Внимание! Мы ищем маму (СИ) - Лотос Милана

В зал вошел знакомый мне мужчина в форме. Тот самый участковый, с которым я общался в деревне.

— Свидетель, опишите, в каком состоянии находились дети на момент их изъятия? – невозмутимо спросил адвокат.

Участковый, не глядя на меня, чеканил:

— Дети были истощены, с признаками авитаминоза. Жильё находилось в антисанитарном состоянии. В ходе беседы с местными жителями выяснилось, что глава семьи, то есть господин Проскуров, навещал их крайне редко, материальной помощи практически не оказывал, интереса к их судьбе не проявлял.

Воздух вырвался из моих лёгких, словно от удара в солнечное сплетение. Это была полуправда, вывернутая наизнанку. Да, они были в плохом состоянии, но я не знал!

Ничего не знал о детях.

Слова участкового легли в зале мёртвым, неоспоримым грузом. Я видел, как судья смотрит на меня теперь – не как на защитника, а как на нерадивого отца, вдруг решившего поиграть в семью.

В глазах Маши, полных слёз, я поймал мимолётную искорку чего-то твёрдого. Триумфа? Исполненного долга? Она была пешкой, но в этот момент она чувствовала себя королевой, поставившей мат.

И в эту секунду я понял: настало наше время. Марат медленно поднялся, поправил галстук и обратился к суду. Его голос был спокоен и неумолим.

— Ваша честь, у стороны защиты есть несколько вопросов к сложившейся картине. И кое-какие... уточняющие доказательства.

— Господин участковый, – начал он. – Вы утверждаете, что мой доверитель «не интересовался судьбой детей». А известно ли вам, когда именно господин Проскуров узнал о существовании сыновей?

Участковый заёрзал.

— Я не могу знать...

— Именно так! – голос Марата зазвенел. – Вы не можете знать! Потому что господин Проскуров и сам не знал! Он узнал о существовании обоих детей лишь несколько недель назад, когда получил телеграмму от тестя! До этого момента он был в полном неведении, будучи убеждён в том, что у него нет детей от гражданки Марии Анатольевны!

Марат поднял со стола телеграмму от тестя, её края были потрёпаны, текст виден даже с расстояния: «Приезжай. У тебя есть шестилетний сын. Маша бросила его и уехала с очередным полюбовником.”

— Вот это, – Марат положил её перед судьёй, – единственное и первое уведомление, которое получил мой доверитель о реальном положении дел. Всё, что было до этого, – это систематический обман и сокрытие информации со стороны матери детей!

По залу пронёсся шёпот. Судья внимательно изучал телеграмму.

— Но давайте оставим прошлое, – Марат сделал театральную паузу. – И поговорим о настоящем. О том, что представляет угрозу для детей сейчас. Ваша честь, мы представляем доказательства того, что госпожа Проскурова, даже пройдя курс реабилитации, продолжает демонстрировать поведение, опасное для детей.

Он поднял со стола распечатанные фотографии.

— Это снимки с камер наблюдения из подъезда дома моего доверителя. На них запечатлено, как госпожа Проскурова в состоянии обострения пыталась проникнуть в квартиру. А это акт вызова бригады скорой психиатрической помощи. В тот вечер она угрожала моему доверителю ножом в присутствии спящих детей.

В зале воцарилась гробовая тишина. Судья изучал фотографии, его лицо стало непроницаемым.

— Кроме того, – голос Марата звучал теперь как приговор, – мы заявляем ходатайство о приобщении к делу заключения органов опеки, составленного сегодня утром. Оно подтверждает, что на данный момент дети проживают в прекрасных условиях, обеспечены всем необходимым и не проявляют никаких признаков страха или дискомфорта.

Игнатенко что-то яростно прошептал своему адвокату. Маша сидела, опустив голову, её плечи вздрагивали. Тот образ спокойной, исцелившейся женщины дал трещину, обнажив ту самую хрупкую, больную женщину под ним.

Судья откашлялся.

— Суд принимает представленные доказательства к сведению. У стороны защиты остались свидетели?

Марат посмотрел на меня. Я кивнул. Самое страшное было позади. Теперь наша очередь.

— Ваша честь, мы вызываем в зал суда...

