Солнце Моей Жизни (СИ) - Лафф Кира

По мере моего рассказа, я вижу, как его лицо вытягивается. Он становится всё больше похож на ребёнка, застукавшего родителей за «этим». Отвращение сменяется изумлением.

— Но мы с ней в расчёте. — я мерзко ухмыляюсь. — Она даёт мне своё тело, а я ей — своё творчество. Пишу книжки, которые она потом крадёт. Неплохая сделка, как по мне?

Я перевожу взгляд на Анну. Она ещё не успела взять себя в руки. После бесконечных унизительных вечеров в роли её карманной собачонки, мне безумно приятно увидеть на её великолепно отредактированном многими пластическими хирургами лице хоть какую-то настоящую эмоцию.

— Анна, дорогая, — я улыбаюсь ей — надеюсь, это никак не повлияет на наше плодотворное сотрудничество? Уверен, пресса будет в восторге, когда история об инцесте в стенах твоего издательства всплывёт? Люди в Америке такие толерантные. Я уверен, нас тут поймут!

Я делаю несколько шагов к Анне, но она отшатывается от меня как от прокажённого. Выражение брезгливости поселяется на её лице. Она делает насколько шагов назад и сдавленно произносит:

— Даже не думай играть моей репутацией! Я сама разберусь с репортёрами. Публикации не будет. Я больше не хочу вас обоих видеть.

Она разворачивается на каблуках и стремительно удаляется. Стук её каблуков о мраморный пол заполняет тишину, повисшую между нами. Мне кажется, воздух в этой комнате настолько сгустился, что стал осязаем.

У меня начинает болеть голова и показная расслабленность даётся мне с трудом. Но я долго тренировался носить маски, и, порой, мне кажется, что они стали частью моей поганой сущности. Разные личины услужливо подставляются, всегда готовые к тому, чтобы я ими воспользовался.

Делаю над собой усилие и поворачиваюсь к Кире. Она так и стоит у стены, не шелохнувшись. Её волосы в беспорядке. Лицо, всегда бледное, теперь приобрело какой-то голубоватый оттенок. Я с ужасом любуюсь своим новым творением. Она напоминает скульптуру Лоренцо Бернини «Апполон и Дафна». Я был поражён ею, когда впервые увидел в музее в Риме. Влюблённый бог науки и солнца уверен, что догнал и поймал возлюбленную. Он хватает её в попытке удержать, но она заколдована и превращается в дерево от его прикосновения. Застывшее выражение лица Дафны, полное ужаса, потерянности и непонимания так похоже на мраморное лицо Киры, на котором сейчас отражается та же гамма чувств.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну что, детка, видимо, не судьба тебе публиковаться в Нью Йорке. У издателя к тебе какая-то сугубо личная неприязнь. Так бывает.

Кира никак не реагирует на мои слова, не мигая уставившись в пустоту перед собой.

— Мне уже порядком надоела эта история. Иди домой и собирай вещи. Завтра мы возвращаемся в Москву, — по-русски продолжаю я уже серьёзным тоном.

Кира моргает. Слова про Москву будто выводят её из транса. Она переводит на меня свой безжизненный, потухший взгляд. Я пытаюсь задавить острую боль, пронзающую сердце. Да что со мной? Я должен быть последовательным в своих решениях. Мне так хотелось сломить её во чтобы то ни стало! Почему победа не приносит ничего, кроме отвращения к самому себе?

— Прости меня, — одними губами шепчет Кира.

Она не смотрит ни на кого конкретного. Однако то, что девочка говорит это по-английски означает, что она обращается к этому засранцу, всё ещё стоящему в дверях. Я перевожу взгляд на него и вижу с какой жалостью он смотрит на девчонку. После всего, что он только что видел собственными глазами, этот парень, не раздумывая, простил её и теперь сочувствует, сопереживает ей.

Я не могу не завидовать его человечности. Простая способность любить кого-то одновременно сложна и непостижима для такого морального урода как я. Эта «суперсила» сразу возводит своего обладателя на недостижимые для меня высоты. Мне никогда не сравниться с этим простым парнем, сколько бы гениальных книг я не написал. Ведь он знает, как любить, а я — нет.

