Золотые рельсы - Боумен Эрин

Дядя воровал у папы, у нашей семьи, и у закупщиков, с которыми отец с таким трудом налаживал отношения в Калифорнии и на Мексиканском заливе. Воровал даже у горняков, которым отец выплачивал премии в хорошие месяцы. Согласно бухгалтерским книгам, только за последние полгода было два таких месяца, когда рабочие должны были получить дополнительные суммы, но вместо этого прибыль оказалась в дядином кармане.

Я смотрю книги за прошлый год. Именно тогда все началось, годом раньше, по крайней мере, в заметных масштабах. Тогда болезнь отца серьезно обострилась, и он не мог вести дела на прииске, и дядя начал действовать, пока мы с мамой ожидали неизбежного у постели отца.

Я вырываю страницы за ноябрь и декабрь прошлого года из обеих книг, зная, что дядя не заметит пропажи за такие давние сроки. Сложив бумаги, я заталкиваю их в свой дневник и складываю гроссбухи так, как они лежали до моего прихода.

Затем стрелой лечу к себе в комнату. Когда слышу, что дядя выходит от мамы, открываю дверцу шкафа и начинаю обдумывать свой план.

Лишь к вечером у меня появляется возможность поговорить с мамой наедине.

Я выскальзываю из своей спальни, на цыпочках пробираюсь к ее двери и стучу. Дверь чуть приоткрывается.

— Шарлотта! — мама быстро впускает меня и закрывает дверь на замок.

— Нам надо бежать, — я бросаю самодельную сумку на кровать. Это скорее мешок из простыни, снятой с кровати и скрепленной завязками для штор. Туда я сложила все, что мне удалось найти в спальне и что могло оказаться полезным: пару свечей вместе с золочеными подсвечниками, спички, шерстяное одеяло, деревянную миску из-под всякой всячины, нож для мяса, припрятанный во время обеда, немного хлеба, завернутого в салфетку. Мой дневник и украденные страницы из бухгалтерских книг тоже спрятаны там.

— И куда мы пойдем? У нас нет ни денег, ни подходящей одежды. — Она выразительно смотрит на меня. На мне слишком просторное коричневое платье. Оно явно принадлежало покойной тете Марте, но это был единственный женский наряд, который мне удалось найти в шкафу, и к тому же оно гораздо чище, чем мое, испачканное и рваное. Вокруг талии у меня повязан фартук — для тепла, — сверху надет халат, ведь все зимние вещи висят в шкафу в прихожей, и у меня не получится достать оттуда пальто и мышью выскользнуть за дверь, помахав рукой дяде Джеральду. Куда важнее, что у меня опять есть обувь — пара ботинок. Как и платье, они мне великоваты, и я наверняка натру ими ноги, но что толку об этом говорить. Мне нужно, чтобы мама согласилась, а не искала оправдания, чтобы остаться здесь.

— Это неважно. Нам надо немедленно бежать, пока все не стало еще хуже. Мы можем добраться до прииска, рабочие нам помогут. Дядя прикарманивал прибыль, — я вкратце рассказываю ей о приписках в бухгалтерских книгах. Ее потрясенный вид говорит мне, что для нее это неожиданность. Хотя мы всегда знали, что дядя жаден и хитер, подобного вероломства она от него не ожидала. — Рабочие возьмутся за оружие, — продолжаю я. — Они нам помогут. Напишем в Питтсбург твоей сестре и адвокату в Юму. Надо действовать.

— Но как, Шарлотта? Мы не сможем отправить телеграммы до рассвета, а ночью просто замерзнем.

— Я же не замерзла в дилижансе Малыша Роуза.

— Дилижанс все же какая-никакая защита, это не ночь под открытым небом.

Раздается стук в дверь. «Лилиан!» — зовет дядя Джеральд.

Я в отчаянии хватаю маму за руку.

— Если мы будем вдвоем и сможем выбраться из города, мы продадим подсвечники и купим билеты на юг. Нам нужно только вернуться в Юму, и все это закончится.

Дверная ручка дергается. «Лилиан, отопри дверь!»

Мама рывком распахивает окно. «Беги!» — шепчет она и тянет меня к окну.

— Но он тебя убьет. Он сам сказал.

— Ему нужен прииск, он его получит, только женившись на мне. Хотя мистер Дуглас игнорирует завещание, но оно еще действительно. Свадьба позволит Джеральду получить право собственности на прииск, не вызывая подозрения у тех, кого он еще не купил.

— Но потом?

— Я буду тянуть как можно дольше. Беги за помощью. Люди в городе подкуплены дядей, возможно, кое-кто на прииске тоже у него в кармане. Нет гарантий, что он не заплатил кому-то за молчание. У нас уже есть пример мистера Дугласа. Найди честного и справедливого человека.

