Цветочница - Берндт Алёна

– Мам, мы, как только обустроимся там, заберём её, – говорил Сергей, а сидевшая рядом с ним Наталья помалкивала и отрешённо смотрела в окно, – И денег тебе будем присылать, за это не волнуйся.

– Да как же, ведь маленькая она ещё…, – растерялась тогда Капитолина, – Да и не знает меня почти, вы ко мне её не возили, меня тоже не привечали. Вон, только раз фотографию внучки прислали, и всё. Как же мы будем? Ребёнок ведь…

– Ой, ну что за драма! – сказала Наталья, – Вы ей родная бабушка, не чужой человек! Всё нормально будет, я ей про вас рассказала, что вы добрая и хорошо готовите!

Так и осталась Ленка тогда стоять на крылечке рядом с Капитолиной. Обе глядели вслед Сергею с Натальей, те шли под ручку в сторону станции и даже не оглянулись.

Глава 2.

Со временем всё наладилось, конечно. И Ленка оттаяла возле бабушки, уже не вскакивала со стула по стойке «смирно», когда та входила в дом, да и сама Капитолина не чаяла жизни без внучки. Пришлось на работу устроиться, конечно, ну да Капитолина работы не боялась. Пошла на местный молокозавод, услышала, что там контору мыть некому – уборщица на пенсию ушла, отдыхать. Ну а Капитолина уже отдохнула сколько-то на пенсии этой, можно и поработать чуток.

Уходила она рано – кабинеты мыла перед началом рабочего дня, а после спешила домой, к внучке. Сын начал присылать немного денег только через год, до этого только два письма прислал, писал Сергей, что устроились в общежитии, пока не до Ленки, оба с Наташей работают, просили передать дочке привет. Обратного адреса на конверте не было, только на почтовом штампе отпечатался город Уренгой. Ленка тут же побежала искать карту в старом атласе, ещё от отца остался, когда Сергей школьником был. Вместе с бабушкой, склонившись голова к голове, они отыскали маленькую точку на карте большой страны, меряли линейкой расстояние зачем-то…

– Бабушка, а там, наверное, холодно? – Ленка сидела у печки и гладила примостившуюся к её боку пушистую Мурку, – Север ведь, да?

– Да, зима не в пример нашей, конечно, – кивала бабушка, – Вот у нас в цеху, когда я на молокозаводе нашем работала до пенсии, грузчиком Филимон Пахомов работал, так он на Севере Армию служил, а потом остался там работать, позже уж в родные-то края вернулся. Так, сказывал, что мороз такой там бывает, что туман стоит седой, да такой густой, то и домов не видно.

– Вот ведь, наверное, у них там дров много уходит! – многозначительно покачала головой Ленка, она уже знала, что на зиму надо дрова закупать, чтоб в морозы сидеть вот так у печки на тёплой лежанке, обняв мягкую Мурку и читать книгу из библиотеки.

– Да и у нас раньше морозы крепкие бывали, – потягивая из куделя тонкую шерстяную струйку в нить, говорила бабушка, – Я вот один год… такая была, как ты, может чуть постарше тебя. Бабушка моя жила на другом краю деревни нашей, там, у старой церквы, вот я к ней и пошла. Иду, иду, а мороз- ух… у меня уже и ресницы, и брови в инее все, а всё дойти не могу, такой туман морозный спустился откуда-то. Иду, и понимаю, что далеко уж ушла, а дома-то бабушкиного всё нету! Заплутала что ли я, в этаком-то мареве. Тут вроде ветерок чуть подул, глянулось мне – а впереди лес стоит, как стена.

– Бабушка! Неужто ты в лес ушла?! – Ленка распахнула свои зелёные глазёнки, обрамлённые густыми пушистыми ресницами, – Зимой! А ну как волки?!

– А вот слушай, – улыбнулась бабушка, – Испугалась я, стою… Куда идти? Позади туман так и стоит, впереди лес, а может я уже глыбко зашла туда, кто знает! Стою, слёзы по щекам текут и тут же замерзают, такая стужа. И тут гляжу – два огонька за кустом…

