Впрочем, нет. Кое-что там все-таки заметили. До стен мертвякам осталось пройти не более лиги, когда там забегали, засуетились люди. Где-то ударило било, поднимая народ по тревоге. В морозном воздухе мерные удары разносились далеко.
- Они все-таки проснулись, - в голосе Збигнева слышалась улыбка. – Тем интереснее будет дело!
Яго ничего не ответил. Лишь тронул коня, чтобы быть поближе, когда все закончится.
Все было еще хуже, чем я предполагал.
Пока валялся в жару и приходил в себя после покушения мроя, пока ждал посланцев из Института и помогал перевозить нежить в подвальные помещения под главным корпусом, да пока устраивал ее там, жизнь не стояла на месте. Слухами земля полнилась.
Едва поднялся по ступеням, выходя из подвальных помещений, навстречу мне кинулся Родольф.
- Отец! – поймал удивленный взгляд мэтра Хомича, который ничего не знал о наших родственных отношениях, торопливо поправился: - Святой отец… пра… скажите, тут разное говорят…
- Что именно?
- Будто Гнезно уничтожен? Это правда?
- Откуда известно?
- Ну… гонец был.
- Вот как.
Я задумался. Сын сбоку заглядывал мне в лицо:
- Во дворце уже знают?
Я пожал плечами:
- Хотел туда отправиться. Как-никак, это моя, в какой-то мере, прямая обязанность… с некоторых пор…
Да, настоятель Ордена Инквизиторов входил в Большой Королевский совет. Другой вопрос, что этот совет собирался не так часто, от силы несколько раз в год, накануне важных событий. И настоятель запросто мог на него не явиться – формально Инквизиция подчинялась только Жреческому Совету и могла указывать королям, что делать, а не наоборот. С одной стороны, сейчас это весьма удобно – просто пошел и распорядился. Но, с другой стороны, распоряжаться-то придется мне! Ох, пра Михарь, неужели вы не могли умереть в мирное время, когда у меня было бы несколько седмиц или месяцев для того, чтобы привыкнуть к новым обязанностям и возможностям!
- Вы едете туда? Возьмите меня с собой!
Я покосился на сына.
- Вы – студиозус, Беркана. Слушатель первого курса. Студенты до второго курса включительно без дозволения кураторов не имеют права покидать стены учебного заведения. И всякий раз должны испрашивать разрешения.
- Но я должен быть там! И… и потом, разве вы не можете заменить моего куратора собой?
- Ладно, - тратить время на споры и уговоры все равно не было. Я махнул рукой, окликнув мэтра Хомича, чтобы он вместо меня отпросил юного Беркану у куратора. Им, кстати, был наш старший учитель фехтования, мастер Цветан.
Дворец слегка лихорадило. Несколько попавшихся на пути слуг ничего не знали, но так выразительно качали головами, что можно не сомневаться – какие-то слухи уже просачивались в людские. Правда, их было мало, и люди щедро сочиняли новые, одни невероятнее других. От моей бордовой с алым мантии инквизитора шарахались, как от чумы. Кто-то из придворных, заметив меня на пороге, позеленел и отшатнулся с таким видом, словно я пришел его убивать. Хм… надо будет взять его на заметку. Тому, кто ни в чем не виноват, бояться нечего… или нет?
- Королева…может меня принять?
Придворный умчался, расталкивая слуг и недостаточно проворных пажей.
Родольф переминался с ноги на ногу, как недостаточно выезженный молодой конек перед первым боем.
- Отец… святой отец… я…
- Можно просто пра. Пока мы не одни!
- Пра, я… прошу меня простить… но я хотел бы…
- Увидеть ее высочество? Думать забудь. Не сейчас, мальчик!
Он дернулся, как от удара:
- Но…
- Молчать! Не забывай, что ты тоже Беркана. Пусть и лишь по матери…
- Моя мать не была Берканой! Я…
- По документам, - перебил я. – По крови она как раз и была настоящей, истинной Беркана. И ее судьба – явное тому подтверждение.
Подтверждение того, что практически ни один Беркана не умирал от старости. Девять из десяти представителей этого рода погибали в молодости, были убиты в бою, умирали от болезней, становились жертвой нелепых случайностей, отравлений или, как все женщины, истекали кровью при родах. На данный момент лишь два представителя этого рода были старше сорока лет – Робер Беркана и его троюродный кузен Май Беркана. Ну, и еще одна из их кузин, которая предпочла удалиться от мира в монастырь Лады. Но Робер Беркана, отец Яго, истинным, по крови, Берканой отнюдь не был.
