Верь только мне (СИ) - "Тори Мэй"

—Не сдохла? — издевательски бросает мне мне, когда тычком в спину его проводят в зал.

Не реагирую, и более того: не решаюсь даже встретиться с ним взглядом. Жутко боюсь его, не понимая, как такой молодой мужчина, который мог счастливо прожить свою единственную жизнь, сумел возненавидеть Фишера настолько, чтобы пытаться убить его. И меня заодно.

Брр-р-р-р, потираю плечи от гигантских колючих мурашек и прохожу в зал.

Кирилла не пускают со мной, он вынужден ждать в коридоре. Но он не скучает, поскольку не поднимает головы от переписки с коллегой Лизой-занозой, страстная борьба с которой вышла на новый уровень.

Их отношения уж больно напоминают мне наши с Вильгельмом в начале, где искрит так, что только глупый не догадается, что здесь замешаны совсем другие чувства.

Я плохо запоминаю происходящее на слушании. К счастью, оно последнее для меня, да и главную роль на себе берет адвокат отца Вила. Наверное, срабатывают предохранители мозга, и я совершенно абстрагируюсь от ситуации. Понимаю только, что дела у Лисицына очень плохи, и что впаяют ему прилично.

Все силы уходят на то, чтобы сдерживаться и не рыдать от всего, что мне пришлось пережить за эту осень, лица людей и обстановка комнаты расплываются за слезной пеленой.

Лишь подскакиваю пару раз, когда Роман начинает неистово выкрикивать брань, и получает предупреждение. Все, что я успеваю почувствовать к нему — это искреннюю жалость. Поскорее бы исчезнуть отсюда.

Опустошенная возвращаюсь к Киру спустя несколько часов, мы выходим в ноябрьский вечер, и я вдыхаю морозный кислород.

—Ты как? — приобнимает меня брат.

—Бывало и лучше, — выдавливаю нервный смешок, утыкаясь в пальто Кира.

На улице уже темнеет, а нам еще прилично ехать в родной город. Мы неспешно двигаемся по вечерней пробке, когда Кирилл, не договариваясь со мной, резко сворачивает с главной улицы и паркуется у небольшой пиццерии.

—Давай поужинаем перед дорогой, жрать хочу так, что уже потряхивает.

—Мне кусок в горло сейчас не полезет, но горячий чай бы не помешал.

Кирилл с аппетитом сметает пиццу, а я просто грею руки об округлые бока фарфоровой кружки с плавающим пакетиком бергамотового чая внутри.

—Систр, ты только не ругайся, — начинает Кир, рассчитавшись с официантом.

Вскидываю на него глаза, ожидая услышать самое худшее.

—Не по-человечески так с Вилом, — снова заводит свою шарманку.

—Кирилл! Как же бесит! Ты что не видишь, что я и так еле держусь?

—Вижу, поэтому и считаю, что вам нужно поговорить, поэтому…, — он кивает мне в сторону улицы, глядя через большую стеклянную витрину заведения, и мое тело начинает бить мелкой дрожью.

Там стоит Вил, опершись о капот машины Макса, которая припарковалась аккурат рядом с нашей, и, закуривая, сверлит меня очень недобрым взглядом.

—Я скинул ему наше гео, не злись, — разводит руками брат.

Глава 46. Вильгельм

Тщетно пытаюсь взять себя в руки и выглядеть так, будто меня не разъёбывает по эмоциям, как суку. Запихиваю в рот сигарету, которая все еще не лезет, и фиксируюсь на Виолетте.

Спасибо братцу Кириллу за то, что хотя бы он ответил на мой сто пятнадцатый звонок. Скомкано извиняясь, он скинул мне их местоположение и пообещал задержать ускользающего перепуганного Оленя, чтобы мы смогли поговорить.

Что за хрень творится у нее в голове, — остается только догадываться. Ищу ответы, глядя в ее уже такие родные огромные глаза, и нутром чую подступающий армагедон.

—Пройдемся? — цежу ей без эмоций, выдыхая облако дыма, когда они с Кириллом наконец-то выходят к нам.

Максимиллиан открывает дверь машины, приглашая Кирилла в тачку, пока я приближаюсь к вкопанной на крыльце кафе Виолетте.

Розовая неоновая вывеска и фонари вдоль улицы — единственные источники света, которые позволяют различить долбанное подозрительное спокойствие на лице Олененка.

