Язык цветов (СИ) - "Pyrargyrite"

Он думал о том, что, возможно, своим приездом может лишь навредить, сделать хуже. А что если и за ним следили? Что если кто-то еще узнает, где они сейчас находятся? Мозги закипали от всей полученной информации. Слишком сложно ее переварить и обдумать хорошенько.

— Ты мне сейчас Гено напоминаешь. — Сложив руки на груди, будто бы обиженно буркнул художник. — Мамочка Эрри.

Казалось, будто брюнет завис или заглючил, как компьютер. Надо же было такое выпалить, разве Эррор похож на маму? Лицо горит. То ли от смущения, то ли от каши в голове, то ли от чего-то другого. Перед глазами будто какая-то пелена, сквозь которую очень плохо видно окружающее пространство. Даже Инк как-то расплывается. Еще и пульс болезненно отдает в виски.

Эррор облокотился на стол, положив свою голову на руку. Странное состояние, непонятное какое-то. И очень неприятное. Он даже как-то отстранился от реальности, но рука, сжавшая плечо, позволяла ухватиться за сознание, хотя бы немного. Какие-то странные звуки непонятно откуда. Расплывчатые, неразборчивые, непонятные. Они становятся все четче и четче. Его кто-то зовет?

— Эррор! — Темноволосый широко распахнул свои глаза и непонимающе уставился на взволнованно смотрящего на него сверху юношу. — Что с тобой? — Тот приложил ладонь ко лбу упавшего на пол программиста, поддерживаемого коленями и одной рукой художника. — Да у тебя сильный жар, звезды…

Инк был очень встревожен. Его собеседник так внезапно выпал из реальности. Еще и в сознание его удалось привести с трудом, и то еще не понятно, вернулся он в реальность или нет. Голова темноволосого была похожа на раскаленный докрасна металл. Не внешне, по ощущениям. Он тяжело дышал, как-то медленно, с трудом. Взгляд не фокусировался на одной точке, а зрачки почти полностью закрывали радужку, но потом резко сузились, как бы говоря о том, что Эррор снова в сознании.

— Я в порядке, в порядке… — Прохрипел он, пытаясь встать, но это ему удавалось с трудом. В общем-то, впоследствии, не удалось вовсе.

— Да какое же это в порядке, ты на ногах не стоишь. Давай я доведу тебя до гостиной, тебе нужно лечь.

— Но я уже лежу. — Усмехнулся тот.

— Дурачина, нашел время шутки шутить. — Инк перекинул руку программиста через свое плечо и попытался подняться вместе с ним. — Беспокоился о том, чтобы я не заболел, а сам…

Художник, прогибаясь под весом своего соулмейта, пересек границу кухни. Эррор еле передвигал ногами, то и дело запинаясь. Все-таки дезориентация в пространстве — далеко не самое приятное дополнение к болезни. С горем пополам они добрались до дивана, но и там программист умудрился запнуться. Буквально на ровном месте. Из-за этого Инк потерял равновесие и упал, благо, на мягкую поверхность. Эррор же, в свою очередь, всей тушей расположился на белесом юноше, абсолютно не осознавая, что происходит, где он и даже кто он.

Сперва Инк попытался перевалить больного на диван и встать, но все попытки оказались провальными. Смирившись со своим положением, он лишь выдохнул в черную макушку, расположившуюся под его подбородком, и, расслабившись, принял более удобное положение, немного приобняв Эррора.

Какие-то непонятные чувства начали бушевать внутри. Ранее он не был в такой близости с кем-либо. Разве что только с родителями или с опекунами. Дрим и Блу часто баловались обнимашками, но Инк в этом особого участия не принимал.

Волнение? Да, наверное, именно оно. Они совсем недавно встретились, даже до сих пор не верится в реальность происходящего. Конечно, при встрече они обнялись, но то было другое. То был порыв эмоций, вышедших наружу. А сейчас… Просто случайность? Обстоятельства? А ведь он давно хотел оказаться с кем-то очень близким в подобной ситуации. И с кем же, как не с родственной душой? Но это все как-то спонтанно, да и не до этого сейчас. У него же жар. Ему надо помочь, сбить температуру, позаботиться о его скорейшем выздоровлении.

