Правда во имя лжи - Арсеньева Елена

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78

– Вот-вот! – с той же горестно-ехидной интонацией воскликнула Соня. – Да будь он хоть дагром преклонных годов! Придурки! Вы все придурки! И ты, – она ткнула пальцем в Лешего, – и ты, – перепало также Струмилину, – и Валерка с Пирогом.

– Не имею чести знать этих последних, – завелся Леший, – однако не позволю…

– Погоди ты! – отмахнулся Струмилин. – Погоди! – И с робкой надеждой вгляделся в Сонино лицо: – Ты что хочешь сказать? Ты хочешь сказать, что на той фотографии… на той… была не ты, а…

– Вот именно! – огрызнулась она. – Вот именно! И это было видно с первого взгляда! Думаешь, я там, на кладбище, голову потеряла оттого, что увидела этот поганый компромат на себя? Нет! Я чуть не рехнулась, поняв, что меня родная сестра как минимум год водила за нос! И не она одна! Правильно ты сказал: никаким «вдруг» тут и не пахнет. Все Лидочкой подстроено, все!

Она вгляделась в растерянные мужские глаза, обращенные к ней, и зло сказала:

– Да неужели никто из вас так и не заметил, что у Лиды не было челки?! – И резким взмахом убрала волосы со лба.

Лицо ее тотчас изменилось. Появилась в нем некая отстраненная холодность, что-то недоброе проглянуло в очертаниях слишком, может быть, высокого лба. Это, конечно, Соня, но совсем другая, Соня, исполненная не радостного доверия к миру, что так поразило Струмилина при первом же взгляде на нее, – а Соня замкнутая, настороженная, готовая каждую минуту столкнуться с какой-то каверзой окружающих… и, что характерно, подстроить каверзу и им.

– Ни суя хебе, – знакомо выразился Леший. – Лидка! Вот теперь ты – Лидка!

– Теперь, теперь, – с досадой передразнила Соня. – Я никогда не была Лидкой, понял? А вот она мною, как стало ясно, не раз притворялась. Не раз и не два! Ну не цирк ли: первое, о чем я попросила ее при встрече, – это опять прикинуться мною! И еще успокаивала ее, главное дело: не надолго, не надолго. А оказалось… оказалось, я ее на смерть обрекла. Конечно, когда я потом увидела эти фотографии, мне здорово захотелось ее убить, но не так… не до смерти…

Она нервно поднялась. Струмилин почему-то не нашел ничего лучше, как вскочить со стула именно в этот момент. Соня наткнулась на него, рванулась в сторону, но он придержал ее и убрал руку, пригладившую волосы. Челка снова упала на лоб.

– Да, – сказал он ошеломленно. – Да…

Тупицей и слепым идиотом Струмилин никогда себя не считал, да и женщин вроде бы знал достаточно, чтобы иметь некоторые основания гордиться собой, и вдруг показался себе каким-то первоклашкой, вдруг обнаружившим, что девчонки – это совсем не безликая масса на одно лицо, созданная лишь для того, чтобы их всех подряд драли за косы. Бездна женской тайны приоткрылась перед ним на миг, воплотившись в этом столь обыкновенном жесте: убрать со лба волосы… опустить челку…

Лида и Соня. Соня и Лида. Да они совсем не одинаковые! Они разные, как небо и земля! И у женщины на тех кошмарных фотографиях в самом деле не было челки! Не было! Струмилин еще тогда обратил внимание на эту бледно-золотую пряжу волос, разметавшуюся по красно-зеленому, попугайно-пестрому ковру.

Он растерянно опустил глаза – и чуть не ахнул, увидев, что стоит сейчас на том самом ковре…

Этот ковер лежит в Лидиной квартире!

Струмилин потрясенно уставился на Соню.

Тупица. Слепой идиот. Одно утешение – не он один. Весь род мужской – толпа тупиц и слепых идиотов, исполненных самодовольной самодостаточности, и только любовь к женщине помогает отдельным счастливчикам прозреть и ощутить то, что испытывали боги в миг сотворения мира. Только любовь делает это!

Ну вот и произнесено слово. Вот оно и сказано – пусть всего лишь про себя. А вслух он ничего сейчас говорить не мог – только стоял, смотрел на Соню… смотрел и смотрел…

– Извините, – послышался тихий, благонравный голосок, а потом кто-то осторожненько постучался в то замкнутое пространство, какое внезапно окружило Струмилина и Соню. – Я вам не помешаю?

Андрей рассеянно оглянулся и увидел, что Леший тихонько – и, возможно, уже довольно давно – постукивает согнутым пальцем по краю стола.

