Во власти чувств - Вон Эмилия

Я чувствовала спиной взгляды гостей, но только один, направленный на меня, имел значение и заставлял нервничать. Данте держал мою ладонь, не давая упасть в обморок от волнения. Дрожащие руки, кажется, слегка вспотели, но жениха это не смущало. Как только священник начал церемонию и попросил встать нас напротив друг друга, Данте подмигнул мне и одарил одной из своих редких улыбок. Видимо, моя нервозность не осталась для него незамеченной.

– Данте и Адриана, – обратился к нам седой мужчина, – сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями союза двух семей – Кастеллано и Моретти. Прошу вас взяться за руки и, смотря друг другу в глаза, произнести клятвы. Повторяйте за мной.

Данте поднес мои руки к своим губам, оставляя на каждой по нежному поцелую. Повторяя клятву за священником, он не сводил с меня глаз.

– Я, Данте Кастеллано, беру тебя, Адриана Моретти, в свои…

Оглушительный взрыв снаружи прервал его. Выстрелы и звуки разбивающегося стекла заполнили зал. Данте даже не успел достать пистолет и прикрыть меня, как тело пронзила пуля. Его лицо болезненно напряглось, серые глаза, устремленные на меня, так сильно округлились, словно должны были вот-вот взорваться от напряжения, как и вена на лбу.

Я неожиданно ощутила холод пола, о который ударилась головой, не успев подхватить Данте. В глазах потемнело, на минуту мозг отказывался принимать происходящее, но давящая тяжесть в груди и осознание вдруг пронзили меня, как молния. Я распахнула глаза и поняла, что это было ошибкой. Увиденное никогда не исчезнет из памяти.

Данте лежал у меня на груди совершенно неподвижный. Его тело полностью скрыло мое, и сделать вдох казалось невозможным. Воздух застрял в легких, когда пальцы наткнулись на что-то мокрое и липкое. Стараясь освободиться от тяжести его тела, я заметила кровь. На белоснежном платье, запястьях и пальцах остались ее следы, но не похоже, чтобы она была моей.

Нет. Нет. Нет.

– Данте… О боже…

Я оттолкнула его от себя и приподнялась, игнорируя головокружение. Окровавленные руки нашли его лицо, но реакции под ними я не ощутила. Его взгляд был устремлен в глубину соборных сводов. Пытаясь привести Данте в чувство, я схватила его за плечи и потрясла, но он оставался безмолвен и неподвижен.

– Данте, очнись… прошу… – Соленый вкус слез задерживался на губах. – Данте, пожалуйста… пожалуйста…

Крики гостей и выстрелы заглушали музыку, которая продолжала играть, несмотря на хаос вокруг. Повернув голову, я заметила священника, лежащего рядом со мной, всего в крови и с дырой между глаз. Я оглядывалась в поисках любого, кто мог бы помочь привести Данте в чувство, но повсюду видела лишь тела, мокнувшие в собственной крови. Каждому из присутствующих нужна была помощь. Мужчины, кто еще не ранен или убит, вели перестрелку, пока женщины прятали детей в своих объятиях.

Так много крови…

Меня оглушил собственный крик. Он эхом разнесся по собору, не позволяя никому остаться в стороне от переживаемых мною чувств. Грудь разрывала дикая боль, однако причиной тому были не только горящие легкие. Воздуха не хватало, я задыхалась. Попытки звать на помощь ни к чему не привели. Они смешались с ураганом из плача женщин и детей и выстрелами мужчин. Меня никто не слышал. Никто не мог мне помочь.

Где мой папа? Где мама и Люцио? Где моя семья?

Я должна была найти своих родных, но не могла бросить Данте. Трясущиеся руки поглаживали его липкие волосы цвета воронова крыла. Такие мягкие и густые, как мои. Я смотрела на красивое лицо жениха, который не успел стать моим мужем. Теперь он лежал у меня на коленях с дырой в груди, из которой сочилась кровь. Сердце, где для меня одной должно было быть уготовано место, разорвалось и уже никогда не сможет принадлежать мне. Слезы, одна за другой, падали на его красивое, бледнеющее лицо, цветом сравнявшееся с его губами. С губами, которые уже никогда не смогут поцеловать меня. Они никогда не произнесут красивых слов любви. Никогда не разомкнутся.

