Мой раскаявшийся грешник - Бетт Лиза

– Ну и прекрасно, скоро поедем. Только без каруселей больше, ладно? Я не аттракцион.

Дорога назад тянется, как жевательная резинка: тёмные поля, тёмные лесополосы, редкая встречка, тихая музыка в магнитоле. Сашка звонит мне снова и снова, а я, трусиха, не беру трубку. А что сказать: «Извини, сразу подумала на тебя самое худшее и поверила отражению в зеркале»? Нет уж лучше пусть думает, что у меня телефон на беззвучке. А как доеду – там уж и разберёмся. А Машка прикроет, не сомневаюсь.

Мысли кружат, как осы. И вдруг – вибрация. СМС от Сашки: «Лика, где ты? Друг видел тебя в машине с каким-то типом. Объясни, что происходит?!»

Сердце ухает в пятки. Друг? Какой ещё друг? Этого только не хватало!

Вина накрывает новой волной – чудовищной, удушающей. Аж голова начинает кружиться. Дмитрий замечает боковым зрением, хмурится:

– Что опять? Ты побледнела.

– Муж откуда-то узнал, что я уехала с тобой. И как мне теперь доказать, что это не то, о чём он мог подумать?

– Позвонить и рассказать, как есть. Будешь и дальше отмалчиваться, только хуже сделаешь.

– Да, да… – суетливо смахиваю блок с экрана, – ты прав… Хм-м… У меня сеть по нулям. А у тебя есть?

Дима кидает взгляд свой на телефон, мотает головой:

– Нет. «Второе Низовое» проезжаем, тут теперь километров на сорок вне зоны будет.

– Бли-и-ин… – меня начинает колотить. – Я виновата, во всём я виновата…

– Не волнуйся, приедешь, поговорите спокойно, разберётесь. Ты лучше прикинь, откуда он мог узнать, что ты со мной?

– Друг какой-то сказал.

Дмитрий кидает на меня странный взгляд, и я сжимаюсь:

– Нет, нет, Машка не стала бы. Она, наоборот, обещала, что прикроет.

– Веришь ей?

– Конечно! Мы с ней давно знакомы, коллеги по несчастью, можно сказать. В одном центре репродукции столько лет пороги обивали. Теперь мы с ней ближе, чем сёстры. Кому верить, как не ей?

Но даже собственные слова не помогают – нервы натянуты, как струны, и мысли: «А если я действительно так ей верю, то почему же подумала, что это она могла быть у меня дома, с моим Сашкой?»

Живот вдруг пронзает болью. Кривлюсь, обхватывая себя руками и терплю. Но боль нарастает – спазм за спазмом, словно внутри меня что-то рвётся.

– Лика? – Дмитрий сбавляет скорость, – тебе плохо?

– Нет, у меня так бывает от нервов… Только… О-ох! Только не так больно… О-о-ох…

Глава 4

Веки тяжёлые, как свинцовые. Разлепляю их и медленно, с усилием фокусирую взгляд.

Надо мной – белый потолок, в углу дрожит от сквозняка паутина. Пахнет антисептиком и чем-то металлическим, как вкус крови на языке. Я лежу на жёсткой койке, простыня колет кожу, а в сгибе локтя – игла. Кап-кап-кап… Капельница капает как часы, тикающие в тишине. За окном – темнота и редкие огни вдали, словно упавшие в грязь звёзды.

Больница?

В голове всё сумбурно, обрывками воспоминаний: дорога, гул шин, боль в животе – острая, как нож, что вонзается и крутит.

«Домой! Едем домой!» – кричу я Дмитрию, впиваясь пальцами в его рукав, слёзы жгут глаза. А он – лицо бледное, руки крепко на руле – упрямо мотает головой: «Нет, не доедем. Ближайшая больница в другую сторону, сорок километров. Держись!»

Я упрямлюсь в аффекте, слова летят, как иглы: «Ты не понимаешь! Он ждёт меня! Я не могу так… Отвези меня домой, или я выйду!»

Слово за слово, и мы ругаемся – по-настоящему, с криками и переходом на личности: «Ты совсем идиотка? Хочешь сдохнуть на обочине?» – рычит Дмитрий, а я беснуюсь в ответ: «Это моя жизнь! А ты никто, чтобы решать за меня!»… А потом тьма, сквозь которую прорываются блики фар на стекле, чьи-то крепкие руки – как колыбель для моего безвольного тела, и боль. Та, что жжёт внутри, обещая конец всему.

Сажусь рывком, игла дёргается в вене, голова кружится. Ледяной, удушающей волной накрывает ужас: «Ребёнок!»

