Всем сердцем (СИ) - Елена Рейн

Задумчиво посмотрела на него, пытаясь определить по выражению лица хоть одну эмоцию, но Тарлан всегда все держал в себе, а потом спокойно произнесла:

– Спасибо, что отпустил Дихару, но я не пойду.

Мужчина посуровел взглядом и недоуменно спросил:

– Почему?

Тяжело вздохнула и села на крылечко, пытаясь найти нужные слова для своего объяснения. Украдкой посмотрела на него и с грустной улыбкой произнесла:

– Ты понимаешь, что теперь Дихара, Тарган и Витая – мои дети и я....

– Не вижу проблемы! – перебил он меня, и наивная надежда, поселившаяся от его слов, сразу померкла в сердце, как только услышала продолжение мысли: – Я понимаю, что ты привязалась к ним, что странно и меня удивляет, но они не твои. Никогда не забывай об этом! К тому же, я для этого и отпустил Дихару, что не допустимо у тайхар, но я настоял, и магия поддержала меня. Взрослая девочка сама будет ухаживать за сестрой и братом. Они не будут ни в чем нуждаться. Я возьму их пропитание на себя, но ты пойдешь со мной. Будешь жить в моем доме, и делить одну постель.

Спесь счастья окончательно рассеялась и, ухмыльнувшись продуманной эгоистичной логики ворая, поинтересовалась:

– Это предложение или ты мне приказываешь?

Мужчина опешил, и слишком вспыльчиво выдал:

– Нет, но я не вижу причин для твоего отказа. Тайхара, я даже наплевал на траур, желая провести скорее свадебный обряд, чтобы ты была моей женой, а ты еще думаешь? Я тебе предлагаю быть хозяйкой моего дома по законам тайхаров. Так что тебя в этом не устраивает?!

С силой потерла пальцами свой лоб, пытаясь взвесить все за и против, в том числе и свои слова, чтобы не угнетать ситуацию, а потом предложила:

– Прости… я не могу. И… надеюсь, ты не вернешь Дихаре статус рабыни, только чтобы наказать меня за отказ.

Гнев в глазах мужчины говорил о многом, и в первую очередь, что он разочарован во мне, отчего прибывал в яростном гневе. На висках и шее вздувались вены, участилось дыхание, были напряжены все мышцы. Я видела характерные основные проявления реакции гнева: брови сдвинуты, между ними появились вертикальные складки, внешние концы бровей поднялись; лоб без горизонтальных морщин; глаза сузились; губы напряженно сжаты, но периодически в гримасе он обнажал зубы.

«Довела мужика…»

– Ты считаешь, что я могу нарушить слово? – процедил он, обжигая своей яростью.

Встретила его взгляд и честно ответила:

– Нет, я не сомневаюсь в твоей честности, но предусматриваю любые варианты твоего гнева в случае моего отказа.

– Ты же понимаешь что я не оставлю тебя, и не дам никому близко подойти, – прошипел ворай, с силой сжимая кулаки, делая шаг ко мне.

Кивнула в ответ и убежденно процедила:

– Я не хочу уходить от своих детей и не уйду! Тебе не понять, но для меня они – мои дети.

Мужчина зарычал и грубо рявкнул:

– Свои дети, это когда они часть тебя. А ты говоришь глупости!

Резко поднялась и подалась вперед, окончательно теряя здравомыслие. Самоуверенный наглый бесчувственный тайхар так пренебрежительно расставил приоритеты того, что я считаю для себя важным, отчего по всему телу у меня пошла дрожь от гнева и возмущения. Посмотрела в его дикие черные глаза и прошипела:

– Не тебе решать кто они для меня, а только моему сердцу. И оно сделало свой выбор, как бы тебя не возмущало и не удивляло это. Они мои, чтобы бы ты мне не говорил. Да и что тебе втолковывать, если ты, как и твои первобытные тайхары, лишен нежных чувств к невинным созданиям. Вы – бесчувственные нелюди, спокойно отправляющие детей воинов, погибших в черных лесах, в рабство, потому что они прокормить себя сами не могут. Где… где ваше сострадание к младенцам? Почему нет уважения к умершим, чтобы поддержать и позаботиться об их отпрысках? На месте погибшего может быть любой, никто не застрахован от внезапной смерти. Это тебе говорю я, как хирург, видевший множество смертей и отнюдь не из-за тяжелых неизлечимых болезней, а по глупости, неосторожности, непредвиденного случая и просто по стечению обстоятельств. Но вы же… ужасаете своей бесчувственностью, жестокостью и антигуманностью. Вам плевать на все, кроме своих персон в настоящий период жизни. Предлагаешь мне быть твоей женой, да? А если с тобой случится беда, и я останусь с ребенком одна.... То, что тогда? Что? И если не смогу обеспечить его едой, значит все? Моя судьба – ублажать мужиков, твоих товарищей, с которыми ты ходил в бой, делил пищу и кров. Да? Так? – уже кричала, дрожа от нервного напряжения.

