Извращенное Притяжение (ЛП) - Рейли Кора

Я судорожно втянула воздух, не в силах осознать сказанное Адамо. Дима жил, защищая меня. Он тоже умер бы за меня, но он предан моему отцу, и одна из причин, может быть, даже главная причина его готовности умереть за меня, проистекала из его долга перед своим Паханом, но Адамо рисковал всем только из-за меня. Он выступал против моего отца на его собственной территории ради меня. Он принимал смерть, доказывая свою любовь. Я пыталась отодвинуть на задний план свои чувства к человеку, стоявшему передо мной, пыталась убедить себя, что со временем они ослабеют, но теперь, когда Адамо проявил смелость заявить о своих чувствах таким рискованным способом, с моей стороны было бы абсолютно трусливо притворяться, что я его не люблю. Я не хотела быть без него ни дня. Последние несколько дней были адом, наполненные новыми кошмарами потери Адамо каждую ночь. Я просыпалась вся в поту, с бьющимся в горле сердцем.

Меня трясло от силы эмоций, от выражения эмоций на лице Адамо. Он страстно любил меня. Безрассудно. Определенно глупо.

Я искоса взглянула на отца, испугавшись его реакции на столь решительное появление. Папа, как Пахан, ожидал уважения и привык к тому, что ему его показывают. Конечно, Адамо не один из его подданных, но я не была уверена, насколько это имело для него значение.

Вместо страшной ярости в его глазах мелькнуло уважение. Уважение к словам Адамо. Даже Дима выглядел менее враждебно по отношению к Адамо. Удивление и облегчение нахлынули на меня. Может, нам удастся выбраться отсюда целыми и невредимыми. Если папа ранит или убьёт Адамо, я сомневалась, что смогу снова восстановиться.

— Ты говоришь по-русски, — сухо заметил папа. Я могла бы посмеяться над его разговорным тоном, будто это не было слушанием, определяющим судьбу Адамо. — Полагаю, твой брат Нино научил тебя вести дела с солдатами Братвы, которые попадались тебе на пути во время гонок.

— Я выучил язык ради Динары. Чтобы показать свое уважение к ее наследию и вашему.

Папа сохранял холодное и жесткое выражение лица, но я знала его лучше, чем кто-либо другой. Ему нравился Адамо так же, как Пахану может нравится Фальконе, а отцу покровителю может нравиться парень своей дочери.

— Папа, — твердо произнесла я, направляясь к Адамо. Один из папиных людей попытался остановить меня, но я бросила на него свирепый взгляд и прошла мимо. Я взяла Адамо за руку и встала лицом к лицу с отцом. — Я люблю Адамо, и я тоже готова пройти через кровь ради него. Я не позволю тебе убить его. Если ты хочешь защитить меня, если хочешь, чтобы я нашла счастье и была в свете, тогда ты позволишь Адамо и мне быть вместе. Я не могу жить без него. Не буду.

Последнее было угрозой, которую папа слишком хорошо понимал. Тот день, когда я чуть не умерла от передозировки, преследовал его до сих пор, и даже если бы я не пыталась покончить с собой, папа никогда бы в это не поверил. Я ненавидела шантажировать его чем-то подобным. Я хотела жить и не хотела делать ничего подобного, но он не знал. Он всегда беспокоился обо мне.

Отец хмуро посмотрел на своих солдат.

— На выход. Сейчас же.

Дима поднял брови.

— Вы уверены? Один из нас мог бы остаться...

— Я вполне способен защитить себя от одного врага, Дима. А теперь следуй моему приказу.

Дима испытующе взглянул на меня, словно считал еще одним врагом для отца, но потом ушел.

Я не враг папы и никогда им не стану, но я помешаю ему убить Адамо. Когда нас осталось только трое, папа обошел стол и сел в кресло. То, что он повернулся спиной к Адамо, могло быть признаком того, что он не считает его угрозой, игрой власти и тестостерона, но это также могло быть сигналом мира. Я умоляла о последнем. Я не хотела, чтобы кто-то из самых важных мужчин в моей жизни пострадал, особенно от руки друг друга.

— Ты идиот, — прошептала я, глядя в глаза Адамо.

Адамо криво усмехнулся.

— Я знаю.

Папа постучал пальцами по столу, его взгляд задержался на моей руке в руке Адамо.

