал облегчение, подумав о том, что теперь поисками капитана галеона будет заниматься коммодор. Ему же предстояло искать капитанов на призовые фрегаты.