Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад

- Я поехал в центр искать старого друга моего отца, нотариуса Ноэля. Но мне не повезло его застать в адвокатской конторе. Когда я поеду отсюда, то я хочу поговорить с ним. Он был нотариусом семьи Д`Отремон в течение многих лет. Не знаю, почему он отдалился от нашего дома, но хочу, чтобы он вернулся. Это добрый и порядочный человек, мой отец его очень ценил…

Старые часы прогремели вибрирующим звуком колокола, и Айме забеспокоилась:

- О…!

- Что такое, Айме? – заботливо спросил Ренато.

- Уф! Ничего… а что ты хочешь? Жара… ужасно жарко здесь внутри, - пожаловалась Айме.

- Хотите пройти в комнату выпить кофе? – предложила Каталина.

- Ты не можешь сильно задерживать Ренато, мама, - упрекнула Айме, бросая взгляд на часы. – Ты уже слышала, что он должен увидеть сеньора…

- Есть время… После того, как я поговорю с ним, я, может быть, вернусь в Кампо Реаль этой ночью, - объяснил Ренато. – Дорога хорошая. Чудесно светит луна, и я с нетерпением хочу сообщить матери положительный результат ее приглашения. К тому же, чем раньше я уеду, тем раньше вернусь за вами. Когда вы будете готовы? В пятницу? Субботу?

- Думаю, что в пятницу, правда девочки? – спросила Каталина.

- Я готова в любой момент, - заверила Моника.

- А ты? - спросил Ренато невесту; но не получив ответа, снова спросил, настаивая: - Айме… ты слышишь меня?

- О, да, да, конечно… Что ты говоришь? – воскликнула Айме нерешительно, как будто выходя из спячки.

- Ренато сказал, что вернется за нами в пятницу, но ты как будто в облаках витаешь… - объяснила Моника с завуалированным упреком в голосе.

- Дело в том, что мне жарко. Когда наконец принесут кофе?

- В любом месте это делают одинаково, - согласился Ренато. – Мы выпьем его прямо здесь, так как его принесли, и я сокращу разговор после еды, хотя не знаю ничего сложнее, чем уехать из этого дома.

Он снова улыбнулся, глядя на Айме, чья улыбка была подобна гримасе. Она больше не могла, была в отчаянии, и с содроганием вспоминала угрозу Хуана прийти за ней, если она не явится на свидание.

В дверях две женщины смотрели, как уходил Ренато. Затем Моника удалилась, рухнув без сил в ивовое кресло, а пока сеньора Мольнар тихо прикрыла дверцу, ища взглядом младшую дочь, спросила у Моники:

- Куда ушла твоя сестра?

- Не знаю. Ей было жарко… в сад, разумеется.

- Какой приятный Ренато, правда?

Моника не ответила; она опустила голову, словно погрузившись мыслями в море волнений и мучений души. Сеньора Мольнар медленно вошла в свою спальню, пока, проходя дом, исполненная нетерпения Айме ворвалась в комнату сестры. На стуле висела черная накидка, которая покрывала послушнические одежды Моники, чтобы выйти из дома. Айме быстро забрала ее и продолжила путь, все более увеличивая шаг. Оказавшись в саду, она завернулась с ног до головы в темную ткань, проскользнула, словно тень, к деревьям, теряясь в них и направилась к пляжу.

- Моника… Как странно! Странно, что она так выходит! Все так странно в ней.

Ренато Д`Отремон думал вслух, в сильном недоумении и удивлении. Он стоял всего в пятидесяти метрах от дома Мольнар, белые стены которого освещала ясным светом полная луна. Он задержался у того угла, где должен был повернуть, теряя из виду старый особняк. Он задержался в непреодолимом порыве влюбленного взглянуть еще раз хотя бы на те стены, где жила его любовь. Он задержался в нетерпении, ожидая увидеть сквозь решетки окна фигуру Айме, но никого не было ни в окне, ни у дверей… Он лишь увидел проходившую тень… Он почувствовал странное беспокойство. Шаг за шагом он вернулся к дому и обошел его кругом. Свет был в двух комнатах. Две из трех женщин, живущих в этом доме, не спали, подумал Ренато. Словно совершая святотатство, он проник в сад теней.