Вдруг в воздухе повисла резкая тишина – перестрелка закончилась. До меня доносился лишь тихий плач детей. Однако длилась она недолго, потому что громкий крик отца прорезал тишину и эхом отозвался в стенах собора. Он был похож на рев раненого льва, у которого отняли самое дорогое.

Я подняла голову и огляделась по сторонам, надеясь найти в суматохе толпы знакомые лица. На том же месте, где в начале церемонии стояла моя семья, я заметила знакомый силуэт. Люцио – мой двенадцатилетний брат – стоял возле дяди Альберто. Его неподвижную фигуру парализовал шок. На холодном полу на коленях сидел отец в окружении своих солдат и капитанов. Сам Капо Каморры склонился над кем-то. Только перед одним человеком Капо мог преклонить колени.

Мама…

Я перевела взгляд на тело, лежащее перед отцом, и не поверила своим глазам. В окровавленном изумрудном платье на полу лежала мама, а с шевелившихся губ отца срывались какие-то неразборчивые слова.

– Мама…

Папа поднял голову, и наши взгляды встретились. В его глазах были видны страх и боль – эмоции, обычно ему чуждые.

Всхлипы вырвались наружу, и у меня больше не осталось причин себя сдерживать. Меня трясло, но руки продолжали держаться за Данте. И я, и отец лежали у тел своих любимых. И оба они мертвы.

Мой самый счастливый день превратился в кошмар. Я повернулась к дорожке, по которой несколько минут назад мы шли навстречу новой жизни. А сейчас белоснежные лепестки и ткань на скамьях окрасились кровью мертвых. Красный, цвет смерти.

Люди, в чьих глазах я раньше видела лишь уважение к нашей семье, сейчас смотрели на меня с жалостью. Это чувство было мне мало знакомо, но ненавистно. Я не заслужила его. Я дочь своего отца, я дочь Капо Каморры. Никто не будет смотреть на меня с жалостью. Никто и никогда.

Я наклонилась над телом Данте и в первый раз прижалась к его все еще теплым губам. Нашему первому поцелую было суждено стать последним.

– Мне так жаль…

Крупная слеза упала на его щеку, когда я трясущимися пальцами опустила веки и закрыла серые пустые глаза.

С ватными ногами я встала и, пошатываясь, дошла до папы, который продолжал у себя на коленях баюкать маму. Люцио стоял рядом с ними и тихо плакал, смахивая слезы с пухлых щек. Но при виде меня эмоции взяли над ним верх, и он бросился ко мне. Я прижала его и крепко обняла, поглаживая по спине. Его маленькое тело сотрясалось от рыданий и всхлипов. Его тело сочилось болью, и каждая клеточка моей души жаждала унять ее или забрать, но разве я на это способна?..

– Пойдем, Люцио. – К нам подошел дедушка. Он аккуратно опустил руку на плечо брата и попытался осторожно увести его.

– Я хочу остаться с мамой. – Он заикался от рыданий.

– Давай же, сынок.

– Иди, – сказала я, подталкивая его вперед.

Его маленькие, но сильные руки напоследок сжали мои. Убедившись, что брата увели из этого хаоса, я наконец осмелилась посмотреть на тело, лежащее в руках отца. От увиденного меня затошнило. Ноги подкосились, я упала на колени и поползла к родителям. Пальцы скользили в липкой и теплой крови, пока не нащупали холодную руку мамы. В ее груди зияли четыре дыры от пуль, глаза закрыты, словно она провалилась в сон, а на лице замерла нежная улыбка. Все такая же красивая…

– Она спасла меня, пожертвовав собой.

Если бы папа не повторил это еще раз, я подумала бы, что ослышалась. Его слова крутились в моей голове, постепенно обретая ясность. Мама сохранила жизнь отцу, закрыв его собой. Моя мамочка…

Голова закружилась, из-за давления в груди снова стало тяжело дышать. Воздуха не хватало. В глазах потемнело, все вокруг начало плыть. Папа, как и прежде, был рядом, но все тяжелее становилось различать его очертания, разбирать его слова из-за шума в ушах. Темнота пожирала меня, но прежде чем провалиться во тьму, до меня донеслись последние слова папы:

– Увези ее в безопасное место.

Я почувствовала, как рука матери выскользнула из моих ладоней, как только меня подняли с холодного пола.