— Лилиан! — рычит в прихожей дядя и колотит в дверь кулаком.

— Иди! — велит мама. — Пожалуйста! Я задержу его, поговорю о свадебных приготовлениях, сделаю все возможное, чтобы он не заходил в твою комнату, и у тебя будет время исчезнуть.

Она хватает мой мешок и выбрасывает в окно. Тот падает с глухим стуком. Я оглядываюсь на дверь, дрожащую под ударами дядиного кулака, затем на маму, которая смотрит на меня умоляющим взглядом.

Мне это не нравится. Оставлять ее здесь не входило в мои планы. Но, возможно, она права. И впрямь, далеко ли мы убежим вдвоем? Дядя заметит наше отсутствие, как только сломает дверь, и сразу потребует начать прочесывать улицы, прибегнет к помощи горожан и властей.

Но если мама сможет его отвлечь и я ускользну из дома и скроюсь, у меня есть шанс.

Я перебрасываю ногу через подоконник.

— Секунду, Джеральд! — кричит мама. — Я не одета! — И добавляет, повернувшись ко мне: — Я люблю тебя, Шарлотта!

Я спрыгиваю, глядя вверх на маму. Если не считать паники в ее глазах, она выглядит как ангел, с волосами, рассыпавшимися по плечам, в свете ламп, льющемся из комнаты.

Она закрывает окно и, не оглядываясь, идет к двери.

— И я тебя, — шепчу я. Хватаю мешок, вскидываю на плечо и бегу в конюшню.

Там я краду, точнее, одалживаю на время одну из дядиных гнедых. Я верну ее, когда приеду обратно и приведу помощь.

Я радуюсь, что меня скрывает темнота. Вдруг кто-нибудь узнает кобылу дяди и меня примут за конокрада… Случалось, за такое вешали людей. Вот как, оказывается, это бывает. Один неверный шаг, один поступок, вызванный отчаянием, и ты — преступник? Я прогоняю эту мысль и седлаю лошадь. Когда все готово, сажусь в седло, не обращая внимания, что у меня задрана юбка и видны панталоны, что меня насквозь продувает холодным ветром. Я выезжаю из конюшни во двор и на улицу, прочь из дядиных владений,

Проехав около двух кварталов, я понимаю, что не представляю, что делать дальше. Куда мне ехать? У меня нет припасов, чтобы осилить не только дорогу до Викенберга, где у меня есть союзник — помощник шерифа Монтгомери, но и дорогу до ближайшего поселка горняков. Как верно заметила мама, в Прескотте доверять никому нельзя. Я смотрю на север. Там, всего в нескольких милях, жилище девушки по фамилии Томпсон. Преступники забрали жизнь ее отца.

Она уж точно знает это чувство одиночества и бессилия, она меня не выдаст. А если она назовет мне имя человека, которого наняла…

«Вот он, выход!» — понимаю я.

Мне нужно нанять головореза, но не для того, чтобы убить дядю, а чтобы только припугнуть его как следует. Мне нужен кто-то достаточно страшный и опасный, чтобы дядя его послушал и поверил, что тот вернется и довершит свое дело, как и положено наемному убийце, если договор будет нарушен.

Я направляю лошадь на север.

Глава двадцатая

Риз

Я пытаюсь освободиться от пут и, наконец, сбрасываю ботинок. Но ножа в нем нет. Должно быть, Колтон нашла его прежде, чем связала меня.

Я продолжаю бороться с веревками, бормоча все известные мне проклятия. Сбрасываю другой ботинок, все еще надеясь, что сунул лезвие в него, после того как резал на веревки штору в дилижансе. Ничего. Я связан, безоружен, беспомощен. Должно быть, так чувствовала себя Вон в том дилижансе. Это чертовски неприятно.

Я в гневе отбрасываю в сторону ботинки и на миг затихаю. Без обуви веревки не слишком крепко держат мои лодыжки. Я извиваюсь, изгибая ноги до тех пор, пока не освобождаюсь, хватаю ботинки и надеваю. С руками разберусь потом. Прихватив веревку, я выбегаю из амбара. Около дома стоит лошадь, на которой я ехал сюда без седла из Прескотта, она так и ждет у входа. А рядом еще две. Слишком темно, чтобы рассмотреть масть и понять, принадлежат ли они парням из банды. Я подбираюсь ближе, молясь про себя, чтобы это были лошади людей шерифа. И в этот момент замечаю человека у крыльца. Он стоит спиной ко мне и смотрит, что происходит в доме. А я узнаю его по кривой спине — одно плечо выше другого. Это Хоббс.