Иллюзия падения - Аструм Лия

Правое колено втыкается в газон, под чашечкой мгновенно вспыхивает боль. Отбросив ракетку, экстренно переношу вес тела на левое бедро и вытягиваю поврежденную ногу вперед. Усердно массирую мышцу, проклиная хрупкое тело, эволюцию Дарвина и все человечество в целом.

За спиной слышатся торопливые шаги.

– Грацией ты обделена. Но за старания – вся сотка! – присев передо мной на корточки, Лейквуд выбрасывает новую порцию идиотских шуток. – Сильно больно?

– Жить буду, – вскинув голову, цежу я и мгновенно жалею о столь крайне необдуманном действии. Дистанция между нами слишком коротка, и оттого взгляд выходит прямым и изнуряюще долгим.

Три дня назад в офисе Миллера я не могла себе его позволить. Саботировать свое положение, поддаваясь слабостям, – удел тупых овец, к коим я себя никогда не относила. Пачка успокоительных, предварительно выпитая за час до встречи, была не трусостью, а продуманным шагом в защиту моей нервной системы. Но сегодня моя кровь чиста, и, кажется, я схожу с ума, потому что за десять лет Лейквуд остался таким же и изменился до неузнаваемости.

Парадоксально одновременно.

Карий взгляд с дразнящей насмешкой теперь отравлен изрядным цинизмом. Шаловливый разлет бровей – породистой надменностью, а уголки губ, когда-то искренне смеющиеся, искажены небрежной ухмылкой, которую так и хочется стереть с идеально вылепленной физиономии.

Вот уж кто точно произошел не от обезьян.

Вздрагиваю, почувствовав прикосновение. Своими длинными пальцами Лейквуд обхватывает наконечник ослабленного шнурка на моей правой кроссовке и тянет. Сглатываю слюну, видя, как Эван постепенно распускает узел, как подхватывает второй аглет и медленно, а главное – вслепую, не отрываясь от моего лица, завязывает милый бантик.

Давлюсь воздухом, когда он опускает ладонь на мою щиколотку и еле ощутимо гладит.

– В теннисе большую роль играет обувь. У твоей слабовата боковая поверхность. При движении у тебя заваливается нога и теряется скорость реакции, – Лейквуд свободно гуляет пальцами по моей обнаженной голени и, не встретив сопротивления, спускается вниз, ласкает напряженную венку, обвивающую выпирающую косточку. – Я бы посоветовал тебе перейти на Babolat. Из всех мной опробованных они самые лучшие.

Легкие в припадке. Нервно сокращаются от обрушившихся на мозг воспоминаний. Ярких, красочных, все еще не забытых. Моя комната, жар чужого тела и сбившееся дыхание. Потемневший взгляд из-под разметавшейся челки и влажные губы, скользящие вдоль моей ступни, жадно обсасывающие каждый палец. Возбуждение вспыхивает в крови, несется по венам, причиняя невыносимую боль. Как инфекция, которую нужно обезвредить. Немедленно.

Затаптываю выскуливающую от восторга и тоски душу. Прячу ее в сейф с десятизначным запутанным кодом и, надев топовую маску глубоко пренебрежения, мечтаю до онемения заморозить Эвану язык. Или свой взбунтовавшийся мозг.

– Я обязательно воспользуюсь вашим бесценным советом, господин мэтр. Когда-нибудь.

Лейквуд рассеянно кивает, будто успел потерять нить разговора, и подается вперед, забивая мои ноздри ароматом смолистого кедра.

– Ты больше не пахнешь собой.

Ломает систему. Сносит необъяснимой волной чувственности, которая сначала вызывает недоумение, а затем за секунду разжигает чудовищный пожар злобы. До хруста сжимаю пальцы и тут же разжимаю, чтобы не накинуться на него с кулаками.

– Эван…

– В чем дело? – наш странный разговор разрубает выросший словно из-под земли Лаи. Он меряет Лейквуда коротким нечитаемым взглядом и переключает все внимание на меня.

– Где болит? Здесь? – склонившись, аккуратно ощупывает колено.

Болит совсем не здесь.

– Уже нет.

Эван выпрямляется и несколько секунд без энтузиазма следит за действиями Мансури, поднимая градус общего напряжения до безоблачного неба.

– Подумайте о смене кроссовок, миссис Фелдман, и спасибо за игру, – спокойно проговаривает он и, не дожидаясь ответной вежливости, покидает корт.