Десять лет. Уколы, анализы, тщетные надежды и, наконец, счастье… А теперь…

Мысли вихрем: "Сашка… Он даже не знает. Я так и не успела сказать. А теперь? Что он скажет теперь?! Я же… Это же я во всём виновата!»

Душевная боль вспыхивает острее физической. Зажимаю рот рукой, но всхлип вырывается, пробегаясь эхом по стенам скромной палаты, по облупленному шкафчику и стулу у стены, на котором дремлет мужской силуэт.

– Лика? – Дмитрий подскакивает: шаги быстрые, на усталом, поросшем щетиной лице тревога. – Ты зачем села? Ложись! – В тусклом освещении палаты, с накинутым на плечи белым халатом, он выглядит огромным сказочным рыцарем, стерегущим кукольные покои захворавшей принцессы. – Успокойся, дыши. Всё хорошо, ты в больнице!

Хватаю его за руку – ладонь горячая, надёжная.

– Я потеряла ребёнка? Дима, я что… Врача! Позови врача! – Слова путаются, накатывает паника, грудь словно в тисках.

Дима садится на край койки, осторожно гладит меня по плечу:

– Чш-ш… Тише. Успокойся. Это тебе не город, тут ночью только фельдшер дежурный, а доктор с восьми. Ты в обмороке была, я гнал, как сумасшедший. Сюда тебя принёс, фельдшер посмотрел, сказал, ничего критичного, но надо лежать. Капельницу, вот, поставили…

– Ничего критичного? – я не верю, глаза мечутся, слёзы застилают взгляд. – Но я помню, я чувствовала… Живот… Кровь… Это выкидыш, да? Да?! Скажи мне, это выкидыш? Опять?!

Рыдаю в голос, тело трясётся, капельница качается. А Дмитрий не отстраняется – держит мою руку, обнимает меня, принимая на свою крепкую грудь и мои слёзы, и полные боли крики отчаяния.

– Что тут? – забегает в палату медсестра. – Проснулась что ли? Ох, ты ж… – Убегает, но тут же возвращается со шприцем и быстро вкалывает лекарство в трубку капельницы. – Спи, милая, спи пока! Утром доктор придёт!

Я пытаюсь сопротивляться сну, но веки тяжелеют, и мир плывёт. Последнее, что вижу чётко – полные тревоги глаза Дмитрия…

Утро врывается низким, напряжённым голосом:

– Да, перенеси. Да, я знаю, что обещал, но обстоятельства… Я понимаю, но иначе никак! – Дима у окна, спиной ко мне, говорит по телефону.

Шевелюсь, простыня предательски шуршит. Он оборачивается.

– Всё, давай, до связи. – И отключившись, кивает мне: – Ну привет. Как ты?

Сажусь, голова кружится, но в целом легче – даже боль ушла, только в груди – словно ноющая пустота.

– Да вроде нормально. А у тебя какие-то проблемы? Звонишь с утра…

Он криво улыбается и суёт телефон в карман.

– Нормально всё.

Но я же вижу: и усталые морщины у глаз, и напряженные плечи. Вчера уже что-то из-за меня отменил, и вот снова.

– Дим, почему ты не уехал? Оставил бы меня в больнице, ты и так сделал всё что было в твоих силах.

Он медлит.

– Я не мог. Даже не спрашивай почему, просто нет.

– Из-за меня?

Он жмёт плечом и отворачивается к окну. А мне на глаза попадается мой телефон на тумбочке. Дохлый – в ноль.

Бли-и-ин… Сашка… С ума сошёл, наверное, за эту ночь! Чувствую, как в груди начинает стремительно нарастать паника. Что он теперь подумает? Что я сбежала с тем «типом» на машине? Как я докажу, что всё не так? Покажу справку о выкидыше? Час от часу не легче…

– Дим, у тебя есть зарядка для телефона?

Он не успевает ответить – в палату заходит врач. Не отвечая на мои тревожные вопросы, назначает анализы и УЗИ, обещая, что всё это сделают срочно.

И действительно – не проходит и часа, как он приходит вновь.

– Ну что, Анжелика Олеговна, как самочувствие? Головокружение, тошнота? Слабость? Угу…

Он листает бумаги, а я извожусь от неизвестности, с трудом держу слёзы. Доктор задумчиво жуёт губами и поднимает на меня взгляд:

– Ну что ж, слабость вполне понятна после кровопотери, к тому же острый стресс. А что касается ребёнка, то вы его не теряли. Просто потому, что и не были беременны.

Я фыркаю. Что за бред! Ага, расскажет он мне!

– У вас же, я так понял, многолетняя терапия уже? Гормоны, серия ЭКО? Ну вот вам и гормональный сбой: симптомы, положительный тест, а эмбриона нет. Ложная беременность. Так бывает.