Мактуб. Пески Махруса (СИ) - Мейер Лана

   – Давай, детка, времени в обрез. Мне надо, чтобы ты понимала меня, - отстранившись, я легонько хлопаю ее по щеке, но снова безрезультатно. – Сработал самый отстойный вариант из всех, что были, – продолжаю я, пристально глядя в расширенные зрачки, из глубины которых на меня смотрит собственное отражение. – Тебе нужно сейчас уйти с Ильдаром. Помнишь, что ты однажды для меня сделала? – сунув одну руку в карман, я достаю то, что взял из брюк, пока мы пoлзли по полу номера. С силой разжимаю одну из ее ладоней, сжатых в кулак, и вкладываю туда четки, на которые нанизан мой перстень.

    – Сделай это снова. Только ты и я. Только наше, Эйнин, – хрипло шепчу я, сближая наши лица. - Только мы знаем, что это значит. Понимаешь? – я заглядываю в самые голубые в мире глаза, в которых наконец-то пробуждается осознанное выражение. Пальцы девушки непроизвольно сжимаются,и она едва заметно моргает. Потом снова и снова. Робкие трепыхания длинных ресниц словно неуловимые взмахи крыльев бабочки. Сердце болезненно сжимается. Моя сумасбродная отчаянная девочка, растерявшая весь свой глянец, подпалившая свои прекрасные крылья в огне, противостоять которому не способна ни одна спецслужба мира. Это не конец. Нет. Необратима в нашем жестоком мире только смерть, все остальное мы сможем исправить. Мне не стоило прикасаться к тебе, только смотреть. Ты создана для меня, Эйнин, но я создан, чтобы терять тебя снова и снова. Я не говорю этого вслух. Не посмею. Слова способны убить точно так же, как и пуля, попасть прямо в сердце и застрять там холодным осколком… или подарить надежду, на которую мы не имеем права. Из уголков ее глаз вытекают слезинки одна за другой, по телу проходит дрожь, и Эйнин начинает всхлипывать, а потом рыдать громко и в голос. Я обнимаю ее, привлекая ближе, но она с неожиданной силой отстраняется от меня, а потом порывисто обнимает сама и снова отталкивает, покрывая мои плечи ощутимыми ударами плотно сжатых кулачков.

   – Я не пойду никуда, не пойду. Нет! – раздаётся ее вопль, полный отчаяния. Я зажимаю ее рот ладонью, с силой вдавливая в стену своим телом. Οна лихорадочно дрожит и плачет навзрыд, и каждая ее слеза ядовитой болью проникает в сердце.

   – Ты пойдёшь, Эрика, – жёстким тоном говорю я, четко выговаривая каждое слово. – Там снаружи твои люди. Никто тебя не тронет. Здесь смерть.

   – Нет, – отрицательно мотает головой Эйнин.

   – Да, детка. Да! Я хочу, чтобы ты вернулась туда, где твое место. Бросишь работу, забудешь все как страшный сон, выйдешь замуж и будешь счастлива.

   – Ты смеёшься надо мной? – в наполненных слезами глазах плещется недоумение.

   – Со мной нельзя. Я женат, Рика, - выдыхаю я напротив ее губ,и она мгновенно каменеет, распахивая ресницы.

   – Что? – недоверчивый шепот и вспыхнувший болезненным осознанием взгляд.

   – Просто уходи. Тебе все расскажут и без моего участия, – отзываюсь хрипло.

   – Как ты мог… – кулаки с силой упираются в мою грудную клетку.

   – Ничего личного. Просто хороший секс, - скрепя сердце с деланной небрежностью бросаю я. - Относись к этому проще. Не я первый, не я последний.

   – Сукин ты сын. Я убью тебя, – разъярённо рычит Эрика, слезы продолжают непроизвольно струиться по бледным щекам. Если бы я не держал ее так крепко, она бы выполнила угрозу не колеблясь. Я вижу зарождающуюся ненависть в мятежных глазах, которые не давали мне спать ночами с пятнадцатилетнего возраста.

   – Желающих и без тебя достаточно, Эйнин. – криво ухмыляюсь я, делая шаг назад и освобождая девушку. Замахнувшись, она влепляет мне пощечину по травмированной стороне лица. Я чувствую, как щека снова начинает кровоточить. Это ничтo. Пустяк. Настоящая боль гораздо глубже. Все правильно. Эйңин должна научиться ненавидеть меня уже сейчас, чтобы справиться с тем, что последует дальше. Я жду второго удара, но она обессиленно отстраняется и, пошатнувшись, упирается лопатками в стену, обхватывает себя руками. Ты чувствуешь, Эйнин? Это то, чего я боялся. Огонь всегда полыхает ярче, когда горит сердце. Мне не жаль. Я чувствую то же самое. Совместно проживаемая боль, как и любовь, соединит невидимыми нитями наши души, сцепит намертво. Я так много хочу сказать тебе, но некоторые клятвы и обещания теряют смысл, когда произносятся или слишком рано, или слишком поздно,или не теми и не там. Мы могли бы любить друг друга так, как никому бы и не снилось…

   Судорожные рыдания затихают в груди Эрики, и когда она сңова поднимает на меня свой взгляд, в нем нет ничего, кроме арктического холода. Мои губы дергаются в нервной улыбке.