Насколько же высокая у него температура? Если каждый миллиметр тела художника так отчетливо чувствует, как Эррор горит, чуть ли не полыхает. Двоякие чувства бушуют внутри. Инк переживает за состояние своего соулмейта, но, в то же время, это оказывается так приятно. Обнимать кого-то. Странные чувства.

Вдыхая приятный горько-сладкий аромат, исходящий от темноволосого, художник и сам начал медленно выпадать из реальности. Этот запах проникал так глубоко, действуя на мозг как наркотик. Хотелось вдыхать его все больше и больше. Вспомнилась их недавняя первая встреча. Уже тогда этот аромат запал в душу, стал любимым, желанным. Глаза непроизвольно закрылись, чтобы не отвлекать обонятельные рецепторы от такого блаженства посторонними нервными импульсами, обуславливающими зрение. Но это тепло… И осязание, тактильный контакт. Пожалуй, они нисколько не мешали. Лишь дополняли общую картину, делая ее более полной. Это неописуемо.

А ведь когда-то Эррор был гаптофобом. Даже думать не хочется о том, что было бы, если бы он не поборол в себе эту фобию. Неужели в противном случае Инк не мог бы насладиться столь приятными ощущениями? Как же, оказывается, быстро можно стать от чего-то зависимым.

Покой. Столь долгожданный покой. Но ведь он болен…

Инк с трудом открыл глаза и попытался сфокусировать зрение на потолочной люстре. Изящное произведение искусства. Ручная работа его покойной матери. Белые матовые стекла в форме лепестков вместе складывались в бутон камелии. Прекрасный цветок, выражающий восхищение и символизирующий совершенство. Пожалуй, он очень точно отражал частичное состояние художника. Тот был восхищен, даже очарован своим соулмейтом. Откуда вдруг все это взялось? Мимолетно ли это? Просто последствия столь продолжительной тоски, наконец-таки развеянной появлением родственной души?

Точно, он же и раньше встречал Эррора. Случайно сталкивался с ним, часто пересекался в универе, на улицах города. Художник даже вспомнил, как однажды был настолько очарован образом темноволосого на фоне цветущих кустарников, что изобразил его на холсте. С карминово-красным цветком амариллиса в руках. Звезды, это же символ симпатии.

Мысли ушли не туда. Совсем не туда.

Отгоняя столь навязчивые думы, Инк повернул голову вбок и заметил в дверном проеме ужасно смущенную Гено. Та, видимо, только застала двух юношей в таком положении, при этом совсем не ожидая подобного. Еще бы, на ее месте, наверное, любой был бы шокирован или смущен. Но только не Рипер, стоящий за спиной своей жены, хитро ухмыляясь. Ему ли не знать о всех переживаниях Инка. Почти о всех.

Нехотя оторвав руку от головы темноволосого, художник жестом подозвал к себе супругов, которые тут же подошли.

— Инк, не думал, что вы уже в таких отношениях. — Насмешливо пропел Рипер, присев на корточки рядом с головой юноши.

— Тише, он спит. — Мотая головой в знак отрицания, шепотом произнес тот. — Гено, можешь помочь? У него жар, очень сильный.

Взволнованная девушка хотела положить свою руку на лоб программисту, но тот был уткнут в шею художника, из-за чего сделать это представлялось невозможным. Поэтому она лишь слегка коснулась ладонью его щеки и подметила для себя, что у темноволосого и правда очень высокая температура. Без лишних слов она направилась за аптечкой, с которой в скором времени уже стояла рядом с двумя юношами и что-то в ней спешно искала.

— Так рвался к тебе, что здоровье свое похоронил. Бедняга. — Почему-то почти все слова из уст Рипера вылетали в каком-то насмешливом тоне, из-за чего было абсолютно непонятно, как он относится к сложившейся ситуации.

Зато было хорошо видно тревогу Гено, руки которой порой предательски подрагивали, за чем очень пристально наблюдал ее супруг, пытаясь понять, чем вызвана эта дрожь. Волнением или тем, что ей и самой нездоровится. Работа в группе быстрого реагирования довольно сильно сказалась на состоянии девушки. По крайней мере — в последние пару месяцев. Нередко она падала в обморок, очень часто начинались носовые кровотечения, да и выглядела она довольно болезненно. Наверное, воля Рипера — он давно бы увез ее в больницу на осмотр к профессионалам, но та вечно твердила, что все нормально, важнее охранять Инка и она никак не может покинуть «Лавр».