Порочный контракт (СИ) - Ковалева Анна

— Кончай ныть, — раздается тяжелый рык, и на моя ягодицу обрушивается удар ладони. Затем второй, третий. Кожа начинает гореть огнем, а душа рваться на части. Шлепки тяжелой ладони приносят боль, но она даже рядом не стоит с болью душевной. Кусаю губу до крови, чтобы сдержать крики.

И я почти уже сдаюсь, когда шлепки прекращаются. Бессильно обмякаю и пытаюсь перевести дух, подготовиться к тому, что последует дальше, но передышка длится недолго. Едва успеваю выдохнуть, как вскрикиваю от неожиданного и грубого вторжения в почти сухое лоно.

— Ебать какая ты узкая, — стонет Горецкий, проталкивая в меня свой член до упора. Замирает на секунду, давая мне привыкнуть к нему.

И только это удерживает меня на грани сознания. Промежность горит, внутри словно торчит раскаленный штырь, распирающий стенки до предела.

— Ааа, — тихо всхлипываю, когда здоровенный поршень начинает совершать поступательные движения. — Не так глубоко, пожалуйста. Не могу…

— А что ты хотела, Юлечка? — издевательски цедит мужчина и дергает меня за цепочку ошейника, заставляя оторваться от стола. — Сама знала, на что шла. Думала получить бабки за красивые глаза? Или за приятную беседу? Так не прокатит. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Да ничего я не знала, — выдавила между судорожными всхлипами и глубокими толчками, от которых сотрясалось все тело. — Я не подписывала эти документы.

— Хватит уже врать, — мужчина резко усиливает фрикции, а я начинаю постанывать от боли. Внутри саднит, шея натерта ошейником, ноги подкашиваются. По щекам медленно катятся слезы, обжигая кожу, почти вспарывая ее. Их настолько много, что я буквально захлебываюсь.

В этот момент внезапно что-то меняется. Горецкий останавливается, замирает во мне. Дышит тяжело, надсадно. Ни с того ни с сего проводит рукой по моей щеке, вытирает слезы.

— Больно? — по голосу чувствую, что хмурится. Ему не нравится моя реакция. Мне она тоже не нравится, как и весь процесс, что со мной происходит.

Не отвечаю, молча продолжаю давиться слезами. И молюсь, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Пытаюсь закрыться изнутри на все замочки, превратить себя в бесчувственное тело. Но и этого мне теперь не позволено.

— Не зажимайся ты так, — внезапно смягчается мужчина, поглаживая меня по спине, словно пытаясь успокоить. Но я лишь сильнее начинаю дрожать. Расслабишься тут, как же. — Порву же все к херам. И не реви, не хочу я насильником себя чувствовать.

А кто же ты? — так и хочется мне заорать, но я прикусываю себе язык, чтобы не нарваться на карательные меры. А то мало ли, что ему в голову взбредет. Лишь глубже втягиваю воздух и тут же морщусь от боли в несчастной шее.

— Сейчас, подожди, сниму, — тут же реагирует Горецкий, снимая с моей шеи кожаный обруч. Я инстинктивно дергаюсь в сторону, но вместо этого лишь глубже насаживаюсь на член и всхлипываю от ощущения наполненности и растянутости.

Хочу снова опуститься на стол, но мужчина не дает. Одной рукой он придерживает меня за шею, а второй начинает ласкать груди. Его пальцы сжимают упругие полушария, тискают, мнут. Губы слегка прикусывают тонкую кожицу на изгибе шеи.

И с удивлением я постепенно отмечаю, что мое тело начинает откликаться на эти варварские посягательства. Грудь наливается, тяжелеет, соски твердеют, превращаясь в твердые горошины. А когда мужские пальцы начинают их пощипывать, то по телу пробегают электрические снаряды, даря удовольствие. Ощущаю, как становится влажно внутри, как начинает омываться соками, находящийся во мне член.

— Вот так уже лучше, — довольно мурлычет мужчина и делает пробный толчок. Теперь его орудие скользит во мне без усилий и дискомфорт постепенно сходит на нет. Вместо него приходит странное удовольствие. Отчасти неправильное, извращенное, немного болезненное, но оно накатывает, захлестывая сознание бурными волнами.

Еще серия толчков, и из глубины моего естества начинают исходить предоргазменные позывы.

— Нравится так, крошка?

