Демоны внутри. Тёмный трон (СИ) - "Umnokisa"

Асмодей поднялся со скамьи и приветствовал его по всем правилам. Падший ангел удовлетворённо кивнул в ответ. Я продолжала сидеть, не понимая причину его столь неожиданного появления, ведь короли были в другом месте и явно были бы рады его появлению, а вместо этого верховный правитель тратит драгоценное время на меня.

— Ты меня совсем извергом считаешь, — контрастировал Люцифер, одаривая меня коротким взглядом. Внутри у меня всё болезненно сжалось от страха. — У тебя не найдётся немного времени? Я хотел бы с тобой поговорить, — местное воплощение бога подало мне руку, отчего Роберт заметно напрягся. — Зухар, я обещаю, что ничего с ней не сделаю. Пожалуйста, оставь нас ненадолго. Если ей что-нибудь понадобится, я думаю, она сама тебя позовёт.

— Как скажете, — Асмодей не стал спорить: поклонился и растворился в чёрном тумане.

— Велиал не разрешает мне выходить из дворца, — попыталась дать задний ход я. — Без сопровождения.

— Тебя никто не тронет, если я рядом, — Люцифер склонил голову на плечо, а потом, не дождавшись моего решения, сам потянул за собой в заросли.

Я прикрыла лицо рукой, чтобы случайно не схлопотать какой-нибудь веткой. Люцифер, несмотря на длинную мантию, пробирался сквозь кусты ловко. Точнее, они сами расступались перед ним, пропуская пройти. Через минуту мы вышли на какую-то каменистую дорожку. Солнце пробивалось сквозь ветки деревьев, которые сомкнулись кронами над головой. Вокруг то и дело шныряли насекомые, похожие на бабочек и стрекоз. Пахло лесом.

— Давно я тут не был. Прошлый раз тут листьев ещё не было даже, зимой кажется… Или даже осенью? Я перестал чувствовать время, и это ужасно, — Люцифер довольно вдохнул воздух, явно наслаждаясь окружающим его пейзажем. — Кажется, я упускаю слишком много.

— Так о чем вы хотели поговорить? — раньше начнём, раньше кончим. Лучше надолго с ним не задерживаться один на один.

— Насчёт наших с тобой отношений, — падший ангел медленно зашагал вперёд, по дорожке. — От тебя избавиться не получилось так просто. Я не могу ставить под удар Велиала, потому что без него наши шансы на выживание снизятся в разы. Уже даже почти простил тебя за то, что ты практически ввязала нас в войну. Пусть так…

Я семенила следом, стараясь не отставать, потому что говорил он достаточно тихо. И при этом мне приходилось смотреть себе под ноги, чтобы не наступить на край его мантии. Мне очень хотелось задать ему вопрос на тему, почему он так со мной поступил. И дураку понятно, что Люцифер обо всём, что делал Набериус, знал, но по какой-то причине не вмешивался. Только вот логичней было бы передать титул сыну маркиза, а не той, кто едва ли в состоянии держать в руках меч и пользоваться магией. Почему-то мне казалось, что до Эрни мне очень далеко по всем параметрам, и мой новый титул дан мне скорее для украшения, чем для дела. Ну или как право на проживание во дворце.

— Не хочу чтобы, ты считала меня ужасным тираном… Может я бываю таким и не только в твоих глазах, но… Понимаешь, все эти игры за власть, в этом мире, выживет лишь сильнейший. Здесь чужая точка зрения принимается в расчёт, только если у тебя хватит сил её отстоять. Не потому, что мы кровожадные, а потому что здесь все созданы были, чтобы нести правду, защиту и любовь. Но как бы ты ни был честен, силён и влюблён, все это можно в мгновение обернуть против тебя самого. И лучшие защитники вдруг стали лучшими палачам, а любящие и заботящиеся — тиранами или садистами, самые честные стали лжецами, коих свет ещё не видывал. У любой медали есть обратная сторона. А теперь представь, сколько здесь защитников правды, собранных в одном месте. Здесь нет аргументов весомей, чем сила, ибо все остальное есть у других.

— Да, понимаю… — замялась я.

— Если не держать их в узде, не заставить их коленки дрожать от страха, они перегрызут друг другу глотки. Рано или поздно они получат свободу и даже будут рационально ею пользоваться, но потом их интересы пересекутся в какой-нибудь невероятной ерунде, и дипломатия окажется бессильной, потому что говорить они все умеют.

