Позволь мне остаться - Аверина Екатерина "Кара"

Подвожу Лию к дивану и усаживаю.

– Посиди вот здесь, ладно. – В ее глазах паника. – Я за дверью. Не бойся.

Жестом прошу Ворона присмотреть и выхожу из кабинета.

– Да, Ига. Какие новости?

Глава 12

Лия

Мирон уходит, бросая меня с этим мужчиной наедине. Легкая шутливая атмосфера испаряется, и воздух накаляется от напряжения. Взгляд Ворона, острый, опасный и очень внимательный, скользит по мне, словно оценивая. С прищуром и улыбкой на губах он внимательно рассматривает мой ошейник.

– Совершеннолетняя?

Робко киваю, а он лишь вздыхает и качает головой. Не хочет помогать? Почему так смотрит? Но нет в его глазах похоти. Странный.

Спиной ощущаю, как открывается дверь, и в кабинете нас становится больше. Шаги легкие. Наверное, женщина. Но оглянуться не решаюсь. Ловлю взгляд Ворона. Из смешливого он уже успел стать серьезным, а теперь заметно теплеет.

– Гаранин, у тебя совесть есть?

Ворон дергает бровью, а пролетев мимо меня, перед ним останавливается стройная брюнетка немного выше меня ростом.

– После брачной ночи так быстро свалил, что даже телефон забыл. – Женщина громко припечатывает трубкой о стол, а я втягиваю голову в плечи, невольно становясь свидетельницей интимной семейной сцены.

– Что за срочность? – В отличие от меня, Ворон абсолютно спокоен. В его внимательные глаза возвращаются смешинки.

– Я в центр еду, возможно, буду без связи. А дети там одни, – поясняет брюнетка, чуть снизив напор в голосе. Оборачивается и удивленно смотрит на меня.

Не заметила сразу…

– Ворон? – вновь поворачивает голову и вопросительно смотрит на мужа.

– Ира, тихо, – смеется он, поднимая обе ладони и делая шаг назад. – Это не то, что ты подумала.

– Да-а? – В ее голосе тоже нет злости, скорее, насмешка. – И что же я подумала? – Женщина складывает руки на груди.

Я совсем не понимаю, что происходит, и можно ли мне присутствовать при этом. Они ведь просто про меня забыли. Надо было уйти?

Делаю шаг, отступая спиной к двери. Еще один и еще, пока не упираюсь в препятствие.

– Милые бранятся… – Меня ловят крепкие руки. Вздрагиваю, но быстро узнаю Мирона. По запаху. Его ладони задерживаются на моей талии на пару секунд, а затем ложатся на плечи, осторожно сжимая. – Не обращай внимания, они шутят.

Повернув голову, удивленно смотрю на подполковника. Шутят? Прочитав немой вопрос в моих глазах, он кивком подтверждает свои слова.

– Ира, – чуть склонив голову, Мирон приветствует знакомую и, может быть, даже важную для него женщину, ведь иначе зачем ему так на нее смотреть? – Иди сюда, поздравлять буду, – отпустив меня, раскрывает руки для объятий. Ира с готовностью подходит к нему и обнимает в ответ. – Счастья вам, что ли, – посмеивается Мирон и осторожно целует ее в щеку.

– Спасибо.

– Полегче там, – ворчит Ворон.

– Скажи, ты не мог найти другой день для того, чтобы встрять в неприятности? – смеется брюнетка.

– Извини, я правда не хотел портить вам праздник, но, – кивает на меня, – мы не можем ждать.

– Привет. – Она подходит ко мне. – Меня зовут Ирина.

– А ее Лия, – за меня отвечает Мирон. – Она не говорит.

– Ты чего дрожишь, маленькая? – Ира касается моей руки. – Тепло же у нас, а ты ледяная. Пойдем-ка со мной. Чаем тебя угощу.

– Здесь останьтесь, – командует ее муж. – Мы пойдем покурим и пообщаемся.

– Еще лучше, – соглашается Ира, уверенно направляясь к шкафу, стоящему в углу у окна.

Я растерянно смотрю на подполковника. Да, он говорил, что будет безопасно. С ним. А без него?

Снова кошусь на Иру. Она бросает чайные пакетики в две белые кружки. Оглядывается на меня, показывая кубики с сахаром.

– Тебе класть?

Перевожу взгляд на Мирона, спрашивая разрешения. Он раздраженно вздыхает и показывает Ирине два пальца.

