Минуточку. Совсем забыл. Она не женщина, а остервеневшая ведьма, которая ест мужское здравомыслие на ужин.
– Тогда объясни мне, как ты оказалась в этой кровати.
Она оглядывается, пытаясь вспомнить. Когда я вижу ее глаза, они полны тревоги.
– Хренов асфальт.
– Чего-чего?
– Я стукнулась головой об пол на подземной стоянке, когда ты выволок меня из машины. Очень сильно стукнулась, на самом деле. Я могла вырубиться еще до того, как ты дал мне кетамин.
Мне не нравится, как это звучит, но насчет одного она точно ошибается. Мне почему-то кажется важным переубедить ее.
– Это не я выволок тебя из машины.
– Нет, ты, я видела… О. Теперь, когда ты об этом сказал, я понимаю, что не видела лица того человека.
– Это был не я.
– А кто тогда?
– Какая разница?
– Хочу знать, на кого злиться.
Это Киран вытащил ее из «Бентли» Казимира и уронил на пол, прежде чем швырнуть в наш внедорожник. Но я не собираюсь ей это рассказывать.
С другой стороны, она, может, освободит его от должности своего нового лучшего друга, и все снова встанет на свои места. Ему ведь правда хватило смелости попросить меня пустить ее на кухню, чтобы она приготовила еды. Как будто если я позволю ей накормить ребят своей кроличьей едой – это не вызовет бунт.
И все же последнее, что нам сейчас нужно, – это болтливая ведьма Динь-Динь, замыслившая против Кирана кровную месть. У нас и так проблем по горло.
– Забудь об этом. Но я позову доктора, чтобы он осмотрел тебя.
Помогаю ей присесть. Краска снова приливает к ее щекам, и это хорошо, но она все еще выглядит немного ослабевшей. Я подавляю нелепый импульс ободряюще приобнять ее и делаю шаг назад.
Она, прищурившись, смотрит на меня.
– Ты сказал «доктора»?
– Только не говори, что уши у тебя тоже не работают.
– Все у меня работает. Я просто удивлена.
– Чем?
– Что ты сделаешь это для меня.
Она как-то странно смотрит на меня. Как будто с благодарностью. Как будто…
Я ей нравлюсь.
Но это, конечно, чистая фантазия с моей стороны. Эта женщина меня презирает. Может, я тоже стукнулся головой об асфальт?
Сипло бурчу:
– Мертвая ты мне ни к чему.
– Какая разница, живая я или мертвая? Ты сказал, что постараешься отправить меня домой. Я тебе больше не нужна. Верно?
Она кажется заинтригованной. Или что-то подозревает? Сложно сказать.
– Я не говорил, что ты мне не нужна.
Когда у меня вырывается эта фраза, я прихожу в ужас. Становится очевидно, как плохо это звучит.
А если бы не понимал, то выражение ее лица красноречиво бы мне это подсказало.
Сверкая зелеными глазами как лезвием ножа, она спрашивает:
– То есть я тебе нужна? И для чего же именно?
– Тренироваться в стрельбе, – рычу в ответ.
Ее взгляд остается неподвижным. Немигающим. Пронизывающим.
Она тихо произносит:
– Гангстер… Ты в меня влюбился?
– Нет.
– Никто тебя не осудит, если это так.
– Господи. Да у тебя с головой не в порядке.
– А я предупреждала, что это случится.
Я взрываюсь:
– Этого не случилось!!! Ничего не случилось!!!
– Нет?
Она поднимается и идет ко мне. Я делаю шаг назад, а потом, выругавшись про себя, останавливаюсь: меня ее приближение не пугает.
Когда она останавливается, я чувствую запах шампуня, которым она вымыла волосы. Моего шампуня. А еще ее кожа источает аромат моего мыла. А еще на ней моя рубашка.
И мои трусы, если она их не сняла.
Черт, она их сняла? Она голая под рубашкой?
Глядя прямо мне в лицо, она произносит:
– А тут уже мне судить.
И вдруг встает на цыпочки и целует меня.
13
Слоан
Это как целовать кирпичную стену.
Хотя нет. Это как целовать ледяную злую стену, которая ненавидит тебя и все, что тебе дорого, всю жизнь таила на тебя страшную обиду и поклялась убить тебя, чтобы отомстить за смерть отца.