— Если все так плохо, то почему вам просто не вернутся к Создателю? Вы же сами понимаете, что это спокойствие когда-нибудь закончится, и Геенна превратится в бойню, — я вдохнула воздух и почему-то приготовилась к смерти. Мой язык меня погубит. Или уже погубил.

Люцифер остановился.

— Действительно… — пробормотал он. — Когда-нибудь превратится.

Он поднял руки и развёл их в стороны, заставляя ветки деревьев открыть ему небо. Такое высокое, синее и чистое-чистое, словно море, оно заполнило собой все открытое пространство. Падший ангел поднял голову и молча смотрел вверх, словно раздумывая о возвращении к Отцу.

— Пути назад нет, — наконец сказал он. — Для всех участников этого спектакля всё давным-давно уже превратилось в дело принципа.

— Но почему? Разве вы сами не хотите, чтобы ваши братья выжили? Разве вам приятно уничтожать друг друга?

Люцифер снова сдвинулся с места и пошёл дальше, не сказав ни слова. Любое подобное поведение напугало бы любого, кто знает его хотя бы несколько минут, однако сейчас я была готова поклясться, что слышала его размеренное дыхание. Падший ангел был спокоен и, пожалуй, даже немного меланхоличен.

— Создать что-то проще, чем сохранить потом. Ты можешь бесконечно лепить песчаные замки, но через несколько часов они засохнут и развалятся. Можешь попробовать замедлить разрушение. На месяц, может быть, но в конце концов все будет уничтожено. И ты, и я, этот сад, и твой мир, и вся эта треклятая планета. Потухнет солнце, высохнут океаны, сгниют леса, а воздух превратится в яд, — его волосы едва уловимо развивались от ходьбы. — У нас у всех есть свой срок, свои роли и своя судьба.

Мы вышли к небольшому озеру, поросшему по краям камышом, в котором копошились птицы, занятые недавно появившимся на свет потомством. Ветер заставлял поверхность воды покрыться рябью, и крошечные волны тихо разбивались о глиняно-каменистый берег.

Тут я приметила плавающую вверх брюхом у края камышей рыбу. По всей видимости бедняжка сдохла совсем недавно. Падший тоже увидел её и с минуту просто смотрел на неё, а потом без всякого отвращения, прямо в одежде, зашёл в воду и взял её в руки. Она умещалась в его ладонях.

— Она умерла утром, — его голос был тихим и нежным, словно он качал на руках ребёнка. Его длинные волосы и мантия плавали в воде, уже успев поймать водоросли, но Люцифер не обращал на это никакого внимания. — У каждого свой срок, девочка. Как бы мы не хотели, но судьба знает лучше нас самих, чем все закончится, и если тебе суждено умереть — ты не сможешь её обмануть, — неожиданно рыба в его руках резко дёрнула хвостом и стала судорожно хватать воздух ртом. Её чешуя блестела на солнце серебром. Я невольно залюбовалась ими двумя. Нежный, словно фарфоровая кукла, Люцифер, одетый в расшитую невероятными узорами мантию, и серебряная рыба в его белоснежных хрупких руках.

Через мгновение он выпустил её в воду, но не сдвинулся с места.

— Вы её оживили! — я не могла поверить своим глазам. Это ли не чудо: вернуть к жизни того, кто оказался потерян для этого мира?

— Это все бессмысленно, — он поджал свои тонкие губы, а в его глазах читалась непонятная мне грусть.

— Почему? Это очень благородно, — я настаивала на своём.

Тот лишь покачал головой и наконец-то последовал к берегу. Стоило ему выйти из воды, он сбросил мокрую мантию и сандалии, оставаясь в одних уже знакомых мне белых бриджах и белой рубашке, которые теперь липли к его телу.

— Вы не простудитесь?

Люцифер молчал, лишь смотрел в центр озера. Мне казалось, что он сейчас расплачется, но я никак не могла понять, почему.

И тут с криком с неба в воду рухнула какая-то птица, а потом взмыла вверх, унося с собой в когтях что-то серебряное, бьющееся в предсмертной агонии.

— Видела? — Люцифер посмотрел на меня сверху вниз.

— Это же не она? — я зажала рот рукой. Мне отчаянно не хотелось верить в это. Только что заполучив жизнь назад, она через несколько минут вновь лишилась её.