- Им, - я мотнул головой в сторону дверей, за которыми шла жизнь дворца, - глубоко наплевать, истинный ты Беркана или нет. Ты – {Беркана.} И этим все сказано. Благодари за это Яго!
Родольф не был глупцом. Он все понял и замолчал. А я с тоской подумал, что ничем не могу помочь этому юноше. Даже дать ему свою фамилию и тем самым прикрыть от возможного гнева народа. То, что он по матери принадлежал к тому же семейству, что и королева Либуша, мать Августы и Мирабеллы, в случае чего обеспечивало ему лишь защиту от самосуда. Как родственник королевы, он мог рассчитывать на королевское милосердие. Но как родственник Яго рисковал своей жизнью. Ох, ну и запутано все. Мне бы хотя бы один спокойный час, чтобы я мог во всем разобраться!
- Королева… вас просит…немедленно…
Запыхавшийся придворный – рыльце, видать, впрямь в пушку, раз лично бегал с поручением, желая выслужиться! – замер в дверях.
- Мы идем.
В зале совета у длинного стола уже собралось несколько человек. Канцлер Протова переминался с ноги на ногу, посматривая на остальных советников. Верховный жрец Свентовида сидел, не обращая внимания на этикет. Остальные тоже понемногу придвигались к своим креслам.
Королева Августа вошла практически одновременно с нами, опередив чуть-чуть – ровно настолько, чтобы все поспешили ее приветствовать и не заметили нашего появления. Зато я ощутил, как напрягся Родольф, заметив за спиной молодой женщины ее сестру. Принцесса Мирабелла шла, опустив голову, была бледна и старалась держаться как можно незаметнее.
- Господари, - кивнув в ответ на приветствия, начала королева, - до нас дошли слухи… печальные слухи о Гнезновском воеводстве. Господарь Протова, заготовьте письмо для графа Маса. Мы выражаем соболезнования в связи с трагической гибелью его сына, наместника Гнезнинского, Вайвора Маса. Пра, - это относилось к жрецу Свентовида, - необходимо обратиться к богам за помощью и… испросить у них совета и благословения…
Тот молча, торжественно кивнул:
- Мы… говорили с богами.
- И что же они сказали? – за вежливым тоном королевы скрывалось нетерпение и страх.
- Боги сказали свое слово, - медленно произнес жрец. – Это проклятье. Свершившееся пророчество. Настанет час и придет тот, кто давно был ожидаем. Нарушено равновесие миров. Настают черные времена.
- Что же нам делать?
- Смириться. И ждать своей участи.
Со всех сторон послышались изумленные голоса.
- Смириться?
- Да. Гнев божий пал на мир. Так говорят боги. Двадцать лет назад нарушилось мировое равновесие, - жрец повысил голос, но продолжал сидеть, снизу вверх глядя на собравшихся. – Уже тогда упреждали нас боги. И мы ждали. Ждали знамений. И знамения были явлены.
Я молчал, стиснув зубы. Да, знамения. Да, боги упреждали.
…двадцать лет назад. Зима. Долгая, тяжелая зима с морозами и обильными снегопадами. В ту зиму, хотя многие этого уже не помнят, слишком многие умерли от холода – снега буквально засыпали дома до крыш и не все люди могли откопаться, так и замерзнув и задохнувшись в домах. Вымирали целые деревни, их находили по весне, когда стаял снег. Умирали и в городах – слишком дорогими стали дрова, за ними стало слишком далеко и долго ездить. Дровосеки отказывались отправляться в леса – мороз и буран легко могли застигнуть их в чаще, а осмелевшие с голодухи волки довершали дело. Доходило до того, что на дрова рубили в садах яблони, валили старые деревья в городских парках, а порой и на кладбище и в священных рощах стучали топоры. Разбирали на дрова клети и ветхие избы. Конечно, страдал в основном простой люд, и поздней весной, когда снег все-таки растаял, местами остались нетронутыми поля – некому было сеять хлеб. А тот, что был посеян, вымок, ибо за снежной зимой пришло холодное дождливое лето.
