Золотые рельсы - Боумен Эрин

— Уговор или нет?

— Хорошо, — отвечает она наконец. Плюет на ладонь, и мы пожимаем друг другу руки.

— Так где она живет?

— Жила, — поправляет она. — Она жила у Гранитного ручья, первый дом после форта Уиппл, перед домом большое мескитовое дерево.

— Жила! Так она умерла?

— Нет, она переехала за месяц до того, как мы перебрались в Юму. Отец говорил, что она поехала в Викенберг.

Я захлопываю дверь и снова привязываю ее.

— Что ты делаешь? — кричит Вон. — Мы же договорились! Ты сказал, что отпустишь меня.

— Да, но не уточнил, где и когда. Поездка в Викенберг прикончит этих бедных лошадей, к тому же, я думаю, ты все врешь. Ты собираешься предупредить людей в Прескотте, и меня поймают между двух городов, откуда направят отряды навстречу один другому.

К тому же ехать прямо в руки Кроуфорду никак не входит в мои планы.

Вон появляется у окна, лицо ее бледно.

— Ты же дал слово.

— И я его сдержу, если твои слова окажутся правдой. Либо ты врешь и, значит, уже нарушила нашу сделку, либо ты сидишь тихо и ждешь, пока я съезжу в город и удостоверюсь, что ты говоришь правду. После этого я отпущу тебя. А как эту Томпсон звать по имени?

— Знаешь, — говорит она, — я больше не чувствую желания помогать тебе. Может, тебе следовало спросить меня об этом до того, как снова запирать меня в клетку?

— Как ее зовут, Шарлотта?

— Не называй меня так!

— Как, черт побери, ее зовут?

Молчание.

Я смотрю на узоры, нарисованные на дверях дилижанса. Мне хочется стукнуть по ним изо всей силы, как следует хлопнуть дверцей и выругаться, но времени нет. Я залезаю на козлы, и мы снова трогаемся в путь.

Дорога, петляя, оставляет горы позади, обессиленные лошади понуро плетутся. Даже отсюда заметно, что город оживленно бурлит, может, по случаю Нового года. Народ собирается группами на улице к востоку от главной площади. Здесь не только пешие, но и много верховых и экипажей. Клянусь, я вижу людей в форме и длинные стволы ружей, которые сверкают на солнце. Даже издали до меня доносятся грохот барабанов и торжественные звуки труб.

Что бы там ни происходило, мне это только на руку.

Возможно, вести о побеге банды из Викенберга еще не добрались сюда, и во всей этой суматохе никто не заметит въезжающий в город одинокий дилижанс, идущий не по расписанию, который тянут полумертвые от усталости лошади.

На въезде в город Вон помалкивает. Может, она все-таки говорит правду, и понимает, что сейчас лучше немного помолчать и я выпущу ее на свободу. Я поворачиваю за угол, держась в квартале к западу от людского сборища, и присматриваю местечко, где смогу бросить дилижанс. Пара мальчишек перебегают через улицу прямо перед нами, перепугав лошадей.

— Извините, мистер! — кричит один из ребят.

— Стой! — я останавливаю дилижанс. — Что происходит, почему собирается народ?

— Разве вы не знаете? Да это же Прескоттская и Аризонская Центральная! Они уже в городе!

— Они закончили прошлой ночью! — тараторит второй пацан. — И сегодня уложат последнюю шпалу и забьют последний гвоздь. Вы все пропустите!

Они бегут дальше.

— Пождите, вы знаете дом Томпсона? Гранитный ручей?

Они переглядываются и качают головами.

— Нет, извините, мистер. Не знаем такого…

Вдруг дверца дилижанса распахивается от удара,

Вон выскакивает наружу, все еще со связанными руками, и что-то швыряет в мою сторону. Я невольно пригибаюсь, и мне в плечо попадает камень, щербатый и заостренный. Похоже, она им перепилила кожаную веревку на двери, чтобы ударом открыть ее. Она несется по улице, веревка из нижней юбки тянется позади, словно драная вуаль.

Мальчишки застыли на месте от удивления.

— Моя сестра, — объясняю я, кляня себя, что не связал мисс Вон ноги. — У нее с головой непорядок.

Мальчишки пожимают плечами, кажется, они поверили.

И тут Вон кричит что есть силы:

— Помогите! Меня похитил Малыш Роуза — Риз Мерфи! Малыш Роуза в городе!