В этот момент дверь в зал суда распахнулась. Все повернулись. На пороге стояла она.

Роза Орлова. Моя бывшая девушка, о которой я и думать забыл. А вот она, похоже, нет.

– Чего ей здесь надо? - шепотом спросил Марата, но тот лишь пожал плечами.

Моя бывшая была одета в строгое чёрное платье, её лицо было бледным, но решительным. В одной руке она сжимала конверт. Её появление было настолько неожиданным, что даже судья на мгновение опешил.

– Вы кто такая?

— Прошу прощения за вторжение, ваша честь, – её голос, чистый и звонкий, разрезал напряжённую тишину, воцарившуюся в зале. – Моё имя Роза Орлова. И у меня есть информация, имеющая непосредственное отношение к этому делу. Информация, которая прольёт свет на истинные мотивы всего этого... цирка.

41.

Судья сдвинул брови, изучая её с головы до ног, но кивнул:

— Излагайте, госпожа Орлова. Но помните – за ложные показания наступает ответственность.

Роза вышла на середину зала, её каблуки отчётливо стучали по паркету, словно отбивая такт приближающемуся краху. Она прошла так близко, что я почувствовал знакомый аромат её духов с ароматом розы – тот самый, что когда-то сводил меня с ума. Но сейчас он пах только болью и предательством.

А еще я вдруг осознал - тот шикарный букет бело-красных роз был от нее. От этой мысли меня прошиб пот, словно окатило ледяной водой.

— То, что вы видите здесь, – не просто суд об опеке, – начала она, и её голос дрогнул, выдавая внутреннюю борьбу. – Это финальный акт мести. Мести моего отца, Виктора Орлова. Но чтобы понять её поистине библейский масштаб, нужно вернуться на полгода назад.

Она повернулась ко мне, и в её глазах стояли слёзы, которые она отчаянно сдерживала. В зелёной глубине её глаз читалась вся история нашей несбывшейся любви.

— Год назад мы с Андреем начали встречаться. Всего один год. Но для меня... – она сглотнула ком в горле, – для меня этого хватило, чтобы понять – он тот единственный, кого я искала всю жизнь.

В зале воцарилась тишина. Я смотрел на неё, не веря своим ушам. Всего один год? И такая драма?

— Отец был против наших отношений с самого начала, – продолжала Роза. – А когда Андрей отказался разорвать со мной связь по его приказу... отец его сломал. Подставил, вышвырнул с работы. Но Андрей был единственным, кто не испугался его власти и влияния. И единственным, кого... – она сглотнула ком в горле, – кого я полюбила всем сердцем.

В зале воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Игнатенко.

Я если честно охерел. Моя бывшая, с которой я знаком без году неделя меня полюбила? Чегооо? Это что прикол такой? Я посмотрел на Марата, как бы спрашивая: “Это че блядь за херня?”

Но тот снова лишь пожал плечами.

Роза снова обратилась к суду, её пальцы бессознательно сжимали и разжимали конверт:

— Полгода назад отец тяжело заболел. Цирроз последней стадии. Ему нужна была пересадка печени. И он, привыкший покупать всё, создал систему, где мог купить себе жизнь. Но судьба приготовила ему жестокий урок.

Она указала на Машу дрожащей рукой:

— Эту женщину прооперировали, использовав тот самый донорский орган, который был зарезервирован для отца. Его жизнь снова оказалась под угрозой. И в его воспалённом сознании сложилась чудовищная картина: «Этот чёрт Проскуров снова встал у меня на пути! Сначала отнял дочь, теперь крадёт мою жизнь!»

Роза дрожащей рукой вынула из конверта документы. Бумаги шелестели в тишине, словно осенние листья:

— Всё это – финансовая отчётность, распечатки переговоров, признательные показания доктора Пономарёва. Отец платил за лечение Маши не из сострадания. Он создавал идеальную картинку для суда, чтобы отнять у Андрея детей. Чтобы он почувствовал то же бессилие, что чувствовал мой отец, глядя на свою ускользающую жизнь.

— Почему... почему вы рассказываете об этом сейчас? – тихо спросил судья, и в его голосе впервые прозвучало не формальное, а человеческое участие.