Пандора - Эссес Дария

Прямо сейчас.

Мне нужно бежать.

Но это так… освобождающе.

Он медленно отодвинулся, прерывая наше прикосновение. Я неосознанно потянулась вслед за ним, будто он загипнотизировал меня, подчинил себе одним движением и голосом, который хотелось слушать перед сном.

Бишоп достал изо рта сигарету и лениво провел языком по тому пальцу, которым касался моих губ.

Сжигая своим взглядом.

Заставляя задыхаться от нетерпения.

Растапливая каждый осколок льда, сковывающий мое сердце.

Он едва заметно усмехнулся и прошептал:

– Клубничный.

Глава 7

Замах.

Удар.

Замах.

Удар.

Замах.

Удар, удар, удар.

Кровь струями брызгала в лицо, заливая глаза. Я чувствовал ее в носу, на ресницах, между пальц ами , будто алая жидкость стала продолжением меня. Колени утопали в темном пятне, растекающемся по деревянному полу. Странно, но в комнате было холодно, хотя по мне градом струился пот.

Я сразу же вспомнил ад, представленный Данте.

Ледяной, как Антарктида.

За спиной стоял человек, тень которого падала на распластавшее передо мной тело. Высокий. Авторитетный. Похожий на меня, только старше. Вернее, это я похож на него. Именно он рассказал мне об аде Данте. Пока что я не понимал, встречу ли когда-нибудь этого парня – Данте.

Тень медленно подняла руку, и я повторил ее движение, крепче сжав окровавленными пальцами нож. Взгляд не отрывался от уже остывшего тела. Словно марионетка в кукольном театре, я вогнал лезвие в ее левый бок, куда показал кукловод.

Он тянул за невидимые нити, которые связывали нас с моего появления на свет.

– Выше.

Лезвие пропороло горло.

– Теперь ниже.

Удар. Удар. Удар.

– Почувствуй вкус мести, – прошептал за спиной низкий голос, будто на плече сидел демон из книги, которую он же читал мне в детстве перед сном. Которую написал мальчик по имени Данте. – Почувствуй, как она страдает за то, что сделала с тобой.

Сначала это казалось неправильным. Всё происходящее. Я заплакал, когда мне, тринадцатилетнему ребенку, вложили в руку нож и бросили под ноги связанное женское тело.

Но потом я вспомнил, какое отвращение и ужас испытывал, прячась под одеялом, как только открывалась входная дверь.

Каждый отвечал за свои грехи.

– Отрежь ей губы, сынок.

– Губы? К-как? – прошептал я.

– Возьми нижнюю и потяни на себя. Проведи лезвием от одного уголка до другого. Кожа там мягкая, поэтому быстро поддастся.

Мне не нужно было объяснять, какая кожа у губ.

Я сам об этом знал.

Мальчишки в школе часто разговаривали о женских телах. Мы постепенно переходили на этап полового созревания, поэтому каждый был обязан заценить задницу Мередит и потрогать за доллар грудь Венди.

Это увлекало всех, кроме меня.

Я испытывал тошноту, когда смотрел на девочек, а особенно – на их рот. У всех он был разный: тонкий, полный, нежно-розовый, темно-бордовый. Порой доходило до того, что я видел во внутреннем дворе целующуюся парочку и убегал в уборную, чтобы вывернуть всё, что съел на обед.

Но сейчас это должно было прекратиться.

Я медленно отрезал ее нижнюю губу, неотрывно наблюдая за тем, как отделяется от лица посиневшая плоть. Нож скользил словно по маслу. Кровь текла по рукам, вызывая в груди странное вибрирующее чувство.

Это было не так сложно, как отрезать палец или ухо. Но мне хотелось де йствовать размеренно, совсем не торопясь , чтобы даже на том свете она почувствовала боль.

Сначала нижняя.

Потом верхняя.

– Молодец, сынок.

Отец похлопал меня по плечу, когда дело было сделано.

Мне нравилась его похвала. Нравилось, что самый важный в моей жизни человек гордится и хвастается перед своими друзьями мной, а не Малакаем. Потому что я его родной сын, а не он. Я заслуживаю любви, а не он. Всегда только я.

