— Скоро, — вру я в который раз.
— Сегодня?
— Нет, не сегодня.
— Завтра?
— Нет.
— А когда?
— Потом. Когда вырастешь.
Он надувает губы. Обиженный, непонимающий. Ему пять лет. Он не понимает, что такое "потом". Для него есть только "сейчас".
Тётя Галя уходит. Я остаюсь наедине с сыном. Ставлю его на пол, иду на кухню. Надо готовить ужин, но руки дрожат так, что с трудом держу нож.
Вижу перед глазами лицо Камрана. Через стекло. Такое близкое и такое далёкое. Слышу его голос: "Я люблю тебя". Чувствую, как наши руки соприкасаются через барьер.
И вспоминаю момент, когда чуть не сказала ему о сыне. Слова застряли в горле комом. Я открыла рот. Закрыла. Струсила.
Потому что увидела в его глазах что-то, что меня испугало. Надежду. Он только-только начал мне верить. Только-только открылся после пяти лет недоверия. И если бы я сказала: "У тебя есть сын, которого ты не знаешь пять лет" — что бы он подумал?
Что я снова его обманула. Что скрывала пять лет самое важное. Что не заслуживаю доверия.
Материнская боль в том, чтобы любить за двоих. Любить ребёнка и мужчину одновременно. И разрываться между ними, зная, что не можешь дать обоим то, что нужно.
— Мама, а ты плачешь? — голос сына рядом.
Вздрагиваю. Не заметила, как слёзы потекли по щекам. Вытираю их тыльной стороной ладони.
— Нет, малыш. Просто лук резала.
— Но ты же не режешь, — он смотрит на пустую разделочную доску.
Чёртов умный ребёнок. В кого такой?
— Мама устала просто.
— Тогда ложись спать.
— Надо тебя покормить сначала.
— Я не хочу кушать. Хочу папу.
Слова ударяют в солнечное сплетение. Воздух выбивает из лёгких. Ноги подкашиваются, хватаюсь за столешницу.
— Камран, не надо…
— Почему у всех есть папы, а у меня нет? — его голос срывается. Глаза наполняются слезами. — Саша из садика говорит, что я ненастоящий, потому что без папы.
Сердце разрывается на куски. Опускаюсь на колени перед ним, обхватываю лицо ладонями.
— Ты настоящий. Самый настоящий. И папа у тебя есть.
— Где он?
— Далеко. Работает.
— Почему не приходит?
— Не может. Работа такая.
— Плохая работа, — он вытирает слёзы кулаком. — Хочу, чтобы он был дома.
— Я тоже хочу, малыш. Я тоже.
Обнимаю его, прижимаю к себе. Он плачет в моё плечо. Маленький, беззащитный. А я не могу ему помочь. Не могу вернуть отца. Не могу даже объяснить правду.
Вина съедает изнутри. Разъедает душу кислотой. Я виновата перед обоими. Перед Камраном — потому что скрываю сына. Перед сыном — потому что лишила его отца.
Дети не выбирают родителей. Но родители выбирают, какую правду говорить детям. И моя правда — ложь.
Укладываю сына спать в девять. Читаю сказку про трёх поросят. Он засыпает на середине, уткнувшись носом в подушку. Сижу рядом, глажу по голове. Такой спокойный во сне. Ни страхов, ни вопросов. Просто ребёнок, которому снятся хорошие сны.
Выхожу из детской, закрываю дверь. Опускаюсь на пол в коридоре и позволяю себе разрыдаться. Тихо, чтобы не разбудить сына. Беззвучно, судорожно, до боли в рёбрах.
Пять лет я держусь. Пять лет балансирую на грани между двумя жизнями. В одной я — мать, которая растит сына. В другой — женщина, которая любит мужчину за решёткой. И эти жизни не пересекаются. Не должны пересекаться, потому что если пересекутся — всё рухнет.
Телефон звонит. Неизвестный номер. Беру трубку.
— Алло?
— Арина? — голос Камрана. Хриплый, усталый. — Это я. Дозвонился наконец.
Сердце замирает. Потом начинает колотиться бешено.
— Камран…
— Хотел услышать твой голос. После свидания не могу уснуть.
— И я не могу.
— Думаю о тебе.
— Я тоже.
Молчание. Слышу его дыхание. Тяжёлое, неровное. Представляю, как он стоит в тюремном коридоре с телефоном в руке. Один среди чужих людей.
— Арина, ты сегодня хотела мне что-то сказать. Что?