Рот Деклана жесткий, холодный и неподатливый. Каким-то образом его губы подсказывают мне, что лучше бы в них вкололи вирус Эбола, чем заставили претерпевать эту абсолютно омерзительную встречу с моими.
Он крепко берет меня за плечи и отстраняет от себя. Держа на расстоянии вытянутой руки, он смотрит на меня как на щенка, который только что накакал в его любимые ботинки.
Над его головой собираются грозовые тучи, и он произносит:
– Больше. Никогда. Так. Не делай.
– Не буду. Я прошу прощения, – нервно и смущенно посмеиваюсь я. – Иногда моя самоуверенность немного переходит границы.
– Думаешь?
– Эм. Да. Но это не моя вина.
– Можешь не объяснять. Боже мой, просто не говори больше ни слова.
– Просто большинство мужчин такие… простые. Я так понимаю, не ты.
– Нет, – отрезает он, скривившись. – Не я.
Он держит меня подальше от себя, словно я заразная. Как будто он бы с удовольствием выкинул меня в окно, будь оно за моей спиной. Или в бездонную яму.
Что уж тут говорить – я раздавлена. Очевидно, я теряю сноровку. Или, может, разум? Я готова была поклясться, что он смотрел на меня с вожделением.
Отворачиваюсь от него и сажусь на край кровати, зажав руки между коленями и избегая его взгляда.
Не говоря больше ни слова, Деклан разворачивается на каблуках и уходит.
Когда через несколько долгих часов он возвращается, с ним входит еще один мужчина.
– Доктор, – объявляет он, а потом оставляет нас наедине.
Дверь за спиной Деклана захлопывается. Маленький человек в синем костюме снимает с головы шляпу и кладет на кофейный столик. Рядом со шляпой он ставит большой черный саквояж и достает оттуда стетоскоп.
– С легкими и сердцем у меня все нормально. Лучше проверьте мою голову.
Доктор выпрямляется и смотрит на меня. Ему около шестидесяти, у него седые волосы и добрая улыбка.
– Просто выполняю распоряжения осмотреть тебя как следует, милая. Уверен, ты понимаешь.
– А. Конечно. Куда мне лучше сесть?
Он указывает на стул, куда я и присаживаюсь.
– Значит, вы доктор для мафии? Наверное, интересная работа. Сколько пулевых ранений вы зашили за свою карьеру?
Доктор разворачивается и смешливо смотрит на меня, как будто вспомнил старую шутку.
– Что?
– Мистер О’Доннелл предупреждал меня о вашей разговорчивости, – тепло отвечает он. – А я ему сказал, что нет ничего хуже тихих женщин: это всегда значит, что они что-то замышляют. Но он, кажется, и так считает, что вы что-то замышляете.
Он надевает наушники стетоскопа.
– Только будьте осторожны и не будите его темную сторону, мисс. Он бывает довольно вспыльчив.
– Темную сторону? – сухо посмеиваюсь я. – Вы так говорите, будто у него есть светлая.
– Глубоко вдохните, пожалуйста.
Доктор прижимает конец стетоскопа к моей спине. Я вдыхаю, он слушает, а потом перемещается на другую половину моей спины. Делаю еще один вдох, и он снова слушает.
– Есть. Он один из лучших людей, кого я знаю.
– Видимо, вы нечасто общаетесь с людьми, – так же сухо говорю я.
Он переходит к груди и слушает сердце. Потом достает из сумки манжету для измерения давления и надевает мне на руку.
Когда манжета расслабляется, он спрашивает меня о менструации.
– Она регулярная. Как я и сказала, проблема в голове.
Хотя мои яичники вели себя странновато в последнее время, я не собираюсь сообщать об этом доктору Деклана.
Когда он убеждается, что мое артериальное давление в пределах нормы, то светит мне фонариком в оба глаза.
– Ай! Как ярко!
– Реакция зрачков у вас нормальная. Где эта шишка, о которой говорил мистер О’Доннелл?
– Вот, – показываю ему. Он дотрагивается до нее, и я морщусь.
Он тихо мычит с долей сочувствия.