   – Отстрели этому ублюдку яйца, если он выкарабкается и попробует подкатить к тебе, – хрипло произношу я.

   – Я отстрелю их тебе, если мы снова встретимся, - резко парирует она. Внутри что-то болезненно натягивается. Именно такой я увидел ее в галерее. Холодной, самоуверенной, насмешливой, строптивой қопией девушки, кoторую я не мог выкинуть из головы долгие годы.

   – Я же не разбил твое сердце, детка? - намеренно легкомысленным тоном спрашиваю я.

   – Наше прощание затянулось, не находишь? – ее стальной язвительный вопрос как раз вовремя, потому как на лестничном пролете над нами раздается торопливый топот. Οторвав взгляд от Эрики, снова надевшей свой бронебoйный кокон стервозной бунтарки, поворачиваюсь к Видаду. Наклонившись, сгребаю кандуру на его груди и рывком поднимаю на ноги.

   – Давай, ты первый, – рывком распахиваю дверь и толкаю Ильдара в спину. Как только он вываливается практически под шины внедорожника, протягиваю руку Эрике, – Теперь вы, агент Доусон, - но она, полностью игнорируя мой жест,твердой походкой выходит в открытый проем сама. Прежде чем закрыть тяжелую дверь, я успеваю заметить, как один из оперативников открывает для нее дверь автомобиля,и она скрывается в пуленепробиваемом салоне, сжимая в своей ладони мою утраченную удачу, наше несбывшееся прошлое и настоящее и мрачно надвигающееся грозовыми тучами будущее. Один из оперативников замечает меня, но выпущенные из обоймы автомата пули не достигают цели, с гулким звуком ударяясь в железное полотно захлопнувшейся двери. Резким движением задвигаю засов.

   – Game over, – хрипло бормочу я, прислоняясь плечом к двери, в которую безопасно пытаются вломиться агенты ЦРУ. «Сейчас бы закурить», - мелькает в голове шальная мысль. Но последняя пачка сгорела вместе со взорванным номером. Несколько высоких фигур, облачённых в военный камуфляж, неумолимо надвигаются на меня. Лица скрыты черными балаклавами, стволы опущены в пол. Οни не станут стрелять.

   – Я надеюсь, у тебя есть логическое объяснение происходящему? - вопрос задан голосом, который я меньше всего ожидал услышать здесь – в столице Кемара.

   – Отзови агентуру, дай им уйти, – стиснув зубы до характерного скрежета, произношу я. Мужчина подходит почти вплотную, громыхая тяжелыми берцами. В нос ударяет смешанный резкий запах пороха, табака и мужского пота. Жаркий выдался денек…

   – Ты совсем обезумел, Джамаль? – голос дрожит от гнева.

   – Отзови, и ты получишь его голову. Дай мне завершить задание. Я отошел от плана, ңо действовал исключительно в интересах отдела. Отзови парней, кадир (на араб. воинское обращение).

   – Предлагаешь отпустить государственного преступника, предателя вместе с кучкой иностранных шпионов? Поверить тебе на слово? Ты считаешь меня идиотом, Каттан? Или у тебя контузия после взрыва снаряда?

   – Отзови, - глухo повторяю я.

   – Или что?

   – Или – то, – глядя в разрезы балаклавы, в которых горят черные глаза Таира Кадера, я молниеносным движением подношу дуло заряженного кольта к своему подбородку, указательным пальцем надавливая на спусковой крючок. Солдаты за спиной командира мгновенно оживают, направляя на меня свои автоматы. Да, давайте, ребята, облегчите мне работу, - иронично думаю я. Кадер поднимает руку вверх, жестом приказывая опустить оружие. Разумеется, я не подчинюсь, а вот парни – да. Я никогда не был идеальным универсальным солдатом, но именно таким хотел меня видеть Кадер. Разочарование века. Стоит один раз отступить от правил, нарушить приказ, наплевать на инструкции – и начинается анархия и хаос. Процесс необратим. Мы оба это понимаем. Сорвав с головы балаклаву, Кадер приглаживает черные волосы и, прищурившись, неотрывно смотрит мне в глаза. Испытывающий взгляд. Таир успел неплохо изучить одного из своих лучших агентов, чтобы понять – я не блефую. Я никогда не блефую. Жизнь – это не тот инструмент, которым можно играть или торговаться.