Горло сжимается. Слова не идут. Хочу крикнуть: "У тебя есть сын! Ему пять лет! Он только что плакал, спрашивая, где его папа!"
Но вместо этого говорю:
— Ничего. Показалось тебе.
— Не показалось. Я видел твоё лицо. Ты что-то скрываешь.
— Нет.
— Арина, не ври мне. Пять лет ты не врала. Не начинай сейчас.
Слёзы хлещут из глаз. Зажимаю рот рукой, чтобы он не услышал, как я рыдаю.
— Я не вру, — выдавливаю сквозь слёзы. — Просто… просто хотела сказать, что люблю тебя. Очень люблю.
— И я тебя люблю.
— Камран, обещай мне…
— Что?
— Что будешь мне доверять. Что бы ни случилось.
— Обещаю. Но почему ты так говоришь?
— Просто обещай.
— Обещаю.
Разговор длится десять минут. Десять минут, когда я балансирую на грани между правдой и ложью. Хочу рассказать. Не могу рассказать. Разрываюсь внутри.
Когда он вешает трубку, я сижу с телефоном в руке и плачу. От бессилия, от вины, от того, что не могу поступить правильно, потому что не знаю, что правильно.
Иду в детскую. Сын спит, раскинув руки. На тумбочке пусто — у меня нет ни одной фотографии Камрана. Ничего, что я могла бы показать сыну и сказать: "Вот твой папа".
Когда сын спрашивает, как выглядит папа, я описываю словами. Тёмные глаза, густые брови, сильные руки. Рассказываю, как он смеётся, как хмурится, как смотрит. Создаю образ из слов, потому что больше нечего дать.
Сын засыпает с мыслью о человеке, которого никогда не видел. Даже на фотографии.
А я смотрю на спящего ребёнка и понимаю — два Камрана. Один в тюрьме, другой в кровати передо мной. Оба любимые. Оба недоступные друг другу из-за меня.
Ложь — это не просто слова. Это стена, которую ты строишь между людьми. Кирпич за кирпичом, год за годом. И когда-нибудь эта стена станет такой высокой, что её уже не разрушить.
Я построила стену между Камраном и его сыном. Пять лет строила. И с каждым днём она становится выше.
Утром просыпаюсь от крика сына. Бегу в детскую. Он сидит в кровати, плачет.
— Что случилось?
— Мне приснился папа, — всхлипывает он. — Он пришёл домой. А потом исчез. И я не смог его найти.
Беру его на руки, качаю. Он прижимается ко мне, дрожит.
— Это всего лишь сон.
— Но он был такой настоящий…
— Папа придёт. Обещаю. Просто не сейчас.
— Когда?
— Когда ты станешь большим.
— А если я никогда не вырасту?
Вопрос детской логики. Если не вырасти, то папа останется навсегда. Если вырасти, то папа придёт. Парадокс, который ребёнок не может разрешить.
— Вырастешь. Все дети вырастают.
— А ты не уйдёшь?
— Никогда. Мама всегда будет рядом.
Это единственная правда, которую я могу ему дать. Я не уйду. Буду рядом, что бы ни случилось. Даже если весь мир рухнет, я останусь.
День проходит в обычной рутине. Садик, работа, покупки, ужин, укладывание. Жизнь одинокой матери. Но внутри всё кричит от боли.
Вечером сажусь писать письмо Камрану. Чёрт знает какое за пять лет. Пишу о погоде, о работе, о том, как прошёл день. Обычное письмо, за которым скрывается самая большая тайна моей жизни.
"Камран, сегодня думала о нашей встрече. О том, как твоя рука касалась стекла. Как близко ты был и как далеко. Расстояние в сантиметр стекла кажется огромнее океана. Хочу обнять тебя по-настоящему. Прижаться, почувствовать твоё тепло. Но это невозможно ещё пятнадцать лет. Подожду. Сколько угодно. Потому что ты того стоишь. Твоя Арина."
Запечатываю конверт. Снова ложь. Снова умолчание. Снова вина.
Когда-нибудь я скажу ему правду. Когда-нибудь приеду на свидание с сыном и скажу: "Познакомься со своим ребёнком". Но не сейчас. Ещё не сейчас.
Потому что боюсь. Боюсь его реакции. Боюсь, что он не простит. Боюсь, что скажет: "Ты украла у меня пять лет жизни сына". И будет прав.
Засыпаю с мыслью о том, что некоторые секреты становятся тяжелее с каждым днём. Как камень на шее утопающего. Тянут на дно, не давая вынырнуть.
