Задыхаясь, поднимаю на него взгляд.
Отец Егора такой же мокрый и… кажется, такой же уставший.
— Тяжелая неделька, — хрипит мой седовласый марафонец. — И день хреновый, — словно оправдывается он.
— Вы же себя загнали! — Кое-как разгибаюсь.
— Тебя вроде бы тоже получилось загнать. — С мукой лыбится Боровский.
— Так это все, чтобы я обессилела? — Не понимаю этого мужчину.
— Все для твоей головы, родная. Надо ж было как-то избавить ее от тараканов.
Семен Сергеевич растирает грудь и садится на землю.
— Да вы так точно до инфаркта себя доведете!
Беру его руку и пытаюсь нащупать пульс. Не представляю, что мне это даст. Мои познания в медицине сводятся к дозировке детских лекарств и заклеиванию лейкопластырем сбитых коленок.
Однако, кажется, что я просто обязана отследить состояние этого героического бегуна.
— Я уже столько раз должен был помереть, что еще один точно не доконает.
— Ради меня не стоило.
Оборачиваюсь, чтобы позвать на помощь. За Боровским всегда ездит джип охраны. Как назло в этот раз его почему-то нет.
— Девочка, я слишком хорошо знаю, что творится сейчас в твоей голове. — Семен Сергеевич поднимает на меня взгляд. — Ты ведь уехать собралась. Бросить моего мальчика. Так?
— Откуда?.. — открываю рот.
— Да у тебя на лице крупным шрифтом все написано. И про мужа бывшего, и про сына, и про Егорку. Хреновые думы.
Нервно сглатываю. Егор все же был прав. Его отец и правда разбирается в людях лучше психолога.
— Сын мне не простит. — Качаю головой. — Даже когда узнает об убийствах Марата. Его ведь не судили. У меня даже доказательств нет.
— А если были бы, осталась? — с болезненной улыбкой, спрашивает Боровский.
— Я… — Обхватываю голову. — Не знаю.
— Верю, девочка. Ситуация врагу не пожелаешь.
Вместо того чтобы читать лекции, Семен Сергеевич обнимает меня за плечи.
— Егор… Он замечательный. Я люблю его.
Впервые радуюсь непогоде. Можно реветь без зазрения совести. И никто не догадается, что это слезы.
— Не сомневаюсь, родная. Его мать, Юля, меня тоже так любила. Прощала все. Одну ходку. Другую. Одна растила Германа. Как-то справлялась. Даже когда встретила другого, сказала мне об этом заранее. Честно. Выпросила свидание и созналась. Выла, будто это она меня предает, а не я их всех подставил.
— Я думала, вы были вместе до конца… — Смахиваю слезы. Теряюсь от этой исповеди.
— Мы и были. — Ведет по волосам Боровский. — Я через год вышел. Помощник мой на себя вину за пару преступлений взял. Он сел, а я домой вернулся. Думал, разведусь, буду как-то заново жизнь строить. А там Юлька моя… на седьмом месяце.
— Егором? — От шока забываю о своей собственной дилемме.
— Егоркой. Охламоном моим любимым. — Со светлой улыбкой кивает Семен Сергеевич. — Тихий Юльке сына заделал. А потом совесть его загрызла, вот за меня и отправился на нары. Десятку оттрубил от звонка до звонка.
— Тихий?!
Только сейчас доходит, почему помощник Боровского сразу показался мне смутно знакомым. Словно постаревшая версия Егора.
— Он писаным красавцем был. И Юльку любил столько же, сколько и я.
— А Егор? Он не знает?..
— Знаешь… Правда такая штука. От нее редко бывает легче. Леня потерял десять лет из жизни своего пацана. Зато сам Егор рос в семьи и в любви. Ему не нужно было все детство ждать отца. Не нужно было трястись от страха по время редких свиданий на зоне. И ни одна падла за все годы не показала на него пальцем.
— А если правда всплывает? — Почему-то думаю не о Егоре, а о своем мальчике. Ему тоже предстоит жить без родного отца.
— Я сделал все, что мог, чтобы он вырос умным и достойным человеком. Верю, ему хватит ума понять и сделать правильные выводы.
Глава 60
Егор
В гараже заканчиваю к полуночи. После рассказа Попова уже не хочется везти его ни в какой отдел или спорить с Тихим о правосудии.