Его нахмуренные брови, недовольное злобное лицо, напряженное тело говорили о том, что Тарлан сейчас зол, как никогда на меня, но мне уже было все равно.

– Так вот, я буду лучше одна, и постараюсь своими силами обеспечивать себе и троим детям пропитание. Пусть сложно, но зато я буду уверена, что участь вдовы вашего народа меня не коснется! Не нужно мне такого счастья! И вообще, зачем рожать? Не понимаю этого порыва в вашей общине. Зачем обрекать свою дочь на то, что она с 14 лет будет вынуждена спать с тем, кто сильнее тебя. Или сын?! Вы обращаетесь с мальчиками просто ужасно! Они как рабы! У меня уже есть трое детей, которых считаю родными, и я постараюсь сделать все, чтобы обеспечить им достойные права и не потерять свободу, только бы их не постигла участь, уготованная вашими законами.

Свирепый вид мужчины пугал и настораживал. Ворай выглядел очень агрессивно, отчего хотелось скрыться с поля его зрения. Тарлан сделал шаг ко мне и резко выдал:

– Это законы тайхаров!

– А кому нужны и удобны такие законы? Явно не женщинам и детям. Только мужчинам, привыкшим к эгоистичным удовольствиям, пока их не загрызут ворхи, и им совершенно наплевать, что будет с их семьей.

– Ты искажаешь действительность! – прорычал ворай.

– О-о-о-о нет! Ни капли! Говорю как есть, потому что нельзя жить в такой бесчеловечности! Вы сами себя уничтожаете, превращаясь в монстров!

– Я тоже для тебя монстр?! – свирепо гаркнул он, лихорадочно ожидая моего ответа.

Сглотнула слюну в пересохшем горле и тихо произнесла:

– Тарлан… зачем все это, если мы не понимаем друг друга? Я благодарна тебе за Дихару, за свое спасение. Это неоценимо и очень много значит для меня. Ты даже не представляешь насколько. Но я не могу рвать себя на части, если это против моих понятий и убеждений. Я не оставлю детей, даже если ты поставишь мне жесткий ультиматум.

– Твои слова непонятны, но в суть я вник. Света, ты не расстаешься с ними … Твое право ежедневно навещать их…

Угрожающе зарычала, удивляя мужчину и себя, так как чувствовала внутри себя что-то сильное и мощное, в данную секунду открыто выражающее сумасшедший гнев. Попыталась взять себя в руки, но не могла, так как меня подпитывало изнутри праведным возмущением, и я только сглаживала его обороты, уже не рассчитывая на спокойствие. Прищурилась и пренебрежительно заявила:

– Я не собираюсь приходить к ним в гости! Живу и буду жить с ними здесь. В этом маленьком светлом домике, а ты можешь возвращаться в свои хоромы, где все пропитано злостью, завистью, насилием, и радоваться своему одиночеству, – перевела дыхание, а потом продолжила: – Думаю, хватит на сегодня… Я устала, да и ты… наверное. Спокойной ночи, Тарлан.

Развернулась, но тут же почувствовала захват на локте, и меня мгновенно дернули на себя. Мужчина обхватил мое лицо руками, и прохрипел:

– Света, не рассчитывай, что я отступлю. Даже на краткое мгновение не надейся на это. Чтобы не произошло, ты – моя!

– Тарлан, – глухо пролепетала и тут же замолкла, ощущая теплые мягкие губы на своих губах. Мужчина с остервенением целовал, погружая меня в сладкий омут удовольствия. Было так необыкновенно, что когда мы оторвались друг от друга, перевести дыхание, я уже дрожала от возбуждения.

Ворай немного прикусил мою кожу на шее и хрипло произнес:

– Я поставил тебе метку, и по законам шанар, ты – моя жена.

– Но для всех ты – тайхар, их ворай, – выдохнула ему в губы, пытаясь отойти от сладкой пелены нежнейшего удовольствия.