— Дааа, — мычу я, уже сама толкаясь навстречу пронзающему меня члену. Сладко-болезненные спазмы скручивают тело.

— А вот так? — я успеваю лишь слегка вздрогнуть, когда пальцы мужчины начинают массировать клитор. А потом взрываюсь в болезненной эйфории, теряя ощущение времени и пространства.

Вновь ощущаю кожей прохладу столешницы. Снова чувствую толчки, прошибающие насквозь… И вместе с Горецким успеваю кончить во второй раз, а затем чувствую, как горячая жидкость выстреливает мне на спину.

— Завтра же поедем к врачу и подберем противозачаточные таблетки. Кончать я теперь буду исключительно в тебя, крошка…

И нагло усмехнувшись, отступает, оставляя мое измученное тело лежать на столе.

Слабо вздыхаю и пытаюсь подняться на ноги, но обессиленно соскальзываю со стола. И лишь руки мужчины не дают мне растечься лужицей по полу.

— Какие чувствительные нынче шлюхи пошли, — пробормотал он, подхватывая меня на руки. — Совсем неприспособленные.

Я же мысленно продолжаю стонать. Да когда же этот твердолобый баран Горецкий поймет, что я не шлюха?

— Можешь звать меня просто Стас, крошка. — ухмыляется он, перенося мое безвольное тело на диван.

Не совсем поняла последнюю реплику. Видимо, что-то из своих мыслей произнесла вслух, чем позабавила своего мучителя.

«Век бы тебя не знать, Стас», — успеваю подумать перед тем, как отключиться

Глава 2

— Крошка, а ну вставай давай, пора ублажать хозяина.

Голос Стаса вырвал меня из тяжелого сна. С трудом приоткрыв глаза, посмотрела на него и вздрогнула от того количества похоти, которое источало все его существо.

Попыталась было сесть, но мне не дали. Стас навалился на меня сверху, устроился меж раскинутых ног и вошел одним плавным толчком.

— Ммм, — абсолютно машинально изогнулась, впуская его в себя. Тело отреагировало спокойно, словно уже успело настроиться на мужчину. По комнате стали разноситься громкие шлепки и чавкающие звуки, показывающие степень моей готовности.

— Вот так уже лучше, крошка. — довольно выдал мужчина, кусая сосок. — Вся течешь как сучка. А то целку изображать вздумала. Спектакль целый устроила.

Я простонала и обреченно прикрыла глаза. Теперь Стасу уже ничего не докажешь. Он будет пользовать меня как шлюху до самого конца. А мне остается лишь терпеть до окончания срока контракта. Потому что силы слишком неравны, чтобы тягаться.

Ненавижу его! Ненавижу! И себя тоже ненавижу!!! За то, что позорно отдаюсь ему, извиваюсь под его телом, схожу с ума от грязных ласк.

Поднявшись на колени и схватив за щиколотки мои ноги, Горецкий стал двигать тазом, проникая в меня все глубже. Утягивая за собой в омут безумия. Я металась на сбившихся простынях, пытаясь вырваться из этого плена, но оказывалась лишь сильнее натянутой на каменный член.

— Давай, крошка, кричи! — потребовал он, плотнее дергая мое тело на себя. — Хочу слышать твой голос.

И я кричала. Кричала когда он терзал мои соски, то выкручивая их до боли, то зализывая языком боль и сладко посасывая. Кричала когда теребил клитор, доводя до края. Кричала когда поставил меня на четвереньки и стал драть во всю силу, крепко удерживая заведенные назад руки.

Он засаживал мне как зверь, а я умирала от этих движений, от этой сладкой боли, терзающей тело. Презирая себя, я сама подавалась навстречу, подмахивая бедрами.

Когда оргазм накрыл меня, уже не могла даже двигаться, просто кулем упала на постель и так лежала, тихонько скуля, пока Стас не довел до разрядки и себя.

— Похоже мне с тобой повезло, Юля, — порочно протянул мужчина после того, как кончил мне на попу. — Ты сладкая штучка. Нам с тобой будет хорошо этим летом. Главное, не ври больше.

Я так и осталась лежать на животе, не в силах даже сдвинуть ноги. Стас же успел принять душ и одеться.

— Я заеду за тобой в час. Поедем в клинику. И не заставляй себя ждать, я этого очень не люблю.

После его ухода я свернулась калачиком и провалилась в тревожный сон. До душа дойти просто не смогла бы, хотя ужасно хотелось смыть с тела его сперму.