Глава пятнадцатая

Шарлотта

Я ожидаю, что он всадит мне пулю в спину, но, к счастью, ошибаюсь, и бегу со всех ног. На улице Кортеса начинается движение процессии, во главе которой оркестр, празднично трубят фанфары. Громкие приветственные крики и ружейный салют заглушают мои крики о помощи. Толпа движется на север к железнодорожной станции.

Я оглядываюсь и вижу, что Малыш Роуза гонит лошадей за мной. Животные совсем выдохлись, но вот-вот нагонят меня — бежать быстрее упряжки мне не по силам. Я добегаю до юго-западного угла площади и сворачиваю направо к процессии. Останавливаюсь только для того, чтобы избавиться от пут на руках с помощью острия на чугунной изгороди — просовываю его как клин в узел веревки, и узел поддается. Я верчу запястьями и, наконец, сбрасываю веревки и связанные вместе полосы нижней юбки, которые тянутся за мной.

Я на свободе.

Бегу вперед, корсет с каждым шагом впивается в ребра и живот все сильнее.

— Помогите, — задыхаясь, я влетаю в толпу на улице Кортеса, — Малыш Роуза, он здесь! Он убьет меня!

Словно лист, подхваченный течением реки, я двигаюсь вместе с процессией счастливых горожан на север, сталкиваясь плечами то с одним, то с другим. Мои мольбы никто не слышит из-за веселых звуков оркестра и громких криков. Небольшой отрад милиции в форме из форта Уиппл салютует из ружей; я чувствую себя песчинкой среди одетого по-зимнему людского моря.

В отчаянии я проталкиваюсь сквозь толпу и оказываюсь на улице, где выстроились замыкающие парад повозки. Мужчины на козлах улыбаются, народ машет из окон.

— Шарлотта! — слышу я окрик. — Как тебя сюда занесло?

Я оборачиваюсь на голос и вижу свою мать, она сидит в одном из последних экипажей, широко раскрыв от удивления глаза. Она велит кузену Полу, сыну дяди Джеральда, притормозить. Когда экипаж со скрипом останавливается, она распахивает дверь.

— Садись.

— Послушай, мама. Малыш Роуз. Он здесь. Мне надо найти шерифа и…

— Шарлотта Вон, немедленно в экипаж!

Я оглядываюсь на здание суда. Нигде не видно ни дилижанса, ни Малыша. Возможно, он отказался от идеи поймать меня и сбежал. Жизнь кипит в районе улицы Кортеса — процессия устремляется на станцию железной дороги в дальнем ее конце, и в этой суете бандиту нетрудно будет проехать через город незамеченным.

Я залезаю в теплый экипаж к маме. Она убирает руку в муфту и пристально смотрит на меня сквозь черную вуаль. Волосы гладко убраны, видно, что она в глубоком трауре: черное шерстяное платье, черная пелерина, черные ботинки. Она молчит, но мне ясно, что она очень сердится.

— Мама, мне так жаль. Ты велела мне оставаться дома, но я подумала, что, если мне удастся найти работу у мистера Мэриона в газете, в любой газете, я перестану быть обузой и дядя не сможет использовать меня в качестве аргумента, чтобы принудить тебя к замужеству. Но на поезд напали бандиты, и…

— Бандиты?

— Это были «Всадники р… розы», — я начинаю заикаться, на меня наваливаются все события этих дней с невиданной силой. — Половину их поймали в Викенберге. Я помогла их поймать, но потом эти дьяволы все равно сбежали. И я оказалась в дилижансе с Малышом Роуза, он держал меня в плену, пока… Нужно найти шерифа. Мама, я совершила ошибку, я рассказала историю, основанную на фактах, и, боюсь, еще одна невинная душа теперь в опасности.

И, судорожно вздохнув, я падаю головой к ней на колени, а она ласково обнимает меня.

Нельзя было говорить о Томпсон, упоминать ее имя. Надо было что-то придумать. Но я боялась, что Малыш не поверит мне. И что бы тогда со мной стало?

Но теперь он ее разыщет.

Ее отца действительно повесили бандиты, но на его теле не было знака розы — по крайней мере, так, ссылаясь на дочь погибшего, говорили все, кто вспоминал это печальное событие. Девушка уехала на несколько недель к другу семьи, а потом вернулась и стала вести хозяйство в одиночку. Вот и все. А страшная история о нападении «Всадников розы» — домыслы любопытных школьников, которым нравились захватывающие истории о мести и наемных убийцах. Никаких доказательств нет. И, насколько я знаю, в Викенберг Томпсон не переезжала. Это я придумала, чтобы послать Малыша туда, где его точно поймают, но он не клюнул на наживку.