Удостоверившись, что никаких серьезных повреждений нет, и вызов спасательной бригады будет максимально неадекватным поступком, Лаи помогает мне подняться.

– Держите с ним дистанцию.

Сталкиваюсь с открытым предупреждением темных глаз и приподнимаю бровь, всем видом выражая откровенное недоумение назревающей драмы. Размеренно стряхиваю прилипшие к шортам травинки и направляюсь в сторону террасы, не забыв напоследок озвучить свое вызывающее: “Всенепременно”.

Пересекаю игровое поле и, поднявшись по ступеням, двигаюсь вдоль деревянных столов, окруженных плетеными креслами с мягкими сидениями лавандового оттенка. Прохожу в уединенную зону, отделенную от основной чередой горшков с фикусами и пальмами, и занимаю место рядом с мужем. Не спешу снимать визор, ощущая слипшиеся от пота корни волос, и, устало откинувшись на спинку кресла, стараюсь не замечать сидящего напротив меня чертова победителя нашего маленького турнира.

– Что-то серьезное? – Зенон прерывает разговор с Миллером и опускает ладонь на мое поцарапанное колено, мгновенно привлекая внимание к моей персоне.

– Ерунда, – отмахиваюсь, не желая чувствовать на себе ни один из цепких взглядом. Хочу отряхнуться от них, скинуть, как и своевольную конечность, липко гуляющую по припухшей коже моей ноги.

– И все же вечером тебя осмотрят, – бескомпромиссно заключает Зен. – Не хочу волноваться. Расстроена?

– Вовсе нет, – беззаботно пожимаю плечами. Вся злость от проигрыша испарилась, уступив место проблеме более глобального масштаба.

Зенон чувствует мое состояние, но неверно трактует причину.

Я была уверена, что мое сердце давно заштопано сухим принятием и трезвым рассудком. Но одно касание Эвана заставило заплатку трещать по швам. И мне срочно нужно покопаться в шкатулке и найти самые крепкие нити: серебряные, золотые. Нет – стальные.

Наконец-то оставив мое колено в покое, муж кладет одну руку на спинку моего кресла, а другой берет кружку с зеленым чаем – с чили и лимонной цедрой. Во рту мгновенно разливается привкус кислоты.

– Судя по всему, у нашего пиар-агента немалый опыт в теннисе. Я не ошибся? – Зен делает один короткий глоток, в упор глядя на Лейквуда.

– Пять лет, – отвечает Эван, снимая кепку и проводя ладонью по влажным волосам. Несколько коротких прядей выжглись ярким летом, из-за чего его образ выглядит по-царски небрежным и наглым. А раскинутая за его плечами панорама небоскребов Нью-Йорка лишь усиливает эффект.

Он как гребанный наследник престола в изгнании.

– Ариэль играет два года, – не получив от меня инициативы, муж продолжает говорить от моего имени.

– Всего два? – глаза Лейквуда вспыхивают коротким удивлением. – Я восхищен, миссис Фелдман. Играй вы пять, я позорно оплакивал бы свой проигрыш, – улыбается он.

Настолько искренне, что хочется повременить с сакраментальной тонной дерьма в ответ. К тому же легкий запах кедра все еще щекочет ноздри. А может, я придумываю, пытаясь найти то, чего нет, в тяжелом парфюме Зенона.

– Если бы Ари поставила такую цель – безусловно, – муж намертво припечатывает своей поддержкой и возобновляет прерванную моим появлением тему обсуждения.

Речь идет об инновации в здравоохранении, включая разработку новых лекарств и биотехнологий. Зенон с воодушевлением рассказывает о кросс-индустриальном сотрудничестве для создания цифровых платформ. Миллер больше слушает, изредка вставляя уточняющие вопросы, и лишь Эван, вальяжно развалившись на кресле рядом с Алексом, расслабленно попивает ярко-оранжевый коктейль, словно у нас не замаскированная игрой деловая встреча, а вечеринка на Багамах.

Есть не хочу. Наливаю воду в прозрачный резной стакан и делаю несколько жадных глотков. От обилия незнакомых медицинских понятий, которыми бравируют серьезные дяди, начинает болеть голова.

Зен довольно часто берет меня с собой на приемы, и в большинстве своем напичканные деньгами “мешки” не вызывают у меня ни малейшего интереса. Александр Миллер – первый, кто вызывает. Своей молодостью и ледяным безразличием. Сколько ему лет? На вид ровесник Эвана.