Извращенная Гордость (ЛП) - Рейли Кора

— В следующий раз, когда будешь думать о том, чтобы трахнуть нас, посмотри на свою племянницу, Данте, и вспомни, как ты подвел ее.

Лицо Данте было каменным, но что-то темное мелькнуло в его глазах. Я не могла встретиться с ними взглядом. Меня пронзил жгучий стыд за то, что я позволила Римо сделать, за то, что я сделала. То, что я хотела сделать, то, что я все еще хотела сделать.

Римо наклонился ближе, его губы коснулись моего уха.

— Я владею тобой, Ангел. Помни это. Ты отдала мне часть себя, и ты никогда не получишь ее обратно. Она мой, что бы ни случилось дальше.

Данте, Данило и мой отец выглядели на грани нападения, их тела были напряжены, выражения искажены ненавистью и яростью. Они хотели защитить меня, когда я больше не хотела спасения, не могла быть спасена, потому что я безвозвратно была потеряна.

Я слегка повернула голову и встретилась с холодным взглядом Римо.

— Я не единственная, кто что-то потерял, — прошептала я. — Ты отдал мне часть своего жестокого черного сердца, Римо, и однажды поймешь это.

Что-то промелькнуло в глазах Римо. Эти жестокие глаза, которые преследовали его жертв в кошмарах ... как долго они будут преследовать меня? Особенно когда они смотрели на меня не с жестокостью или ненавистью, а с гораздо более ужасающим чувством.

Затем он оторвал от меня взгляд и посмотрел на дядю. Я могла думать только о том, что он не отрицал моих слов. У меня было жестокое черное сердце Римо, и, возможно, это было самым болезненным осознанием.

— Отдай Скудери, — сказал он.

Данте ухватился за веревку, туго обвившую сопротивляющегося Скудери, и потащил его к нам. Я знала своего дядю всю свою жизнь, но никогда не видела такого выражения на его лице. Полная ярость и сожаление. Он толкнул Скудери на землю на полпути к нам.

— Отпусти мою племянницу, сейчас же, — приказал он.

Римо усмехнулся. Это был трюк. Должно быть, это уловка. Римо сам сказал: Я принадлежу ему. Он владел мной. Телом и душой. Он не отпускал меня. Хуже всего было то, что в глубине души я надеялась, что он этого не сделает — и не только потому, что не хотела жить среди семьи, которую так ужасно предала, но и потому, что мысль о том, что он может так легко меня бросить, разрывала меня.

Его темные глаза встретились с моими, собственнически и торжествующе, и он наклонился. На мгновение мое сердце остановилось, я была уверена, что он поцелует меня прямо перед всеми, но его губы слегка коснулись моей щеки, прежде чем остановиться у моего уха.

— Я никогда не думал, что ты посмотришь на меня так в тот день, когда я тебя отпущу, как будто дать тебе свободу это худшее предательство из всех. Ты не должна хотеть, чтобы кто-то держал тебя взаперти. Ты должна стремиться к свободе. — он выдохнул, его горячее дыхание заставило меня задрожать. — До Свидания, Серафина.

Римо отпустил меня и оттолкнул от себя. Я отшатнулась от него, сердце бешено колотилось в груди. Сильные руки схватили меня и быстро оттащили от Римо. Я шла к своей семье, к своему жениху, к свободе, но не чувствовала себя свободной.

Данте был рядом со мной, и Данило шагнул ко мне, потянулся ко мне, и я вздрогнула, чувствуя себя недостойной его прикосновения после того, как предала его, предала наряд с Римо. Данте и отец напряглись, а Данило опустил руку и отступил от меня с взглядом, полным ненависти к Римо. Но хуже всего было выражение лица Римо, потому что, встретившись с ним взглядом, я поняла, о чем он говорит.

Я владею тобой.

Я чуть не упала в объятия отца, и он крепко обнял меня, шепча слова утешения, которые я не расслышала, и потянул меня к машине. Я не смотрела на него.

Прежде чем сесть в машину, Фабиано погрузил отца на заднее сиденье. Еще раз взглянув на меня, Римо последовал за мной и уехал.

Уехал.

И снова я вздрогнула, потому что часть меня, та часть, которая пугала меня больше всего, скучала по Римо.

Я владею тобой. Он владел.

