Крылья (СИ) - Славина Ирена

— Диомедея, бога ради!

— Но зато у тебя будет твоя репутация, в которой ты будешь находить утешение в трудный час! Репутация болвана, который так и не понял, что потерял!

И в эту секунду в нём что-то переломилось. Я почувствовала это. Впервые со времен начала этой битвы мне показалось, что победа может быть на моей стороне. Неофрон рванул ко мне так быстро, что я вздрогнула, схватил за запястья и едва слышно спросил:

— Что ты со мной делаешь?

Он стоял так близко, что я чувствовала исходящее от него электрическое поле.

— Хочешь сделку? — задыхаясь от волнения, спросила я. — Не сходя с этого самого места, поклянись, что ты ничего не чувствуешь ко мне, и тогда я оставлю тебя в покое, заново подпишу договор с Уайдбеком и больше никогда не доставлю тебе хлопот. Никогда.

В холл вошли посторонние, ко мне подскочила какая-то медсестра.

— Госпожа Фальконе-Санторо? Мы так рады вам! Пройдёмте со мной?

— Еще никогда отделаться от меня не было так легко, Неофрон! Всего три слова: «ты мне безразлична», — и я больше никогда не подойду к тебе! Клянусь!

Медсестра захлопала ресницами, покраснела и отошла в сторону, осознав, что стала свидетелем очень личной сцены.

— Я не могу этого сказать, и ты знаешь это.

Я сглотнула комок в горле. Как мило, особенно накануне свадьбы.

— Еще ни одна женщина не добивалась мужчины так отчаянно, как пыталась добиться я, — подытожила я, глотая слезы. Мне хотелось, чтобы он знал это.

— И еще ни один мужчина не противостоял большему соблазну, чем я, Диомедея.

Я не могла это больше слушать. Повернулась к медсестре и сделала ей знак, что готова следовать за ней. И та увела меня из приемной.

***

Никтея. Я никогда не найду достаточно слов, чтобы выразить ей свою благодарность. Оказалось, что дом отца Неофрона стоит чуть ли не на соседней улице, и именно туда Нео обычно приезжает после самых тяжелых заданий. Черпает здесь энергию. Никтея фактически отправила меня к нему в гости.

Нео приехал ко мне в клинику на следующий день с коробкой шоколада и с детским учебником по арабскому. Сказать, что со мной было, когда я открыла коробку и увидела шоколадки в форме сердец? Нет, танцевать смогла потом, сначала рыдала на его груди и не могла остановиться... А потом мы гуляли по саду и целовались, как сумасшедшие. У этой истории не могло быть никакого другого конца, и я знала этого с самого начала. Этот мужчина был создан для меня и ни для кого больше.

Только ближе к ночи мои расплавленные от счастья мозги немного пришли в тонус, и я вспомнила о Рошель. Святые угодники, он расстался с ней в тот же день, когда я приехала в его дом в Парадизо и заявила, что он ворует её время на поиски своей судьбы. Знала бы я, что моё красноречие так действенно, я бы все эти месяцы общалась с Неофроном в куда более интенсивном режиме!

Нео обратил на меня внимание несколько лет назад на одной из вечеринок Уайдбека. Говорит, что я танцевала с кем-то из десульторов в платье, которое явно было мне мало. Он не мог отвести глаз, словно увидел меня впервые. (Боже, благослови тот день, когда я единственный раз в своей жизни прогадала с размером!) Конечно, он даже думать об мне не стал. Юная, как едва оперившийся воробей, дочка босса, которая, ко всему прочему, никогда не поймёт, каково это — любить.

Теперь дело за малым — рассказать родителям. Неофрон хочет, чтобы первым обо всем узнал отец, так что, парни, держите языки за зубами. И пальцы держите тоже. Надеюсь, Ники прикроет нас со спины, если папе вздумается достать пушку.

А папа... Я очень надеюсь, что если он и вытащит оружие из кармана, то только для того, чтобы на радостях пальнуть в небо. По крайней мере, солдат Надежда в добром здравии и гордо несёт своё знамя.