– Ребята, ребята, – пробормотал он, – не знаю, конечно, о чем речь, но если вы о какой-то порнушке, то вот что я вам скажу, ребята… нет, я, конечно, понимаю, о мертвых аут хорошо, аут ничего, но, чтобы в Лидкином характере разобраться, надо вам знать одну маленькую деталь. Она в сексуальном плане… ну, не совсем нормальная, что ли.

– Да? – усмехнулся Струмилин, неохотно отступая от Сони. – Это в том смысле, что тебе ничего не удалось от нее добиться?

Оттенок ревности, прозвучавшей в его голосе, поразил его самого. Но ничего не мог с собой поделать: в голову так и лезли воспоминания о диване с разрисованной девицей, и представить, чтобы Лида (Соня?) – ну, словом, кто-то из них! – возлежал в непотребной позе на куске полиэтилена, потому что пастель пачкает постель…

– Не больно-то и хотелось, – ухмыльнулся Леший. – Но я тебе вот что скажу: там, где я ничего не добился, другим делать уже нечего. Это означает – глухая стена! Вот такая глухая стена была Лидка. Ну, я парень понятливый: меня не надо бить по лбу, чтобы я уразумел – не клюет и не клюнет. И с тех пор относился к Лидке только как к товарищу по работе. И она ко мне неплохо относилась именно потому, что знала: я к ней под юбку не полезу. А то ведь такой хорошенькой девочке небось проходу нет, это ты по себе небось знаешь, – улыбнулся он Соне, на которую поглядывал в некоторой задумчивости: не морочат ли ему голову? Не Лида ли это все-таки?

– Да, – сдержанно кивнула Соня. – Бывает иной раз непросто. Но что там с Лидой? Она что, лесбиянка была, господи помилуй?

– Да какая лесбиянка?! – вытаращился Леший. – Это еще спасибо сказал бы. Просто ледяная ледышка. И – вот вам психология! – в дизайнеры она пошла исключительно из-за своей сексуальной особенности. Для нее весь кайф состоял в том, чтобы смотреть …

– Смотреть? – недоумевающе свела брови Соня. – На что?

– Ну, смотреть! – Леший для наглядности даже глаза вылупил. – Смотреть, как люди… это самое… Ясно? Она как-то проболталась, что иногда летом нарочно ходит на Гребной канал, где парочки в кустиках… это самое… И просто подсматривает за ними. Вот такие тонкости натуры… А как-то раз Лидка пришла ко мне насчет одного заказа. Пришла, а у меня температура. Зима была, я простудился, а работы по горло, ну, я сижу в мастерской и малюю какую-то вывеску. И чувствую, прямо помираю – надо женщину! – Он покосился на Соню и конфузливо пожал плечами. – Ну, как говорится, у каждого свои недостатки. Когда у меня температура, я, пардон, не могу… Позвонил одной барышне – да ты ее видел, – подмигнул он Струмилину, – это Светун, раскрашенная, помнишь? Тощая, конечно, зато только свистни – она тут как тут. Позвонил и жду. А приходит Лида и сразу о каких-то делах. Я так и этак мялся, потом говорю ей: Лида, золотая, ты не можешь смыться? Тут такое дело… Ну и выложил ей все как есть. Думал, обидится, а она вдруг глазками так и засверкала: хочу на вас посмотреть! А у меня за диваном… ну, мой диванчик ты видел, – опять кивнул Леший Струмилину, будто сообщнику, – есть у меня за диваном такая как бы кладовочка. Совсем каморка, я там ничего не держу, кроме одной только табуреточки. Со стороны комнаты висит шторка, полное впечатление, что за диваном глухая стена, однако если шторку чуть подвинуть, открывается щелка, в которую много чего видно…

Видимо, в лицах Струмилина и Сони что-то изменилось, потому что Леший вдруг замотал головой и даже пальцем погрозил:

– Да нет, вы не подумайте, что я какой-то там извращенец. Не больше, чем всякий молодой мужик, к тому же – художник от слова «ху…», от слова «худо». Я эту каморку оборудовал, когда делал оформление для одного эротического клуба. Мне нужны были картины – про это самое, а я ж никогда не видел, как это делается. Со стороны не видел. Все ж когда участвуешь непосредственно, тут не до наблюдений. А тут один дружок женатый у меня ключ попросил от мастерской, чтобы с девушкой своей встретиться, я и сговорился: ключ дам, но позволь на вас поглядеть. Ну, ребята, я потом такие сбацал полотна… Это вам не «Прощание славянки»!

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78