Ублюдок здорово испугался за «достоинство», потому рассказал о своих делишках как на исповеди. С фамилиями, должностями и размахом той херни, которую организовала эта банда.
Теперь даже в фантазии не могу представить урода за решеткой. Скорее всего, его или вывезут куда-нибудь подальше, чтобы продолжил дело — с новым клубом, наркотой и прочим дерьмом. Или просто вывезут. Без обратного билета. Сразу на тот свет.
Варианты не ахти. И оба, как назло, без гарантии. Выбирать среди них не приходится.
— Попов твой, — выходя из гаража, говорю прохлаждающемуся рядом Тихому.
— Что, даже лекцию о законах не прочтешь? — Он недоверчиво хмурится.
— Сегодня ты здесь закон.
— Ишь как!
— Сыровского я предупредил. Полкан копать не будет.
— Удивил. Совсем большой стал. — Хлопает меня по плечу Леня. — Может, скоро в семью вернешься? Бросишь свою службу?
Тихий косится в мою сторону, словно хочет прочитать мысли.
Еще один медиум, мать его! Будто мало мне Семена Сергеевича Черного.
— Вы с отцом и без меня неплохо справляетесь. Я как-нибудь еще послужу.
Подставляю раскрытые ладони под дождь. Старательно тру кожу. На мне ни капли крови, но по ощущениям я в ней по локоть.
— Ну… мое дело предложить.
Довольно хмыкнув, Леня достает из-за спины ствол. Равнодушно проверяет обойму. Снимает пистолет с предохранителя.
— Прибирать за собой учить не буду. Ты в этом деле и сам профессор. — Иду к машине.
— Считай, что ничего не было. — Машет на прощание Тихий. — Жену обними. Будущую. И детей. Обоих, — добавляет он и заходит в гараж.
Через несколько секунд раздается звук выстрела. Одиночный и громкий. Это первый случай, когда я не мешаю приводить в исполнение смертную казнь без суда и следствия.
Трещина во всех принципах. Однако будь у меня возможность вернуться назад и остановить Тихого, не пошевелил бы и пальцем.
Попов не жалел тех молодых женщин. Он годами измывался над Аленкой. И плевать хотел на собственного сына. Я ни хрена не судья, и тем более не всевышний, но если бы эта падаль продолжила свое существование, жертв и страданий стало бы больше.
«Переварю!» — охлаждаю себя мысленно и топлю в пол педаль газа.
«Отправляю фигурантов», — на первом же красном светофоре набираю сообщение брату.
По-хорошему, не стоит вмешивать Германа в это дело. У моего гениального братца хватает и своих хлопот. Только машина уже запущена. Сыровский обязательно станет копать в своем направлении — в обход продажных генералов. А мой отец вместе с братом — в своем.
Без фамилий они скорее вляпаются в неприятности или выйдут на того, кого лучше бы обойти. А с фамилиями… все мы как-нибудь справимся.
***
Стараясь не думать об убийстве Попова и его дружках, я лечу к своим девочкам и мальчику. Впервые за день пропускаю пешеходов. Притормаживаю на перекрестках. А у знакомых ворот бросаю ключ от машины поджидающему меня отцу и сразу же иду в дом.
От запаха свежей выпечки и россыпи игрушек за ребрами теплеет. Словно лекарство, вдыхаю полной грудью этот аромат. Беру в руки брошенную кем-то из детей машинку. И тихо опускаюсь на пол.
— Вернулся? — из коридора выглядывает Алена.
Киваю вместо «да». И делаю еще одни глубокий вдох.
— Дети спят, — присаживаясь рядом, шепчет моя женщина. — Ты голодный? Давай, быстро на стол накрою?
Простой вопрос, а меня раскатывает как асфальтоукладчиком. Может, потому что с детства никто об этом не спрашивал. Может, потому что это Аленка.
— Зверски. — Закрываю глаза. — Только вначале надо помыться.
— Пойдем. — Алена помогает подняться. — Помоем тебя.
— А ты точно настоящая? Не исчезнешь? — Любуюсь ее искусанными губами, подпухшим носом и уставшими, но охренеть какими красивыми глазами.
— Реальнее не бывает. — Улыбается моя жрица. — И никуда от тебя не денусь.
