Конрад вздохнул.
— Чокнутые стрелки в наши дни идут на рекорды, пытаясь превзойти друг друга. Если бы ты не отреагировал, он убил бы судью, и, более чем вероятно, тебя и многих других.
Кроуфорд снова уставился в окно.
— Может быть.
— Все так говорят. — Конрад подождал несколько мгновений, затем спросил: — Твоя маленькая девочка знает, что ее папа герой?
— Ей все равно. Ей достаточно того, что я — папа. И в любом случае я не герой.
— Это спорно. Ты рисковал жизнью, защищая других. Ты столкнулся с парнем на крыше здания суда.
Кроуфорд не ответил.
— Они выяснили, кто он?
Кроуфорд покачал головой.
— Ну, это не твоя проблема.
— Час назад стала моей.
Конрад издал недовольный звук.
— У меня такое чувство, что мы только сейчас добрались до сути дела.
Кроуфорд рассказал ему о визите Нила этим утром.
— Он доставил сообщение от начальника полиции вместе с письмом от вдовы Чета. Прежде чем я это осознал, я уже сопровождал Нила в морг, хотя было бы разумнее выгнать его из моего дома, нахрен.
— Почему не выгнал?
— Из-за письма от миссис Баркер. Кроме того...
— Ха! Я так и знал, что есть «кроме того».
— Я видел, как умер Чет, — глухо прорычал Кроуфорд. — Я видел, как парня на крыше изрешетили к чертовой матери. Естественно, я хотел получить ответы на все вопросы, которые остались открытыми.
— Естественно, — Конрад подождал, затем тихо спросил: — Ты нашел ответы в морге?
Кроуфорд ничего не сказал, просто уставился на него. И Конрад мгновенно понял. Его покрасневшие глаза сузились до тонких щелочек.
— Понимаю. Что ж, тогда это стоило «удовольствия» побывать в морге. Нил Лестер, должно быть, счастлив.
— Я ему не сказал.
Не прерывая их зрительного контакта, Конрад выпрямился в кресле и потер щетинистый подбородок.
— Ты не сказал ему о том, что обнаружил... Обычно, когда кто-то скрывает информацию от властей, это делается для защиты чего-то или кого-то, — он подождал, а когда Кроуфорд не ответил, продолжил: — Я не буду спрашивать, потому что не хочу слышать ничего, о чем мне позже, возможно, придется свидетельствовать в суде. Но что бы это ни было, ты должен немедленно сообщить полиции.
— Почему?
— На ум приходят несколько причин: долг, справедливость и препятствие следствию.
— Если я буду держать это при себе, никто никогда не узнает.
— Это будешь знать ты. Сможешь жить с этой тайной?
Кроуфорд отвел взгляд и выругался.
— Я так и думал, — сказал Конрад.
— Если я выложу то, что знаю, то окажусь в эпицентре дерьмовой бури.
— Ты уже там.
— Будет еще хуже. Дерьмовый шторм пятой категории.
— И это может помешать тебе получить опеку над твоим ребенком.
— В точку!
Конрад задумался.
— Ладно. Я это понимаю. Но что произойдет, если ты не расскажешь?
Кроуфорд сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Потенциально это может привести к еще большей катастрофе.
— Насколько? Хотя, не отвечай. Это написано у тебя на лице. Кто-то другой может умереть.
— Я не знаю, — подчеркнул Кроуфорд.
— Но ты боишься, что именно так и произойдет, — на этот раз, когда Кроуфорд не ответил, Конрад хитро улыбнулся. — Теперь я понимаю, почему ты пришел. Хочешь, чтобы я сделал грязную работу за твою совесть.
Кроуфорд упер руки в бока.
— То, что ты только что сказал, действительно имеет для тебя смысл? Потому что для меня это звучит как пьяный бред.
— Я пьяница. Признаю. Но не я препятствую полицейскому расследованию.
— Я ничему не препятствую.
Он пристально посмотрел на Кроуфорда.
— Как блюститель порядка, как законопослушный гражданин, ты знаешь, что нужно делать. Ты знал это еще до того, как вошел в эту дверь. Ты просто хочешь, чтобы я был ангелом на твоем плече, который шепчет на ухо.
— Ангел? Ты? Вот это шутка! С чего мне советоваться по вопросам совести с тобой?