– Неужто и вправду волки? – Ленка прижала ладошки к щекам, – Ой…

– Вот и я думала, волки. Съедят меня сейчас, косточки по чаще растащат, никто и не отыщет! Ещё сильнее реветь начинаю, себя жалко, и мамку с тятькой ещё жальче, брата Федоску тоже. А из-за куста нос показался, черный, небольшой такой, а следом и мех, белый, пышный, как снег. Лиса! Да не простая рыженькая, а белая! Я стою и думаю, может это я уже умерла? Замерзла в снегу, и такое мне видится? А лиса на меня глядит, носом ведёт и не убегает. Потом лиса повернулась и пошла, а я стою, боязно… Лисичка обернулась, на меня глядит и говорит: «Вук!» Такой вот звук, негромкий, словно зовёт меня за собой. А мне что делать? Хоть и боязно, а я пошла. Иду, лисичка впереди меня бежит неспешно, след свой хвостом метёт, носом по воздуху ведёт. Тут ветер сильнее подул, и мороз словно помягчел, марево пропало, яснули звёзды на небе и месяц ярко так светит. Гляжу – а я на опушке леса, чуть в чащу не ушла, которая возле Кирницких болот! А лисичка так и идёт по снегу, шустро так, и я за нею. Снег засеребрился от месяца, искрами залился, я смотрю – а у лисички той мех тоже искрится, словно серебряный! Вот диво какое! Дошла лисичка та со мной до околицы, обернулась и снова этак: «Вук! Вууук!» Дескать, привела я тебя, ступай домой! А сама обратно к лесу побежала. Стою я у околицы, гляжу как она по полю бежит, хвостиком своим снежную пургу во след себе заметает! Так и ушла в лес, больше не обернулась на меня. А я пошла к бабушке, месяц светит, видать всё хорошо, вот и дом её. А там уж мамка сидит, воет воем, меня потеряла. Бабушка на кровати лежит, еле жива от горя. Думали, волки меня съели, дюже их много было в те года, лютовали по окрестностям, собак деревенских бывало резали, а где-то говорят и ребёнка унесли.

А Ленка уже спала. Положив кулачок под налившуюся и зарумянившуюся на деревенском молоке щёчку, раскидав по подушке русые свои кудряшки, она видела серебряную лису, идущую по снегу. Мех искрился и блистал в свете ясного месяца, россыпь звёзд кружилась над лесом. «Вук, вук» – сказала Ленке лиса и повела черным своим носом, увлекая за собой, туда, в снежную лесную сказку.

Так и жили – не худо, не хуже других. Денег от «северян», как говорила про сына и сноху Капитолина Захаровна, не ждали, сами справлялись. А когда приходил редкий перевод, бабушка покупала Ленке книжку или игрушку, килограмм шоколадных конфет, а остальные деньги клала на книжку. Ленке было невдомёк, как это – «на книжку»… может, в книжку, тогда понятно!

– Вот подрастёшь, в институт станешь поступать, тогда и пригодятся, – говорила бабушка, убирая небольшой синенький блокнотик в батистовый платок и дальше в свою сумку, – Тогда ведь и сапожки, и пальто помоднее захочется… А сейчас что, вон какое я тебе пальтишко перешила, что Алевтинина сестра отдала со своей девчонки. Ничего, проживём.

К жизни в деревенском доме Ленка привыкла быстро, бабушка и оглянуться не успела, как шестилетняя девчонка и печку растопить могла, и кашу в печь наладить. Смышленая внучка, радовалась бабушка, только того не знала, что Ленка этому не просто так выучилась…

Просто девочка хорошо помнила свою жизнь в городе, с родителями. Мать не любила, когда Ленка вообще попадалась ей на глаза, хотя сделать это в небольшой квартире было непросто. Но Ленка, наверное, и вправду была смышлёной – она сама находила себе занятия и старалась мать не раздражать.

– Наташ, а ты чего Ленку ужинать не зовёшь? – удивлялся Сергей, когда приходил домой после смены.

– Сейчас сами поедим, потом её покормлю, – с плохо скрываемым раздражением отвечала Наталья, – Я и так устала на работе, чтоб ещё за ребёнком тут ходить!

– Да чего за ней ходить, поест с нами и всё.

– Вот сама поем, пусть идёт. Сиди сам тут с ней тогда, – ещё больше раздражалась Наталья, наливала себе чай и шла в комнату, выгоняя Ленку из своего угла, – Иди давай ужинать, да не рассиживайся там! Мне ещё за вами всеми посуду перемывать!

Играть шумно Ленке было нельзя, да и вообще как-то беспокоить родителей, поэтому она любила детский сад, и с четырёх лет ходила туда самостоятельно. Мать собирала её утром, ворча про усталость и занятость, выпроваживала за дверь и дальше Ленка уже шла через двор до ворот детского сада. Вечером мать забирала её из группы, когда детей в саду почти не оставалось и они молча шли домой, обратно через двор.