Он пришел к сердцу самой рощи, где висел гамак на двух стволах. Сейчас свет луны проходил сквозь ветки, проникая серебряные остриями через шелковую сетку и в воды ближайшего ручья, переливаясь звездами. Очень медленно наклоняясь, он поднял с земли платок, надушенный сиренью, и зеркало, оставшееся рядом с гамаком. Он узнал это зеркало, которое было любимой игрушкой Айме, он видел его сотни раз в ее руках, видел, как оно отражало ее красоту, как сейчас оно отражало звезды, словно прозрачное крошечное озерко. И с нежностью в голосе он прошептал:

- Айме… жизнь моя…

Он поцеловал холодное стекло, столько раз отражавшее маленький рот, сладкий и горячий, источник жизни для него. Затем он опустил голову. Внезапно он почувствовал стыд. Он был сейчас как вор. Встревоженный, он посмотрел на дом. Из двух окон одно уже погасло. А другое продолжало блестеть желтоватым светом.

- Айме… Ты ведь не спишь, правда? Думаешь обо мне, мечтаешь? Читаешь? Молишься? Может быть, ждешь, как и я, завтрашнего дня, чтобы снова меня увидеть?

Тихонько он положил зеркало в карман и удалился быстрым шагом.

13.

- Христос, услышь меня… Христос, помоги мне. Боже, поддержи меня, дай мне силы в этой муке, дай мне твой свет во тьме… Услышь меня…

На коленях, перед изображением Распятия, господствующего в спальне, где прошли годы ее невинного детства, Моника молилась… Молилась со сцепленными ладонями, распахнутыми глазами, устремленными на Него, от кого ждала всего, с бледными дрожащими губами, со страстным сердцем, глухо стучавшим в груди…

- Почему нужно доводить меня до предела, Боже? Почему нужно меня ставить вновь перед ним? Почему нужно вести меня к искушению? Зачем нужно делать так, чтобы проснулись все воспоминания, и без того плохо уснувшие? Зачем делать так, Боже? Почему испытание должно быть таким тяжелым?

Во всем доме стояла тишина, кроме ее голоса, в котором были слышны приглушенные рыдания. Все было спокойно, кроме мучившейся души, которая сжалась, желая избежать своей пытки, и чтобы в конце концов ее принять:

- Христос… В ночь перед мучением ты тоже отказался от чаши. В Гефсиманском Саду ты пролил кровавый пот, горько плача, прося Отца смилостивиться к Твоей слабости. Сегодня я прошу у тебя милосердия… милосердия или силы, чтобы победить себя, чтобы подавить удары моего сердца, дабы усмирить свою мятежную плоть… Не сжалишься надо мной, Господи? Не пожалеешь меня? Ответь мне в моей сердце! Ответь мне! – ее горло перехватило рыдание, прервав молитву. Но вскоре ее охватило чувство смирения, и она воскликнула: - Да будет воля Твоя, Боже… не покинь меня в этом испытании.

- Хуан! Мой Хуан! Что ты здесь делал?

Да, там был Хуан. Это был он, его объятия, жадные и чувственные губы, целующие ее с неутолимой жаждой. Она встретила его на вершине обрыва, куда подступали деревьями их сада…

- Я пришел за тобой. Я предупреждал, что сделаю это. Никогда не угрожаю напрасно, Айме, чтобы ты знала. Ты не посмеешься надо мной. Ты меня не интересовала, я не хотел попадаться в твои сети… Хорошо знаю, чего можно ждать от таких женщин, как ты…

- О, Хуан… мой влюбленный волк!

- Влюбленный, я?

- Как же тогда называется то, что ты чувствуешь? Я тебя не привлекала, но ты меня все время ищешь. Ты не хотел приближаться ко мне, а сейчас ты умираешь от ожидания встречи со мной. Если это не любовь, тогда что?

- Меня это знаешь ли не волнует, – грубо ответил Хуан. – Но ты меня выслушаешь. Я ничего не хотел к тебе чувствовать, но ты задалась целью заставить меня и добилась этого. А теперь пойми, что по этой причине ты не будешь управлять мной из прихоти. Когда я приеду, тебе придется меня ждать, придется принять меня, придется приходить, когда я тебя позову, и я найду тебя, где бы ты не была. И это я как раз собирался сделать.

- И тебя не волнует, что ты этим причинишь мне вред?

- Берегись, чтобы мне не пришлось этого делать. Я не пошел в твой дом… Ты спустилась к моему морю, в мой грот. Тебя развлек дикарь, тебе было любопытно, какова любовь самого Хуана Дьявола. Ну теперь ты это знаешь. Это не то, что ты можешь отвергнуть, если вдруг захочешь. Я не буду твоей игрушкой, не буду куклой ни для какой женщины. Женщины были сделаны для мужчин…