Папа сел со мной на заднее сиденье, все еще прижимая меня к груди и гладя по волосам, и новая волна вины захлестнула меня. Данте сел за руль, Данило сел рядом. Мой жених посмотрел на меня в зеркало заднего вида, и я опустила голову, мои щеки пылали от стыда.

— Теперь ты в безопасности, Фина. С тобой больше ничего не случится. Прости, голубка. Мне так жаль, — прошептал папа мне в волосы, и я поняла, что он плачет. Мой отец. Член мафии с подростковых лет. Младший босс Миннеаполиса. Он плакал в мои волосы, прямо перед своим Капо и моим женихом, и я развалилась на части.

Я вцепилась в его куртку и заплакала, впервые с тех пор, как себя помню, а отец обнял меня еще крепче.

— Прости, — выдохнула я, прерывистые слова были полны отчаяния. Слов было недостаточно, чтобы передать степень моих грехов. О моем предательстве.

— Нет, — прорычал он. — Нет, Фина, нет. — он дрожал, его хватка была болезненной.

— Римо ... он ... я.

Папа обхватил мою голову.

— Все кончено. Все кончено, Фина. Клянусь, однажды я выслежу его. Я убью его за то, что он сделал с тобой... за ... за то, что причинил тебе боль.

Я сглотнула. Он думал, что Римо изнасиловал меня. Они все так думали, и я не могла сказать ему правду, была слишком труслива, чтобы сказать ему.

Закрыв глаза, я прижалась щекой к его груди. Папа крепко обнял меня, покачивая, как маленькую девочку, словно таким образом мог вернуть мне невинность.

Освободит ли его правда? Освободит ли их всех или сломает их еще больше? Я больше ни в чем не была уверена.

РИМО

Фабиано то и дело бросал взгляды на отца, который сидел на заднем сиденье машины и, казалось, был готов вцепиться в него.

— Твой план действительно сработал. Ты раздавил гребаный наряд, — сказал Фабиано, поворачиваясь ко мне.

Я уставился на дорогу. Триумф, к которому я стремился, разрушая наряд изнутри, я держал в руках. Я видел это на лицах моих врагов. Я знал, что они будут продолжать страдать.

Фабиано заерзал на стуле.

— Римо, ты ведь понимаешь, что мы победили? Мы взяли моего отца. Твой безумный план сработал.

— Да, мой план сработал …

— Тогда почему ... — глаза Фабиано расширились.

Моя хватка на руле усилилась.

— Мы можем попытаться похитить ее снова. Однажды это сработало, кто сказал, что это не сработает снова, — сказал он почти недоверчиво.

— Нет, — резко ответил я. — Серафине не место в неволе.

Фабиано покачал головой.

— Они выдадут ее замуж за Данило. Даже если ты испортил товар, она все еще племянница Кавалларо, и Данило было бы глупо отказываться от брака, потому что она больше не девственница.

Я хотел убить кого-нибудь, хотел пролить кровь.

— Она не выйдет за него.

— Римо...

— Ни слова больше, Фабиано, или, клянусь, у тебя не будет шанса разорвать отца в клочья, потому что это сделаю я, а потом, возможно, и ты.

Нахмурившись, он откинулся на спинку сиденья.

— Мне позвонить Нино?

— Мы увидимся с ним через пять гребаных минут, — прорычал я.

— А теперь заткнись.

Мы встретились в Сахарнице. Фабиано потащил отца в подвал, а я сел за барную стойку. Джерри молча поставил передо мной бутылку бренди и стакан. Нино присоединился ко мне через пару минут.

— Самолет Маттео и Ромеро прибыл тридцать минут назад. Они скоро будут здесь.

— Хорошо. Знак доброй воли для Луки.

— Он все еще недоволен похищением. Но теперь, когда мы вернули Серафину и дали его брату и капитану шанс принять участие в пытках, он, вероятно, вернется. Нам не нужен конфликт с семьей. Наряд начнет атаковать достаточно скоро.

— Приготовь клетку для боя. Два противника. Смертельный бой. Завтра. Самое позднее на следующий день.

Нино схватил меня за плечо.

— Римо. Мы не можем позволить тебе играть со своей жизнью сейчас. Ты нужен нам сильным.

Я встал и криво улыбнулся ему.

— Если хочешь, чтобы я был сильным, дай мне кого-нибудь убить. Я хочу крови. Я хочу калечить и убивать. И я не рискую своей жизнью. Я уничтожу каждого гребаного человека, который войдет в чертову клетку в качестве моего противника.