— Мира с Каморрой не будет. Этот корабль отплыл после нескольких последних атак.

Папа заговорил по-английски, и мой пульс немного замедлился. Папа пытался успокоить Адамо, говоря на его родном языке.

— Я не прошу мира. Я прошу дать мне шанс быть вместе с вашей дочерью.

— Как ты собираешься быть с моей дочерью, если вы на разных сторонах войны? Это может стать проблемой. Если только ты не надеешься отнять ее у меня и сделать частью своего клана Фальконе и Каморры.

За холодной маской папы я видела его беспокойство о том, что он меня потеряет. Семья значила для него все, и несмотря на то, что у него была Галина и его сыновья, он хотел, чтобы я тоже являлась частью семьи.

Адамо поднял брови.

— Динара ведь не часть Братвы, правда? — в глазах отца вспыхнул гнев, но Адамо невозмутимости продолжил: — Но у меня нет ни малейшего намерения отнимать у вас Динару, да и она не позволит. Она надерет мне задницу, потому что любит вас и хочет, чтобы вы присутствовали в ее жизни.

Взгляд отца встретился с моим, и на мгновение в нем вспыхнула неуверенность. Намек на сомнение гноился внутри него. Я выдержала его взгляд, надеясь, что он поймет, что я не представляю себе жизни без него, но и без Адамо тоже. В моей жизни было не так уж много людей, о которых я действительно заботилась, и я хотела, чтобы эти немногие были как можно ближе ко мне.

— Счастье Динары всегда было и остается моей главной заботой, — твердо сказал папа. — Я не забуду, что ты помог ей восстановить справедливость по отношению к монстрам ее прошлого.

— Я сделаю ради нее все, что угодно.

Я сжала руку Адамо. Такие слова всегда казались мне бессмысленным обещанием, но теперь я знала, что он имел в виду именно их.

— Оставив Каморру? — спросил папа, приподняв бровь.

Я послала ему недоверчивый взгляд. Он знал, что Адамо никогда не предаст своих братьев, даже ради меня, и если я попрошу его об этом, то все равно не заслужу его любви. Мы оба нуждались в наших семьях в нашей жизни, даже если никогда не могли стать одной большой семьей.

Адамо понимающе улыбнулся моему отцу.

— Вы предлагаете мне присоединиться к Братве?

Папа ничего не ответил, только внимательно смотрел на Адамо с непроницаемым выражением.

Братва никогда не примет в свои ряды бывшего члена Каморры. Как бы хорошо Адамо ни научился говорить по-русски, он всегда будет чужаком, врагом.

— Думаю, мы оба знаем, что я никогда не найду дом в Чикаго, и у меня нет абсолютно никакого намерения покидать свою семью или Каморру. И то и другое часть моей личности, самого моего существа. Оставить Каморру это все равно что оставить самого себя и изменить себя. Ваша дочь любит человека, которым я являюсь сегодня, а не альтернативную версию. — темные глаза Адамо скосились на меня, и я кивнула.

Я не хотела, чтобы он менялся. Я хотела парня, которого встретила.

— Тогда что ты предлагаешь? Похоже, мы зашли в тупик, застряли по разные стороны войны. Динара разрывалась бы, между нами.

— Я не буду разрываться. Это не похоже на открытую войну между Братвой на твоей территории и Каморрой. Братва Лас-Вегаса не имеет прочных связей с твоей организацией.

— Мы не нуждаемся в перемирии. Нам нужно соглашение о взаимном невежестве. Простой пакт о ненападении, — сказал Адамо.

— Грань между перемирием, которое может навлечь на меня гнев Наряда, и пактом о ненападении кажется мимолетной.

Адамо покачал головой.

— Перемирие часто влечет за собой сотрудничество. Мы договариваемся о сосуществовании. Мы не станем помогать вам в борьбе с Нарядом. Вы не станете помогать нам против Наряда.

— В таком случае ты не можешь приезжать в Чикаго, как тебе заблагорассудится. Вне моего дома ты не будешь защищен от нападений. Мои люди не помогут тебе, если Наряд снова попытается тебя похитить.

Адамо ухмыльнулся.

— Наряд больше не похитит меня. Я был наивным мальчиком, когда они меня взяли в заложники. И если они когда-нибудь поймают меня, Каморра придет мне на помощь. Братва мне для этого не нужна.