– Ясно. Идите уже, курите. Мы без вас справимся. – Она так легко выпроваживает этих больших и опасных мужчин, что у меня внутри все замирает…

От восторга? Так можно? Так правда бывает?

Ирина, наверное, просто очень смелая. Опасности от нее я тоже не ощущаю. Можно попробовать чай. От волнения я снова замерзла. Как раз смогу немного согреться.

– Раскутывайся и садись, куда тебе удобно. – Ирина разливает кипяток по кружкам. Бросает в него сахар. Он плюхается в чай со смешным булькающим звуком, напоминая мне что-то детское до щекотки за ребрами и несмелой улыбки.

Снимаю с себя все лишнее. В футболке Мирона, завязанной на поясе, чувствую неловкость, ведь выглядит это небрежно и некрасиво. Хозяин бы такого не потерпел.

– Мирон – хороший друг нашей семьи, – поставив передо мной кружку, рассказывает Ира. – Так что тут все свои. И сахара в чай можно просить больше, – очень тепло улыбается она, а я обнимаю кружку ладонями и греюсь о еще не остывшие бока. – Ты знаешь, мужики же тоже разные бывают. Есть настоящие, крепкие, надежные, как мой Пашка, как Мирон. А есть те, кто являются таковыми только по вторичным половым признакам. Но власти и силы у них не меньше, к моему великому сожалению. В моей жизни были и тот, и другой. Тебе лет восемнадцать, наверное?

Пробежав взглядом по столу, нахожу простой карандаш и белые стикеры. Вывожу цифру «20» и показываю своей собеседнице.

– Почти угадала. Мне было восемнадцать, когда я попала в страшную ситуацию. И шестнадцать лет прожила с тираном, алкашом и насильником. Конечно, он таким был не всегда. Но все хорошее перечеркивается, когда тебя начинают унижать, брать силой, наплевав на то, что в соседней комнате спит взрослеющий сын, доить с тебя деньги.

«Ты ушла?» – пишу ей.

– Мне помогли. Тоже было очень страшно. За ребенка, за близких, за себя. Мой бывший муж был мерзким и опасным человеком. От него можно было ожидать чего угодно. Но я начала бороться, в том числе сама с собой. Это был самый сложный путь, с которого все время хотелось свернуть, все бросить. Мозг постоянно искал простые пути решения проблемы. Но я дошла до конца, и вот, – Ира кивает на дверь, – у меня семья, а внутри, вот здесь, – прикладывает ладонь к груди, – тепло и спокойно.

«Мы…» – написав, упираю острие карандаша в листок. Набираю в легкие воздуха, будто смогу начать говорить.

Ира выдвигает ящик за ящиком в столе мужа. Так спокойно, смело. У меня в животе все мышцы на мгновенье сводит. Медленно выдыхаю, стараясь расслабиться. Плохие люди не говорят о личном, тем более с такой искренней дрожью в голосе и блеском в глазах.

Она кладет передо мной блокнот вместо листочка. Благодарно кивнув, начинаю все заново:

«Мы раньше тоже пили чай всей семьей. А потом не стало мамы. Она попала в аварию. Папа много работал, чтобы не было больно. Думал вернуться с нами на родину, в Корею. Но это его родина, а мы с сестренкой родились и выросли здесь. И он остался. Сейчас я думаю, как же это было глупо – отказываться лететь. А тогда казалось самой страшной трагедией после гибели мамы».

Останавливаюсь. Рука устала. Разминаю пальцы, проглатываю ком из слез. Тоска начинает давить на меня еще сильнее и кажется, что сейчас я точно сломаюсь.

Сделав несколько маленьких глотков чая, вновь берусь за карандаш:

«К нам домой стал приходить страшный человек. Они с папой сильно ругались за закрытыми дверями. А потом …» – По моим рукам и спине бегут мурашки. – «Он убил отца у меня на глазах, и я из-за этого потеряла способность говорить». – Закрыв глаза, делаю судорожный вдох, пытаясь удержать слезы внутри. – «Тогда я еще не понимала, что уже перестала быть человеком. Я вещь, кукла. Домашний питомец. Кто угодно, только не человек…» – Карандаш ломается, на блокнот все же капают слезы, делая бумагу тоньше, почти прозрачной.

Ира забирает у меня блокнот, читает и, кажется, тоже всхлипывает. Подходит со спины, обнимает за плечи и прижимается губами к макушке, как делала раньше мама. Я скатываюсь в беззвучную истерику, а эта чужая мне женщина крепко обнимает и шепчет что-то неразборчивое, но очень теплое.