35. Вкус безумия

Я не мог отвести от неё глаз: от моей сестры, сияющей ярче утреннего солнца. Так вот что поставило её на ноги в реабилитации. Шоколад, поцелуи, пьянящие молекулы Инсаньи. Уверен, никакие лекарства с физиотерапией не смогли бы добиться даже приблизительного эффекта. Отец будет просто сумасшедшим, если не благословит этот союз, если не увидит эти огромные крылья, прущие из спины его дочери и накрывшие половину бренной земли. Да это же круче, чем выдать Диомедею за её ангела-хранителя! Последние только и делают, что ловят ворон, а Неофрон всегда будет начеку. И днём, и ночью, и в затмение. Всегда.

— Что дальше, sor? — обалдело спрашивает Альцедо.

— Обвенчаемся, как только я вернусь в своё тело. И даст бог, после этого меня не выбросит очень-очень долго, — Диомедея заливается румянцем и опускает глаза.

— Святая Дева! Я стану дядюшкой! — восклицает Альчи во всё горло. — Я только что представил себе её! Эту... эту... малюсенькую копию Неофрона. С такими же суровыми глазёнками! И с золотыми кудряшками!

— Альцедо, зачем ж так тихо? — закатывает глаза Дио. — Еще громче! Пусть об этом узнает вся Швейцария.

Я слушаю их в пол-уха, потрясенный этой лавиной новой информации, закатавшей меня в ледяной замес. Всё это время я словно полз на четвереньках по тёмному туннелю, и вот, когда у меня почти не осталось ни сил, ни кислорода — что-то проломило стены этой ловушки и в тоннель хлынул свежий воздух и солнечный свет.

Сестра поводила рукой перед моим носом.

— Ты где? Спускайся на землю. Теперь ты вернёшься к ней?

— Да, — потрясённо кивнул я.

В моей голове больше нет отчаяния и пустоты. Теперь во мне растёт и зреет в деталях потрясающий план.

— Помочь собрать чемодан, Ромео?

— Сначала мне нужно с кое-чем покончить, — заявляю я, торжественно и пафосно оглядывая пространство комнаты. Сейчас мне не хватает разве что треуголки Наполеона.

— С чем же? — лукаво улыбается Диомедея, прихлебывая капучино из фарфоровой чашки.

— С этим телом.

Чашка с размаху приземляется на стол, пена льёт через край, Диомедея хватается за столешницу.

— Я слышала то, что слышала? Поясни.

— Я не могу довериться случаю. Я должен убедиться на сто процентов, что судьба не будет глумиться надо мной и это чувство останется со мной. Лика заслуживает всего этого сумасшествия. Безумия самого отборного сорта! И если эта Инсанья стала частью меня, как ты предполагаешь, то я хочу прийти к ней в своём теле. Хочу вылезти из этого... акваланга и любить её... своими руками, — смеюсь я. — Любить, не сходя с ума и не раздумывая, что будет после окончания прыжка! Даст бог, всё будет именно так. Но если я очнусь в своём теле, не испытывая к ней ровным счетом ничего — то это тоже будет результатом! Как ни крути, одни плюсы. Я должен избавиться от этого тела, и тогда всё станет ясно, как божий день.

— Резонные аргументы, Кристиан Габриэль, за исключением одного небольшого... просчёта.

Диомедея села на стул, не зная, куда деть дрожащие руки.

— Ты потеряешь три года в теле, от которого она без ума. А три года — это очень много. Тысяча ночей вместе, Крис.

— Я не хочу, чтобы она любила это тело, чёрт возьми. Я хочу прийти к ней на своих двух и...

— Успеешь, герой. Но сначала дай ей время привыкнуть, что ли, ко всей этой мистике! Она любит эту оболочку. И только её. И как бы ты ни хотел, чтобы она любила именно тебя, — боюсь, она захлопнет дверь перед твоим носом, как только ты явишься к ней в своём теле. Да, твой родной... акваланг чертовски хорош, но эта девица его знать не знает!

— Рано или поздно придется узнать...

— Ну-ну. И еще: что, если ты уйдёшь в новый прыжок раньше, чем сможешь восстановить своё собственное тело? Что тогда? Будет обидно, если ты уничтожишь это тело, а новое будет таким, что перепугает её насмерть. Не всякая сможет полюбить безногого старика, как бы тот ни старался. Сам понимаешь...

Это не приходило мне в голову. Диомедея набрала воздуха в лёгкие и выплеснула на меня новую порцию своего красноречия:

— Поговори с ней, Крис! Не решай за вас двоих, даже если твое решение кажется тебе единственно правильным. Уничтожив это тело, ты можешь лишиться возможности завоевать её!