Моя эмоциональная инвалидность сейчас слишком очевидна всем в этой комнате, в том числе и мне самому. Мне кажется, будто кто-то зажал мои внутренности в свирепом захвате. Не могу вздохнуть от боли, меня будто парализовало.

Я хватаюсь за голову и в отчаянии перевожу взгляд на Киру. Вижу, с какой теплотой и смущением она смотрит на Джейка. Вот он, тот человек, который сможет подарить ей то, чего никогда не смогу я. О, Боже! Это просто невыносимо!

— Слушай, Джейк — небрежно говорю я, подходя ближе к нему — Вы с Кирой уже познакомились поближе?

Он непонимающе смотрит на меня и ничего не отвечает. Но я вижу, что он понял намёк по тому, как напряглись его плечи, а руки сжались в кулаки. В голове проносятся гадкие образы. Их поцелуи, объятия. Сначала он нежно целует её изящную шею, потом сжимает груди, опускается ниже и ниже… Я встряхиваю головой, пытаясь отогнать навязчивые картины их интимной близости.

— Ты не думай, я не против поделиться, дружище. — я с силой хлопаю его по плечу. — просто дам совет напоследок, — я заговорщицки понижаю голос до шёпота. — Обязательно распробуй её задницу. Она такая сладкая и тугая. Высший класс! Хотя, после нашего общения сегодня, она уже не такая узкая, но тебе же и так сойдёт?

Не успеваю я договорить, как Джейк быстро замахивается и бьёт меня по лицу. Адреналин вскипает во мне, и я почти не чувствую боли. Каждый мускул в теле напрягается. Наконец, я в своей стихии. Тьма во мне ликует. Джейк размахивается для очередного удара, но я уворачиваюсь и бью его точно в грудь. Вижу, как он, пошатываясь, оступается и отклоняется назад. Он падает, а мой кулак догоняет его челюсть и ударяет со всей силы. Я чувствую, как костяшки пальцев становятся влажными от крови.

Азарт охватывает меня, когда я получаю внезапный сильный пинок от Джейка. Но меня не так просто вывести из равновесия. С самого детства я тренировался не обращать внимания на физическую боль, презрительно считая её уделом более слабых. Я вытравил из себя всё, что могло сделать меня слабым. Мне казалось, что только сила и полный контроль способны сохранить мне жизнь в суровых условиях моего детства.

С упорством олимпийского чемпиона я культивировал в себе нужные качества и в итоге почти полностью потерял способность к состраданию. Пока не встретил Киру. И вот теперь этот парень пытается забрать у меня мой главный трофей, жемчужину моей коллекции…

— Она моя! Ты слышишь? Моя! — я не узнаю свой голос, жутким эхом разлетающийся по коридору.

Я будто вышел из своего тела и теперь наблюдаю всю сцену со стороны. Я нависаю над Джейком и яростными ударами превращаю его лицо в кровавое месиво.

Мне кажется, я не смогу остановиться. Будто демон внутри меня, так долго поджидавший своего звёздного часа наконец расправил плечи. Хотя, кого я обманываю? Я и есть этот демон. Исчадие ада. Мы давно слились, и теперь бессмысленно пытаться разделить две части одного целого. Я заглядываю внутрь себя и не вижу там больше никого. Все остальные стороны моей личности в ужасе разбежались.

Внезапно меня выводит из забытья чей-то страшный крик. Кричит женщина. Её голос надрывный и печальный в своей безжизненной отстранённости кажется мне смутно знакомым. Он доносился откуда-то сзади. На секунду я останавливаюсь с занесённым кулаком, и не обрушиваю очередной удар. Я цепенею и опускаю руку. Красная пелена сходит с моего затуманенного взора. Я вижу перед собой Джейка с разбитым носом и губами, сочащимися кровью. Вдалеке я вижу застывших в изумлении гостей вечеринки. Я не заметил, как мы с Джейком переместились в коридор. Глаза ослепляют вспышки камер.

А женщина всё продолжает кричать.

— АААААААААА! — режет мне уши истошный вопль. Страшный надтреснутый голос будто несёт в себе всю боль мира.

Я оборачиваюсь и вижу Киру. Она сидит на мраморном полу. Обхватив себя руками раскачивается из стороны в сторону. Её глаза закрыты. Это кричит она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ГЛАВА 19. НЕСЛОМЛЕННАЯ