Однако иногда в голову пробирались другие мысли. Как папа раньше не узнал, что со мной делали? Разве он не слышал моих криков? Почему не спас от монстров, живущих не под кроватью, а в соседней комнате?

Нет, он просто не знал.

Я опустил взгляд на мертвое тело.

Вот и всё. Конец моей боли.

Или начало новой.

***

Казалось, эта ночь не может стать хуже.

Я не спал трое суток, поэтому вырубился прямо перед обветшалым трейлером Татум. Она занесла меня в свою комнату и прислонила к стене, зная, что я ненавижу кровати. И спать тоже ненавижу, но моему мозгу было плевать. Этот ублюдок подбрасывал в мои сны воспоминания, которые я хотел закопать на глубину девяти футов.

Через пару часов мы с Малакаем, Татум и Эзрой находились на заднем дворе председателя Верховного суда Великобритании, который месяц назад взялся за уголовные дела Таннери-Хиллс.

– Когда ты последний раз видел этот знак? – спросил Малакай и обнажил предплечье.

Я стиснул челюсти, увидев его изуродованную кожу. Выжженный символ треугольника, разделенный по горизонтали на девять частей, вызвал во рту горький привкус.

– Я ничего не знаю, черт вас побери! – зарычал судья Маршалл. – Развяжите меня, гребаные мрази! Вы все окажетесь за решеткой, если хоть пальцем меня тронете!

Я овладел искусством пыток в тринадцать лет.

Знал, с какой силой нужно потянуть щипцами за ногтевую пластину, чтобы она не отделилась от кожи, но вызвала тупую боль, пульсирующую во всем пальце. Знал, с каким давлением прижать раскаленный металл, чтобы почувствовать запах жженой плоти, но не лишить человека сознания. Знал, как отрезать, избивать, залечивать и снова наносить увечья, чтобы добиться ответа или просто получить удовольствие.

Всё это я знал. Спасибо дорогому отцу.

Через несколько минут судья Маршалл рыдал во весь голос, а по его морщинистому лицу текли слезы беспомощности, смешанные со слюнями и соплями.

Татум даже не пыталась скрыть удовлетворенную улыбку, прислонившись к ветвистому дереву и накинув на голову капюшон толстовки. Эзра перебирал длинную цепь, специально издавая как можно больше звуков, желая заставить судью Маршалла взвыть от страха.

Я опустился перед ним на колени и похлопал его по щеке.

– Теперь-то ты будешь говорить с гребаными мразями?

Он жалостливо всхлипнул.

– Ум-м-моляю, не убивайте меня. Я скажу всё, что знаю, но они не посвящали меня в дела… в дела руководства. Пожалуйста, Бишоп, вы ведь живые люди. – Он посмотрел на меня заплывшими глазами. – У вас тоже есть сердце.

Усмехнувшись, я покачал головой.

– У вас не было сердца, когда вы использовали моего брата. Теперь его нет и у меня.

Весь в крови и с бурлящим в венах адреналином я вернулся в «Чистилище», желая успокоить сорвавшихся с цепи демонов. Я всё еще слышал умоляющие крики, видел поднимающиеся в небо языки пламени, чувствовал запах сгорающей плоти.

Но мы снова ничего не узнали. Ничего, что помогло бы нам добиться правды.

Казалось, эта ночь не может стать хуже.

Оказывается, может. Особенно если Дарси Ван Дер Майерс щеголяет перед вами в одном нижнем белье. И не только перед вами.

Перед всем, блядь, клубом.

На мгновение мне показалось, что к нам в ад спустился ангел – даже если этот ангел обладал темно-сливовыми волосами и острым языком, который необъяснимо сочетался с ее наивными глазами.

Я не испытывал влечения к противоположному полу до шестнадцати лет. Это было странно – наблюдать за ровесниками, трахающимися налево и направо, но не чувствовать ни капли желания делать то же самое. До десяти лет меня мутило от одного только вида женщин, но потом мне стало… всё равно. Абсолютно плевать на их тела, сочащуюся между бедер влагу, пышную грудь, на которую дрочили одноклассники.