Рейн покачала головой, широко раскрыв глаза.
— Нет.
— В смысле, нет? — я уставился на нее, сбитый с толку. — Тебе то какая разница? Как ты вообще узнала?
— Нашла твои предыдущие адреса по имени, — Рейн встретила мой взгляд с решительным видом. — Я хочу, чтобы ты повернулся лицом к прошлому, а не прятался от него. Ты никогда ничего о себе не рассказываешь. Если бы меня не было, ты бы проводил свои дни в одиночестве.
— Может быть, мне нравится моя жизнь, — я оскалил зубы.
— Врешь.
— Ты что, мой психотерапевт?
Ее щеки порозовели.
— Твоя девушка
Я потер лоб, пытаясь контролировать свой тон.
— Какое это имеет отношение к моему дому?
— Если ты не откроешься мне, все наши чувства исчезнут со временем. У нас нет никакого шанса, если твоя история будет большим вопросительным знаком.
Уличный знак заставил меня вспомнить ту жестокую ночь. Я сжал кулаки, чтобы не дрожать. Она не понимала, что со мной происходит, когда я здесь.
— Ты не имеешь права тыкать меня носом в то, что произошло, чтобы удовлетворить свое любопытство! Как ты смеешь?
— Кассиан, я пытаюсь помочь, — она сжала мои кулаки, ее глаза уже наполнились слезами. — Потому что я о тебе забочусь. Я хочу помочь тебе исцелиться.
Мой голос похолодел.
— Исцелиться?
Она схватила свои ладони, побелев.
— Да.
— Ты считаешь меня сломленным человеком, да? Что лишь ты одна можешь исправить меня? Ты не мать Тереза. Ты даже не представляешь, с чем мне приходится сталкиваться.
— Конечно, ты мне ничего не рассказываешь.
— На то есть веские причины, — проворчал я. — Тебе никогда не приходило в голову, что я не хочу исцеления?
Рейн погрузилась в слезливую тишину. Ее лицо сморщилось. Мои легкие сжались, когда она подавила рыдание, но прежде чем я успел прикоснуться к ней, она расстегнула ремень безопасности.
— Рейн, прости…
Она даже не взглянула на меня. Она вышла из машины и, не оглядываясь, прошла мимо моего окна. Я сидел, парализованный.
Почему я поливал кислотой ее нежное сердце каждый раз, когда она пыталась помочь? Она не виновата, что решила, будто смерть моей сестры была несчастным случаем.
Если я отпущу ее, то потеряю навсегда.
Я выскочил из машины. Когда я, шатаясь, вышел на улицу, мои легкие сжались. Ярко-голубое небо являло собой фантастический вид на фоне оштукатуренных домов, ведущих вверх по склону.
Я искал Рейн. Хотел потащить ее к «Лексусу», извиниться и рассказать всю правду.
Но тут не было ничего, кроме рядов полуразрушенных домов, решеток на окнах, сломанных детских велосипедов, лежащих на пожелтевшей траве. Я обыскал подъездные дорожки и пролез между планками забора на заднем дворе. Мои надежды рухнули, когда до места назначения оставалось всего пять домов.
Черт.
Я возвращался к этой ночи несколько раз в год. Каждый шаг вперед усиливал жжение, исходящее от моих рук. Оранжевые языки пламени взметнулись к почерневшему небу. Огонь был повсюду. Он окружал меня, выпрыгивая из темных уголков моего сознания.
Цифры, нарисованные на бордюре, росли, пока не достигли отметки 406.
Я сжал кулаки и подавил страх. Это просто четыре стены и штукатурка.
Мое дыхание замедлилось, я поднял глаза.
Двухэтажный дом стоял на мертвой лужайке. Я возвращался только один раз после пожара, чтобы спасти что-нибудь из вещей сестры. Это сооружение не имело ничего общего ни с домом моего детства, ни с его ужасными последствиями.
Забор из металлической сетки отделял лужайку от соседей. Золотисто-желтая штукатурка приятно контрастировала с темно-коричневой черепичной крышей. Он едва напоминал призрак из моего прошлого.
Горе сдавило мне горло. Я вспомнил испачканные травой джинсы моей сестры, лежащей на лужайке, прислонившейся спиной к дереву, ее наморщенный лоб, и как она уткнулась носом в книгу.
Мои глаза затуманились. Я повернулся спиной к дому и опустился на тротуар, чувствуя, как энергия покидает мои конечности. Прошло несколько минут, прежде чем пара шлепанцев ступила на тротуар.
Лицо Рейн превратилось в маску слез, но она не издала ни звука. Она не могла встретиться со мной взглядом. Ее губы дрожали.
Я был уверен, что она хочет извиниться, но мне не нужно было этого слышать.
— Солнышко, иди сюда.
Она помедлила. Я схватил ее за руку и потянул вниз. Ее теплое тело прижалось к моему боку. Я обхватил ее дрожащую талию и указал пальцем.
— Клэр читала под тем деревом. Я все еще вижу ее, — я усмехнулся при воспоминании, но мое сердце сжалось от боли. — Господи, как бы мне хотелось, чтобы она была здесь.
— Расскажи мне о ней.
— Ей нравилось носить мою одежду. Воровала мои рубашки и прикидывалась дурочкой, когда отец ее ловил. Её бесило, что не производили одежду Черепашек-ниндзя для девочек. Она была бесстрашна. Прокрадывалась на задние дворы соседей, взбиралась на деревья.