—Идем? — приобнимаю ее за спину, подталкивая пройтись со мной вдоль улицы.

Держусь, чтобы не слишком очевидно ковылять при ней, я только утром валялся на кушетке. Бочину все еще ломит, в башке туман, а под ребрами лупит сердце.

Пытаюсь взять ее за руку, но она как бы невзначай убирает ее в карман. Мне совсем не нравится эта херня.

Мы бредем по опустевшему тротуару, оставляя кафе далеко позади нас. Бредем мимо молчаливых домов, в которых тусклыми квадратами горят чужие окна. Сверху начинает мерзко сыпать первым снегом больше похожим на заледеневший дождь.

—Виолетта, что происходит? — не выдерживаю тишины.

Молчит. Топит вперед, даже не поворачивая своего вздернутого носа в мою сторону.

Грубо разворачиваю ее за плечи лицом к себе, я не хотел так резко. Бесконтрольно вышло.

—Убери руки! — неожиданно зло выпаливает Виолетта.

—Что происходит, блять? — конечно же, не отпускаю. —Почему ты не берешь трубку?

—Вил, послушай, — она все же убирает мои руки от себя. —Я не отвечала, потому что не хотела.

Внутри вдруг щелкает механизм и все шестеренки тормозят, издавая ржавый скрежет. Можно назвать это очень хреновым предчувствием.

—Почему? — в ожидании продолжения ее монолога здоровой рукой нервно убираю волосы назад.

—Потому что…, — она осекается, но затем собирается и продолжает, —Мне нужно было время подумать и я поняла, что нас больше ничего не связывает.

Охуеть, блять! Вот это у нее оленье стадо, конечно, по лесу разбежалось.

—Олененок, глупый! — снова делаю попытку заключить ее в объятия, но упираюсь грудью в останавливающую меня ладонь. —Подожди, давай поговорим. В каком смысле, ничего не связывает? Ты мне нужна, у нас ведь чувства! На тебя просто слишком много всего навалилось….

—Нет, Вил, — жестко перебивает меня, игнорируя признания. —Нужно было еще раньше тебе сказать, но… я не могу ответить тебе взаимностью.

Естественно, я не поверю в такую дичь.

—Ты все это время играла, хочешь сказать? — снова достаю сигарету, но нервно разрываю ее в руках.

Виолетта смотрит на меня максимально холодно: —Нет, мне правда было хорошо с тобой. Все это было… забавно, — выдает мне мое же слово, я с самого начала считал ее именно забавной.—Ты такой непокорный студент и я такая, пытающаяся поставить тебя на место училка. Тайные встречи и наши игрища, пожары и взрывы, прямо как у героини боевика....

Что за ерунду она несет?

Все это Олененок выдает с невозмутимым лицом, но абсолютно неестественным голосом, как будто поверх движения губ ей озвучку искусственным интеллектом наложили. Блядский заученный текст.

—К чему ты клонишь? — начинаю раздражаться.

—По большому счету, Вил, если откинуть весь этот антураж, — у меня и не было к тебе чувств.

—Да что ты говоришь! То есть твои слезы в больнице мне привиделись? — ухмыляюсь, хотя внутри извергается вулкан негодования.

—Ты мне близок, бесспорно. Я переживала за тебя, как переживала бы за Макса или за Аню Новик, но ты мою доброту с чувствами не путай, — хлещет меня своим роботическим голосом.

—А ты мне свои чувства за доброту не выдавай! — выкрикиваю ей.

—Прости, но сердцу ведь не прикажешь, — показательно безразлично пожимает плечами.

—Это когда ты успела сочинить такой бред? — на повышенных выдаю.

Она прикрывает глаза и с выдохом выдает: —После взрыва и больницы, когда все нормализовалось, я поняла, что ничего не чувствую. Хотела дождаться твоего восстановления и потом поговорить. Да, была страсть и яркие эмоции, хороший секс, но… не любовь, понимаешь? Поэтому я ни разу не смогла признаться тебе в ответ.

Чувствую, как высоко дергается мой кадык, пытаясь проглотить слезный ком, поступающий к горлу.

—Ты себя слышишь? — произношу совсем уж жалко почти шепотом. —В глаза мне сейчас скажи это!!!

—Что ты хочешь услышать?

Что я хочу услышать?

Что ты просто напугалась.

Что мы все преодолеем.

Что ты зла на меня.

Что ты ненавидишь меня.