— Чтобы, когда все пойдет наперекосяк, обвинить за плохой совет. Как только эта чертова буря начнет кружить вокруг, ты возненавидишь меня за то, что убеждал поступать правильно, — он сделал паузу, затем добавил: — Не то чтобы тебе нужно больше причин меня ненавидеть.
— Ты все правильно понял, — Кроуфорд резко повернулся и с такой силой толкнул сетчатую дверь, что она широко распахнулась и ударилась о стену.
— Сынок! Вернись!
— Спасибо за отеческий совет! — крикнул Кроуфорд с крыльца.
Большинство его визитов к Конраду, которого он даже в мыслях называл по имени, а не отцом, заканчивались плохо. Вот почему они виделись довольно редко, и только когда Кроуфорд этого хотел. Желания Конора не учитывались. Он потерял эту привилегию много лет назад, когда отказался бороться за сына и позволил жене увезти его в Калифорнию. После этого их отношения были разрушены.
Однако, когда Кроуфорд мчался прочь от дома Конрада, их разговор повторялся в его голове, как рефрен. И, черт бы побрал этого пьяницу, он был прав: ему необходимо было услышать от старика то, что и так уже знал.
К счастью, сейчас ему нужно забрать Джорджию. Она всегда действовала на него умиротворяюще. Ее хихиканье могло уменьшить даже самую серьезную проблему.
— Похоже, будет дождь, — заметила Грейс, встретив его у входной двери.
Кроуфорд согласился, но не собирался из-за погоды отменять прогулку, и просто помог Джорджии надеть дождевик.
— Это глупо, папа, — сказала малышка, когда они шли к качелям.
— Я обещал, что отвезу тебя на площадку в парке, и разве я когда-нибудь нарушал обещания?
— Нет.
— Поэтому мы здесь.
— Но ведь идет дождь!
— Это всего лишь капельки. Кроме того, даже если ты промокнешь, то не растаешь.
Он подсадил ее на качели и начал раскачивать. Ее визг и смех были подобны музыке для ушей.
Из-за ненастной погоды детская площадка была в их полном распоряжении, и они сделали три полных круга.
— Я их испачкала, — пожаловалась Джорджия, когда он нес ее обратно к внедорожнику, глядя на свои ярко-розовые резиновые сапожки.
— Они специально для того, чтобы пачкать.
— Бабушка может разозлиться.
— Сваливай все на меня.
— Дедушка и так говорит, что ты во всем виноват.
Кроуфорд никогда не критиковал Гилроев в присутствии Джорджии: не хотел, чтобы его обвинили в попытке вбить клин. И он никогда не пытался выудить у малышки, что они говорили о нем. Однако теперь он собирался сделать исключение, потому что Джо поклялся бороться с ним в суде с ним, и это могла быть грязная драка.
Помогая Джорджии пристегнуть ремни детского автокресла, он спросил:
— Когда дедушка это сказал?
— Сегодня, когда мы обедали. Он разговаривал с бабушкой.
— Как он говорил?
— Громко.
— Как будто злился?
— Вроде того. Бабушка шикнула на него и сказала, что они поговорят об этом позже. Что мы теперь будем делать, папочка?
Он ущипнул ее за кончик носа.
— Мороженое в «Макдональдс»? Там внутри есть игровая площадка.
— Это Микки Ди.
Он снимал на телефон, как Джорджия играет на площадке, и сердце у него замирало каждый раз, когда она кричала: «Папа, смотри на меня!», прежде чем спуститься с горки или подняться по ступенькам зала в джунглях.
У него было смутное воспоминание о тощем, неуклюжем, светловолосом мальчике, который, стоя на краю трамплина для прыжков в воду, кричал: «Папа, смотри на меня!». Кроуфорд не был уверен, настоящие это воспоминания или детские мечты, которые так и не исполнились.
Он вернул Джорджию Гилроям измазанную мороженным, влажную от дождя, забрызганную грязью и усталую. Но счастливую сверх меры.
— Обещай съесть ужин, даже если ты ела мороженое.
— Обещаю.
— И не спорь с бабушкой, когда она говорит, что пора спать.
— Хорошо.
— Ты — моя любимая девочка. Поцелуй меня.
Она крепко обняла его за шею.
— Я люблю тебя, папочка.
Прижав ее к себе, он прошептал: «Я тоже тебя люблю», и вновь поклялся ее вернуть. Несмотря ни на что.
